— Ладно, я подумаю, — Щеткин кивнул на койку, где «отдыхал» Хан. — Ты пока потренируйся.
* * *
В кабинете начальника секретной базы, временно занятом под президентские апартаменты, собрались только трое из тайной кризисной комиссии. Адмирал Труба и генерал Бубнов занимались негласной подготовкой к эвакуации.
— Что можно сделать за два часа? — профессор Лебедянко вздохнул. — Результаты обследования приблизительные. Из сорока кандидатов более-менее подходит лишь один, да и тот боится открытых пространств.
— Главное — не наоборот, — заметил Хорошеев. — В рубке «Криптона» пространство будет скорее замкнутое, чем открытое.
— А если он представит себе, какая бездна разверзлась за пределами корабля? — усомнился профессор.
— Для этого нужна фантазия.
— Берем что есть, — решил Президент. — Хорошеев, прикажите своим сотрудникам привести… э-э… пилота.
— Нет, так нельзя! — запротестовал Лебедянко. — Его следует подготовить. Дать ему время осмыслить ситуацию. Не забывайте, что он не способен принимать мгновенные решения.
— Потеряем время, — возразил Президент.
— На подготовку уйдет не больше часа, — заверил профессор.
— А это не будет ошибкой? — задумчиво поинтересовался Хорошеев. — Если он откажется, за час его не переубедить. Быть может, лучше засунуть его в рубку «Криптона» в полном неведении, задраить все люки, а уж после объяснить, что к чему?
— Это неэтично! — возмутился Лебедянко.
— О чем вы, профессор? — службист усмехнулся. — На карту поставлено существование Планеты. Какая тут этика?
— Нет, — вмешался Президент. — Пожалуй, Лебедянко прав. Если этот парень откажется жать на педаль, уже сидя в рубке корабля, мы ничего не сумеем исправить. Дело не в этике, но взойти на мостик «Криптона» пилот должен добровольно. У вас, профессор, самый располагающий вид. Вы расскажете пилоту о задаче, а через час мы соберемся на совещание в полном составе и с его участием.
* * *
— Ё-мое! — увидев, что в камеру вернулся только Федор, воскликнул Кувалда. — А остальных чего, уже почикали? Федька, что за опыты на вас ставили?
Опыты… После финального разговора с упитанным профессором астрофизики Федор ощущал неприятную пустоту в животе и головную боль. Хотя головная боль могла быть следствием зуботычины от Хана. Остальных, наверное, просто отпустили на все четыре стороны. А его, Федора Пустотелова, слесаря-наладчика причальных систем космопорта, оставили, поскольку он по каким-то там параметрам идеально подходил для выполнения вселенской миссии. Страшный сон. Даже больше — полный бред.
— Просто поговорили.
— И чего?
«И ничего… Теперь надо принять решение. Сложить, ради счастья Планеты, голову на переднем крае или равнодушно сгореть вместе со всеми. Сегодня или через месяц. В принципе, вопрос дерьмо. Раз уж не судьба дожить до старости, какая разница, когда погибать? Плевать на сроки. С другой стороны, какое мне дело до человечества? Рано или поздно оно все равно себя угробит. Выкачают из Планеты все ресурсы — и с концами. Термоядерные реакторы, чтобы на воде работали, так и не построили, нефть с углем как добывали, так и добывают, магнитные аномалии выкапывают, ну, и другие всякие жилы разрабатывают, а природа пустоты не терпит — на место добытых ископаемых во все полости магма просачивается. Кору планетную и океаны нагревает. И магнитное поле без аномалий от привычных ориентиров отклоняется, радиацию космическую пропускает. Оттого и климат теплеет, а от потепления всякие ураганы, наводнения и тайфуны. А там, откуда они влагу уносят, — жара, леса горят, дыму, аж не продохнуть. А еще химзаводы химичат, атомные станции нет-нет да взрываются, заводы и фабрики отходы куда попало сваливают, природу губят, пустыню расширяют. Так и катится мир этот дурной в пропасть. Зачем его спасать? Чтобы помер не сегодня, а через сто лет? И какая разница? Может, лучше сразу, без агонии?»
— Чего, чего… Ничего особенного. Поработать предложили. Смертником.
— Круто, — слегка обалдел Кувалда. — И сколько дают?
«Сколько дают… Нисколько. Если б деньги стали предлагать, отказался бы сразу. Дело ведь не в них. Не станет с ними интереснее жить. Богатые скучают ничуть не меньше, чем босяки. Человеку занятие требуется достойное, а не деньги. Они всего лишь один из видов коммуникации. Как речь, письменность или жесты. Вот если людям незачем будет общаться, тогда и деньги исчезнут. Когда, например, всем станет плевать друг на друга, на развлечения, на удобства, на выпивку и закуску. А пока есть хоть какие-то запросы, будет и потребность в деньгах».
— Сухой паек.
— В смысле? — Кувалда растерялся. — Квоту на поставки в армию продовольствия, что ли? Я не понял, ты в бизнесмены записался? А почему — смертником? Это не смертельно. Поделишься с кем надо и жируй себе. Хочешь, я твоей крышей буду.
«Нет у этого Кувалды мозгов. Крыша для смертника. Идиот. От кого прятаться под такой крышей? Поставки продовольствия… Вот, кстати, перекусить бы не мешало. Десять уже. Люська на ужин, наверное, макароны сварила».
— Сухой паек в прямом смысле. А больше никакой оплаты. Кувалда, мне час дали на размышление. Отстань.
— Час? Да ты за это время только полмысли и успеешь подумать, — костолом рассмеялся. — Ты вот что, Федор, пошли их подальше. Забесплатно даже роботы не вкалывают. Тем более если действительно опасное дело.
«Вот именно… Роботы. Чем отличаются люди от роботов? Тем, что могут забесплатно поступить так, как подсказывает совесть. А она такая штука, которую никаким амперметром не измеришь. Она не какая-то там электрическая активность. У нее свои законы, и к физике они отношения не имеют. Нет, я не претендую на звание самого совестливого человека Планеты, но вдруг в этом есть смысл? Хотя бы в этом. Не может же быть, чтобы в спасении такого огромного и сложного мира не было хоть малейшего смысла. А значит, появится он и в моей жизни. Вернее — в смерти. Но ведь так всегда и бывает. Был ли смысл в жизни человека, можно понять, только когда он умрет. Осталась о нем память — был. Не осталось памяти — не было, напрасно рождался, жил и старался прилично выглядеть…»
— Кувалда, ты зачем живешь?
— Я? — бандит округлил глаза и почесал в затылке. — Да ну тебя! Мыслитель хренов! Нашел чем голову надувать. Давай лучше подумаем, как отсюда свалить, пока нас тоже на опыты не увели. Мне в бесплатные смертники неохота… Эй, урки, разрешаю шевелиться!
— Тут четыре уровня автоматической охраны и три кордона, — ожил Хан. — Мы с Барыгой хотели кассу подломить, думали, тут филиал банка, а оказалось — база секретная.
