— Так ведь труп, какое уж тут здоровье, — морально прикончил его специальный агент. — Ну, нам пора. Надо кое-кого пристрелить. Программа зомбирования пробуксовывать не должна.
— При… пристрелить? — инженер стал белее Федорова скафандра. — Кое-кого?
— Ага, — Щеткин многозначительно подмигнул и уже на ходу прицелился в него указательным пальцем. — До встречи.
Инженер покачнулся, но его походя поддержал Совковский.
* * *
— Двенадцать часов, полет нормальный, — бодро сообщил Лебедянко, вваливаясь в кабинет. — Доброе утро, господа.
— День уже, — пробурчал Труба. — Вы никогда не пробовали вставать с рассветом?
— А вы — ложиться?
— До точки стыковки остался один час полета, — с осуждением произнес Хорошеев. — Вас это не беспокоит?
— Нет, — профессор пожал плечами. — А должно?
— Мне казалось, вы более эмоциональный человек, — задумчиво пояснил глава ПСБ. — Откуда такая внезапная выдержка?
— Забавная формулировка — «внезапная выдержка», — Лебедянко усмехнулся. — Я человек эмоциональный, это верно, господин Хорошеев, но не суетливый. Автоматика буксиров работает отлично, а до точки назначения еще час, к чему создавать нервозность?
— Откуда мы будем наблюдать за процессом? — вмешался Труба.
— Я поднимусь на рабочий этаж, в центр управления полетом, а вы можете делать это прямо отсюда, — профессор указал на ряд мониторов. — В общем зале слишком много персонала и всего два кондиционера.
— Господа… — в комнате появился Президент в сопровождении генерала Бубнова. — Все в сборе… отлично. Господин Лебедянко, как идет операция?
— В точном соответствии плану, — профессор указал на мониторы. — Вот взгляните, на первом телеметрия. Астероид уже в фокусе навигационной системы буксира номер один. До посадки осталось сорок три минуты. На втором мониторе — видеокартинка камер второго буксира. Видите темный контур? Так астероид выглядит для непосредственного наблюдателя.
— Для… пилота? — уточнил Президент.
— Да, — Лебедянко почему-то посмотрел на Хорошеева, но, наткнувшись на его изучающий взгляд, отвел глаза.
— А почему мы ни разу не связались с Пустотеловым? — директор ПСБ адресовал вопрос профессору.
— Во избежание нежелательных перехватов мы не стали добавлять к штатному оборудованию буксиров средства голосовой и видеосвязи, — ответил Лебедянко. — Ведь в пространстве находится довольно много корпоративных и частных кораблей, а они ничего не должны знать. Мы же обсудили это еще на первом совещании. Или нет?
— Значит, сам «Криптон» в сцепке с двумя буксирами пусть видят, а перехват — ни-ни? — удивился Хорошеев. — А может, вы просто не додумались? Гении.
— В такой-то спешке, — вступился за профессора Думский. — Это, конечно, просчет, но понять его можно. К тому же до определенного момента пилот ничего не решает и связь с ним действительно ни к чему.
— На третьем мониторе показатели его жизнесистемы, — словно исправляя оплошность, спохватился Лебедянко. — Как видите, все медицинские параметры в норме. Пустотелов жив и здоров.
— А что это за текст? — заинтересовался Президент.
— Это наше нововведение, нечто вроде «черного ящика», только на высшем уровне, — похвастался Лебедянко. — В комплект штатного оборудования входит мыслеграф. Все, о чем думает пилот, фиксируется и передается в центр управления полетом. Так мы сможем реагировать на нештатную ситуацию быстрее, чем при обычной связи.
— А пилот об этой подстраховке знает?
— Судя по тексту — нет, — заметил Хорошеев. — И, опять же, судя по тексту, вы напрасно пренебрегли традиционной системой связи. Мне кажется, наш герой заблудился в трех соснах.
«Урод этот инженер, — меланхолично размышлял Федор. — Все рассказал, а о главном — ни слова. Первый буксир, второй буксир. А какой из них какой? Я в каком был и куда вот сейчас перешел? Хоть бы краской цифры намалевали. А может, я в рубке этого „Метана“, или как его… „Криптона“? Нет, в ней не должно быть приборов, а тут они есть. Но и в той кабине, откуда я пришел, тоже есть. И мигают они так же, теми же лампочками. Угораздило же потеряться. С другой стороны, как можно двенадцать часов в туалет не ходить? Я смертник, конечно, но ведь не мученик. Ищи теперь, откуда вышел и куда шел. Пункт А и пункт Б. С другой стороны, какая разница? Никакой. Но это если из кабины второго буксира тоже дверь в „Криптон“ откроется. А если нет? Если, к примеру, она откроется из рубки первого, а я буду во втором. А время уйдет. Вот и отправится вся планетарная миссия коню под хвост…»
— Он что, не знает устройства скафандра? — удивился Труба. — Там же все предусмотрено. Зачем ему отдельный сортир?
— Инструктаж невнимательно слушал, — сквозь зубы процедил профессор. — Ну, Пустотелов, ну, идиот!
— Да и вы хороши, — Президент устало потер глаза. — Не могли действительно цифры нарисовать?
— Кто же знал? Ему ясно сказали — сидеть на месте!
— Ему сказали ничего не трогать, — возразил Хорошеев. — А двери в рубку «Криптона» и в самом деле открываются только из одного буксира?
— Из обоих, — заверил Лебедянко.
— Что же вы нервничаете? — директор ПСБ с подозрением прищурился.
— Я спокоен, — профессор высокомерно скривился. — Господин Президент, разрешите мне проверить, как там дела у диспетчеров. Раз придется открыть оба перехода в «Криптон», следует внести изменения в полетный план. Это не коррекция курса, конечно, но все равно…
— Идите, — отпустил его Думский.
— Все у этих ученых через жопу, — заявил адмирал Труба. — Я вам когда еще говорил, господин главком, отдайте проект «Криптон» флоту! Уж мои бы специалисты все детали учли и пилота натаскали так, что он даже дышал бы по счету с Планеты!
— Поздно, — Президент нервно потер ладони и кивнул на центральный монитор. — Странно… почему это астероид так развернулся?
— Это не астероид развернулся, — пояснил Труба как наиболее искушенный в телеметрии космических маневров, — это «Криптон» заходит на посадку.
«Вся жизнь дерьмо и люди в ней микробы, — Федор меланхолично покачивался в кресле, закинув ноги на пульт. — Но когда Вселенная дернула за рычаг смывного бачка, микробы вдруг возомнили, что смогут остановить поток воды, и выслали ему навстречу обрывок туалетной бумаги… До стыковки с астероидом пять минут. Затем должен будет послышаться звук открывающихся люков и внутреннее пространство буксиров объединится с рубкой „Криптона“. Я перейду на этот вонючий суперкрейсер, нажму кнопку и стану Неизвестным героем — спасителем сортира. Полный абзац. Зачем подписался? Чего не жилось? Острых ощущений захотелось? Так ведь плевать на них. Тем более не такие уж они острые. Сидишь, как в консервной банке, даже иллюминатора нет, чтобы на астероид этот долбаный посмотреть. Как шестеренка в механизме: провернулся в нужный момент — и прощай, ты свое отработал, отправляйся в утиль…»
