— Спасибо, Андрей. Я так напугалась… Не думала, что ты такой.
— Какой? — улыбнулся я.
— Ну не знаю, взрослый, что ли. Сильный.
— Я просто моложе своих лет выгляжу. Намного моложе. Но жениться мне все равно еще рано…
— Да я же не претендую, — заулыбалась Маша.
Друзья, спасибо за прекрасные отзывы. Благодаря вашему вниманию, книга уверенно держится в строчке “ПОПУЛЯРНОЕ”.
Ставьте лайки, подписывайтесь на автора и пишите комментарии. Приятного чтения.
Глава 11
В пятницу вечером Саныч собрал всех воспитанников на генеральную уборку боксерского зала. Мне не особо хотелось возиться с тряпками и ведрами, но пришлось тоже прийти, чтобы не уронить репутацию в глазах тренера.
Он относился ко мне с некоторым уважением. Не знаю почему. На других воспитанников часто покрикивал. Называл ленивыми курицами и часто назначал штрафные отжимания. Заматерился на занятии — двадцать отжиманий, тренировку без причины прогулял — пятьдесят. С куревом спалился — вон из секции.
Про себя тренер рассказывать не любил, я так и не знал, есть ли у него семья, где и чем он живет. Хотя, итак ясно, чем. Часть своей зарплаты он нередко тратил на обновление нехитрого боксерского инвентаря: лапы, боксерские мешки, скакалки. Это навело меня на мысль, что Саныч, все-таки, волк-одиночка. Вряд ли бы старая волчица (а молодая тем более), позволила ему личные деньги обращать в пользу секции.
И ходил он всегда, будто на танцы собрался. На вечер “Для тех кому за тридцать”. Подтянутый, гладко выбритый дедок, со старательно прилизанными остатками седых волос. Только неизменную красную олимпийку никогда не снимал. Даже в жару с длинным рукавом ходил. Один раз рукав немного задрался, обнажив запястье. Я успел заметить синеву татуировки. Что-то Саныч скрывал.
Да пофиг. Мужик он настоящий, сразу видно. А тараканы и другие насекомые в голове у каждого разумного существа должны быть. Главное, не выпускать их на волю, а держать под стеклом и поменьше кормить бессмысленными терзаниями.
Был еще один “грешок” у Саныча. Официально детей можно было записывать в секцию бокса с двенадцати лет, и на соревнованиях самая младшая возрастная категория была именно такой. Но Саныч на свой страх и риск брал и более мелких. Просто не светил ими, на соревнования не возил и тренировочных спаррингов им не устраивал. Мальки занимались ОПФ, молотили по лапам и мешкам. Осваивали скакалку и другие прыганья. За такую самодеятельность тренеру могло прилететь из комитета по спорту, но чиновники смотрели на это сквозь пальцы, так как его секцию посещала парочка ребятишек, чьи родители прочно обосновались в исплокоме.
Я продуктивно занимался боксом, и Саныч даже собирался выставить меня на городские соревнования. Но я отмахивался. Говорил, что скоро на завод устроюсь и не известно, что с тренировками получится.
В спорте я продвигаться не планировал. Спорт — штука непредсказуемая. Пока молодой и здоровый — звезда, а потом (если только ты не олимпийский чемпион) про тебя через месяц уже забудут.
Моя задача — набрать форму и пробиться в ментовку. А там дальше вперед двигаться. Не думал, конечно, что в этом будут такие сложности. Форму набрать оказалось гораздо проще. В моем времени, все наоборот было.
Субботник был в самом разгаре. Малышня усердно шоркала пол и крашенные стены тряпками, натертыми кусками хозяйственного мыла, а мы с Быковым, как самые старшие, таскали ведра с водой.
Саныч заложив руки за спину вышагивал по залу, как птица-секретарь в поисках сусликов, периодически тыкая заскорузлым пальцем в недочеты уборки своих подопечных.
— Это хорошо еще окон здесь нет, — вздыхали пацаны. — А то бы совсем погибли.
Так называемый субботник, вопреки завещаниям человека с бревном, проходил в спортзале не раз в год, а каждый месяц. Это не очень им нравилось.
Но Саныч любил чистоту. Штатная уборщица больше грязь размазывала, чем убиралась, умело используя для этого кусок вонючей мешковины и почерневшую от времени деревянную швабру.
Когда уборка, наконец, закончилась пацаны радостно побросали ведра и поспешили смыться. Но Саныч их отловил и заставил все за собой убрать. А особо шустрых, перемыть еще пол в дальнем углу.
Домой мы пошли уже когда начинало темнеть. Погода стояла пасмурная и набежавшие тучки раньше времени погасили закатное солнышко.
Мы с Быковым вышли из спортзала вместе.
— Может по пивку? — неожиданно предложил он.
Я с удивлением на него уставился. С чего это он вдруг такой добренький? Я представил кружку пенного. Вдруг нестерпимо захотелось попробовать здешнего пива. Раньше часто баловался чешским нефильтрованным, а как сюда попал, ни разу не выпивал. Молодой еще и не хотелось, пока Быков не напомнил.
— Нам не продадут, — я задумчиво поскреб макушку с отросшими вихрами. — С восемнадцати же только.
— Еще как продадут. Ты на меня посмотри. Многие думают, что мне под тридцать. Или ты пиво не разу не пил?
— Такое точно не пил.
— Тут пивнушка недалеко есть. Она сегодня допоздна, суббота же.
— Ну веди.
Мы прошли несколько кварталов и очутились на улице Мира. Пивнушка, она же, пивбар, оказалась в старинном доме дореволюционной постройки с огромными арками окон и щербатыми колоннами при входе. У ее крыльца паслась стая наглых голубей, выпрашивая у прохожих семечки и прочие крошки.
Мы шагнули внутрь. В пелене дыма вырисовывалось множество круглых столиков, намертво привинченных единственной длинной ногой к полу. Словно гигантские грибы, они усеяли просторное помещение с высоченным потолком и карнизной лепниной.
В воздухе висел стойкий запах табака и свежего перегара. Еле слышную музыку, доносившуюся из транзисторного “Маяка”, что примостился на широком подоконнике, заглушал звон кружек и шумные разговоры многочисленных посетителей.
Возле затертого прилавка, наступая друг другу на пятки, толпился народ. Дородная тетка в белом переднике и с пухлыми губами ярче советского флага разливала страждущим вожделенного напитка из неказистого латунного краника.
Ее сарделечные руки ловко выставляли перед мужиками наспех помытые кружки, усеянные узорами отпечатков. Мужики галдели и возмущались, что, мол, не долила Петровна. До ободка не достала.
Тетка фыркала, поправляя выпирающую из-под фартука увесистую грудь и командирским голосом вещала:
— Сегодня не разбавляла! Буду не доливать!
Мы выбрали свободный столик. На нем красовались пустые кружки и остатки вяленой воблы на расстеленных листах “Комсомолки”.
— Стой здесь, я сейчас, — сказал Антон. — Не свети своей молодой рожей. Я сам пиво возьму.
Он нырнул в очередь, а ко мне подошла юркая пожилая женщина в фартуке и белом чепчике. Она ловко смела рыбью шелуху и протерла стол тряпкой.
Через минуту вернулся Быков. В руках он тащил две пол-литровые кружки с жигулевским. Он торжествующе водрузил добычу на стол и, улыбаясь, похвастался:
— Без очереди проскочил. Пока они там братались, — Антон кивнул на цепочку из красномордых разгоряченных людей, в головной части которой обнимались подвыпившие мужики, обсуждая грандиозные совместные планы в пивнушке на сегодняшний вечер, — не заметили как я впереди них протиснулся.
Парень поднял кружку:
— Ну, давай, за мир во всем мире!
Мы чокнулись. Я с наслаждением опустошил залпом сразу половину кружки. Пиво оказалось не слишком холодное и немного кислое. Но по вкусу — волшебное. Настоящее, не порошковое. Или раньше умели делать, или я просто соскучился. В СССР пивзавод в каждом нормальном городе был. Натуральное пиво быстро портилось и перевозить его далеко не получалось.
Я заметил, что Антон косится на четверых парней, что примостились в углу за столиком. Пришли они чуть позже нас. Особо ничего не пили. Лишь двое из них нехотя цедили по кружке пенного. Периодически тоже на нас поглядывая. Смотрелись они постарше нас. Лет под тридцать каждому.
