проста в своих образах, что даже понятна для иноземца, который не проникался всей героичностью личности первого императора. Впрочем, в этом заслуга не только самой пьесы. То, что сновидцу представление понравилось, говорит о многом. Как минимум о том, что Канцлер, когда сомневалась в своей задумке, снова опиралась на стереотипы о тевинтерских магистрах, а не на логичность, что человек дворянского происхождения и воспитания, особенного такого обширного кругозора и любопытства, будет искушён театральным искусством и вполне способен проникнуться и получать удовольствие от постановки чужой для него пьесы.
Тем не менее без особо ярких впечатлений для Безумца тоже не обошлось, но не из-за пьесы, а уже самих особенностей орлесианского театра, которые, как правило, чужды всем иностранцам. Театр продолжал любовь Орлея к маскам, сделав их по сути главным и единственным маркером персонажей. В них соблюдается строгая иерархия форм и цветов, по которым зрители могут понять важность того или иного персонажа. Личность актёров неважна — важна лишь их актёрская игра, а всё остальное зрителю расскажет маска, на него надетая. Например, зелёные полумаски соответствуют главным мужским ролям, а такие же фиолетовые — главным женским. Белые маски на все лицо предназначены для ролей без определенного пола, например, для духов, но не для демонов: их маски всегда либо черные, либо красные. И такая символическая система требует привыкания. Даже, получив заранее краткое пояснение по всем типам масок, мужчина на протяжении всего просмотра спрашивал у неё их значение, каждый раз забывая, путаясь или пытаясь привыкнуть, что смотреть надо на маску, а не на актёра. Но встреча с культурными условностями, воистину им ранее неизвестными, будила в маге не отторжение, а ещё больший интерес.
— Но, пожалуй, больше всего меня удивило, что эльфы-актёры весьма пользуются популярностью и даже получают главные роли, учитывая весьма закономерное пренебрежительное отношение знати к их сородичам за пределами театра.
— К эльфам знать относится со снисхождением, чуть хуже, чем к людям-актёрам, но не считет их равными себе, потому что в Орлее актёры в целом — не слишком уважаемый класс.
Страннее первостепенной важности масок жителям других стран покажется то, что личности актёров не просто не учитываются — они буквально заменяются масками. Ни возраст, ни пол, ни даже раса становятся неважны при назначении роли. Если режиссёр считает, что роль подходит актёру, мужчины могут играть вдов, женщины — герцогов, и даже эльф может сыграть короля.
Ещё во время просмотра Безумец обратил внимание на актёра, играющего роль Драккона. Нет, к актёрской игре вопросов не было — свою роль он сыграл просто превосходно, однако его комплекция была далеко не королевская: вместо высокого статного идеального отца-основателя империи, был весьма низкий и щуплый актёр. Зато какого же оказалось удивление магистра, когда в конце участники пьесы вышли на поклон, и выяснилось, что роль короля Драккона, главной исторической личности Орлея, исполнил эльф. Пока по залу раздавались аплодисменты восторженных зрителей, среди них звучал также звонкий смех Левой руки, которая могла лицезреть потерянное лицо сновидца, полного беспомощного непонимания перед происходящим. Культурный шок буквально налицо.
Этот момент, всплывший в памяти, снова рассмешил Соловья.
— Надо понимать, в тевинтерском театре эльфы считаются мебелью?
— В большинстве своём. За редким исключением. В Империи большинство рабов неграмотны, поэтому они разрабатывают свои средства коммуникации — символами. Правда, это нельзя считать полноценным языком, потому что символы образовываются стихийно и их значение разнится не только от города к городу, но и порой в пределах одного города. Ожидаемо, что из-за региональных различий расшифровка знаков затруднительна даже для самих раттусов. Именно на умышленно абсурдных или карикатурных случаях неправильного трактования рабами знаков и строится большая часть тевинтерских комедий. Магистров успокаивает вера в то, что их собственность может проявлять ум — и человечность — только в художественных произведениях — правда, в приличном обществе это говорить не стоит. И как раз в качестве исключения главных героев в таких комедиях играют раттусы… А также им отдаются значимые роли в тех пьесах, которые требуют реального убийства актёра.
— И… сколько таких пьес написано? — настороженно произнесла Лелиана, уже представляя ежедневные жертвоприношения и кровавые озёра вместо привычного ей театра.
— Больше, чем вам может показаться, — медля с подробностями, Безумец точно довольствовался эффектом, который производили его слова на собеседницу. — Однако на их постановку решаются редко и исключительно в связи с каким-либо грандиозным празднеством, потому что смерть даже эльфа-актёра — это нежеланная потеря для любого театра: на нахождение столь же способного к актёрскому мастерству раттуса и его обучение хотя бы грамоте для чтения сценария понадобятся время и колоссальное количество вложений. За свою жизнь я побывал только на двух таких.
— И в чём смысл такой жестокости? — скептически спросила Лелиана, хотя понимала, что это для неё всё услышанное — жестокость. Для Древнего Тевинтера же, в котором эльфы воспринимались вещами, а не живыми существами, хоть с какими-то минимальными правами, убить раба для увеселения свободных граждан ничем не отличается от того, как если бы она разбила посуду, из которой сейчас ела.
— В новых ощущениях. Представление, наблюдая которое, понимаешь, что любой понравившийся персонаж может быть буквально убит на глазах, становится намного драматичнее, интереснее и менее предсказуемым. Или получить большее удовлетворение от смерти ненавистного антагониста.
Из-за кислой мины Соловья теперь настало время смеяться магистру, что мешало ей точно сказать, пошутил ли он, сказал правду или всё же очень даже преуменьшил масштабность этой кровавой традиции рабовладельческого государства.
Летний рынок стал для них не только следующей созидаемой достопримечательностью Вал Руайо, но и местом, где расположено знаменитое кафе «Маска дю Лион». Данное кафе хоть и продолжало традиции Орлея в интерьере и меню, но не уподоблялось вычурным ресторанам, посетить которые по карману было только самым зажиточным горожанам. И любой гость города вполне мог сюда зайти, расположиться на открытой террасе с видом на рынок и насладиться предлагаемыми блюдами орлесианской кухни. С подачи Лелианы сейчас они оба уподобились таким гостям и заняли угловой столик, любуясь видами, открывающимися с террасы. Данное публичное заведение стало не только хорошим местом, чтобы отужинать после столь насыщенного дня, но и где они могли насладиться покоем, поскольку их странная партия на фоне других разношёрстных посетителей никак не выделялась, в отличие от театра, где хоть до конфликта и не дошло, но косые взгляды они вынуждены были ловить на себе постоянно.
Несмотря на видимую неофициальность кафе, Безумец всё равно серьёзно отнёсся к визиту, готовый столкнуться со знаменитыми гастрономическими экспериментами Орлея, который ещё с гордостью
