Северус Снейп выглядел весьма довольным. Экскурсовод — озадаченным. А туристы — восхищенными бесконечной фантазией аниматоров.
На фоне непрекращающихся попыток «великой мсти» Блэка, явление Жеводанского Зверя, запланированное туристическим агентством, выглядело блекло и особой памяти по себе не оставило. А полнолуние тем временем закончилось.
Подходила к концу и наша поездка.
Профессор Блэк вдруг обнаружил, что на рыжий хвостик его необычной прически клюют многочисленные золотые рыбки — веселые туристки, отправившиеся в путь как раз ради ни к чему не обязывающей интрижки, которую можно было бы назвать «курортным романом», если бы дело происходило на целебных водах, а не в «диких лесах Франции».
Сперва девицы активно моргали явно холостому, мрачно–готичному и брутальному Снейпу. Но тот предпочел не заметить весьма толстых намеков. Бывший декан Гарри Поттера неожиданно влился третьим в философски–дискуссионный клуб Грейнджер — Ла Фер, куда до этого входили Этьен и Гермионин папа. А вскоре это магическое число притянуло пару бочонков вина, делая посиделки совсем уж задушевными.
Прощаясь, троица договорилась следующий отпуск вновь провести вместе. Только теперь уже отправиться куда–нибудь по дорогам магического мира. Вот только понадобится время, чтобы все организовать с тем же комфортом, как это заведено у магглов. Как я и предполагала, туристических агентств у магов не было.
Отпуск у родителей закончился и они собирались сразу после поездки отправить меня в какой–нибудь летний лагерь, чтобы не оставлять в одиночестве на все лето в пустом доме. По счастью, я вовремя вспомнила про приглашение Омикуса Смита поучаствовать в каком–то проекте Отдела Тайн вместе с Гарри Поттером.
Пока мама и папа работали, а Сириус рыбачил на свой хвостик, который он резко передумал расколдовывать, мы с Гарри вдосталь наплавались между планет, подружились с учеными космомагами и смогли подработать несколько сиклей на карманные расходы.
Разумеется, рассказывать о проекте я не стану, хоть Непреложный Обет не давала. Ну, просто в ОТ не любят, когда без нужды говорят об их делах и в следующий раз могут не позвать.
Приближалось первое сентября.
Первым на платформе 9 и 34 я увидела Дракона, вновь превратившегося в воплощение лимонной дольки. Кислый до невозможности вид объяснялся родительским запретом на участие в летних приключениях, что оскорбляло его в лучших гриффиндорских чувствах.
Потом появились Пэнси и Лаванда, и случился маленький тайфун. Стихийное бедствие вращалось и расширялось, вбирая в себя все новые «жертвы».
Все бурлило, голосило и находилось в непрерывном движении.
В купе нас набилось, как в вагон метро в час пик. И каждый пытался что–то взволнованное рассказать о летних каникулах. Дракон же лето провел в мэноре, выехав на жалкие две недели июля в лесное шале, где наставник и гувернер не оставляли его без пригляда ни на часок. Ни даже на полчасика. А так хотелось залезть на дерево, изучить со всех сторон гигантский выворотень или хоть подразнить лукотрусов. Последнее, правда, удалось. Даже с избытком. Вспомнив устройство рогатки в деталях, Дракон осуществил достаточно успешную трансфигурацию, чтобы докинуть камешки до нужного дерева. И потом спасался от колонии разъяренных дендроидов. Ну, и еще месяц страдал без сладкого и штудировал «Наставления юному магу» в качестве наказания. И теперь исходил чернейшей, вовсе даже не гриффиндорской завистью, обещая себе, что уж следующим летом…
На перроне в Хогсмиде первоклашек встречал не косматый полувеликан, а улыбчивый профессор Флитвик. Он развесил по платформе сияющие искорки–светлячки, лучше всяких воплей приманивающие детей. Что там первачки — семикурсники, старательно делая вид деловой и сосредоточенный, пялились исподтишка на необычные, завораживающие чары. На тропинке, ведущей к причалу также мерцали россыпи огоньков. А кроме того, дорожку освещали сияющие мягким золотом и мелодично звенящие при легком вечернем ветерке цветы. А на лестнице, ведущей от причала к замку, как мы потом узнали, воздвиглись прямо из земли трансфигурированные светильники, словно выточенные из цельных кусков горного хрусталя. И часть плиток тропинки фосфорно светилась, явно облитая каким–то зельем.
«Джинса!» — воскликнула бы одна моя знакомая. Не помню точно, что это сленговое словечко означало, но, кажется, к ситуации подходит идеально.
Вот только нам опять не повезло. Если абитуриентов в этом году очаровывало доброе и красивое волшебство, то нашей группе вновь предстоял экстрим: какие–то страховидлые гиппо–ящеры, впряженные в кареты. Что ж, с первыми своими страхами — Хагридом и факультетскими привидениями — мы через какое–то время подружились. Может, и зверушки окажутся милыми любителями сахара и морковки?
«Лошадки» в упряжке что–то не поделили, и одна совершенно отчетливо щелкнула на другую немаленьких таких размеров зубками. Ага. Точно. Любят клевер. И обязательно покатают по радуге. Мимо белого яблока луны и мимо красного яблока заката. Давайте–ка, друзья мои, поскорее сядем в карету и покрепче закроем за собой дверь. Такие маленькие окошки у транспорта неспроста, надо полагать. А для того, чтобы лошадиная мордашка не пролезла.
***
Директор Слагхорн был упитан и весел, профессора улыбались, воспринимая начало учебного года по–разному. Филиус Флитвик лучился энтузиазмом и энергией, а вот Сириус Блэк, покрытый загаром, каковой так ровно и приятно золотит кожу на морском берегу, слегка кривился. Ему явно не хотелось, чтобы отпуск заканчивался. Мне показалось, или его коса еще и шевелится слегка? Гарри, мы породили монстра! Ну, и мистер Снейп тоже. Породил.
Нам на этот раз сразу разрешили войти в Большой зал, без всяких предварительных каморок и подготовительных мероприятий, которыми было обставлено появление новичков в прошлом году. Сегодня наше место займут новые мученики. Пока же школяры размещались за столами и ковыряли позолоченными вилками позолоченные кубки, пытаясь нацарапать что–нибудь доброе–вечное. Собирались устроиться за Хаффлпаффским столом — там места больше всего, но подскочившие старосты живо растащили нас по надлежащим, согласно значку на мантии, тщетно взывая к факультетскому братству и совести. Хотят, чтобы хоть в торжественный день все было правильно. Что интересно — слизеринский староста взывал к ней же, а в прошлом году я не раз слышала, как он, бравируя, заявлял, что совесть и Слизерин — несовместимы. Тем не менее мы послушно разошлись в стороны, следуя за старшекурсниками. Вот только зря они это. Наоборот же все выйдет. Вот захочет, к примеру, Гарри что–то прокомментировать, а друзья далеко сидят, так он как за прошлый год привык проблему решать, так и сейчас сделает — не только мы, но и весь зал будет в курсе озаривших его мыслей.
Во время песни Распределительного Колпака я слегка нервничала — вроде бы чалму больше никто из преподавателей не носил, но все–таки. Но дергалась зря. На этот раз мы спокойно досмотрели церемонию до конца и были осчастливлены поданной домовиками едой. Министерская тетка противно покашляла, намекая что наш жор не дал ей высказаться, но директор сказал что–то, и она согласно примолкла. Ясно, сперва дадут покушать, а потом вступительные речи и все такое прочее. Как жаль, что в моей прежней школе не было такого замечательного обычая!
— А почему ты не спрашиваешь меня, что здесь делает мисс Амбридж? — чуть разочарованно протянул Драко, без аппетита ковыряя ложкой картофельное пюре.
— А разве она тут не как представитель Министерства Образования? Ну, в смысле — единство школы и министра, политика правящей партии и все такое, — я искренне не понимала, в чем странность. В моем детстве первое сентября без лицезрения чиновника означало, что закончилось образование, и идут спокойные рабочие будни. А если связан со школой, любуйся на линейке такой вот Амбридж. У нее даже стиль одежды многое мне напоминает.
— Папа говорит, что она здесь, чтобы решить проблему оборотней. А я говорю: «У Эвансов серьезные неприятности, Гермиона».
— И?
— И завтра собираемся обсуждать ситуацию. Я послал дубль-Гарри сову, он тоже подойдет к нашему пригорку.
— А почему ты только сейчас об этом заговорил? Почему в поезде молчал?
— Так вы же каникулы так азартно обсуждали, не хотел мешать, — ядовито произнес Малфой. И это лицо! Он словно дома перед зеркалом тренировался, такая артистичность и выразительность мимики. Без слов становилось ясно — Мистер Гриффиндор‑1991 чудовищно оскорблен преступным невниманием друзей, эгоистично похваляющихся летними каникулами, в то время, как он, Великий Дракон, с риском для жизни выяснял важную информацию. А еще более оскорблен, что никто не спешит с лентой «Мистер Гриффиндор‑1992» — и новички, и ученики, и преподаватели совершенно спокойно смотрят на Малфоя–алознаменника, мысленно переведя его в ранг «один из прочих школьников». И он так страдает, а мы…
