над головой они видели не небо, а другие такие острова, уцелевшие кусочки. Но когда они делают несколько десятков шагов по горизонтальной плоскости, то видят, что достигли не края, а оказались уже в совсем другом месте, а тот остров, по которому они, казалось бы, только-только шли, уже парил над головой.
Редко встреченные отголоски тех самых духов-архивариусов также наглядно показывали, что связь оборвалась: они не только больше не чувствовали друг друга, а даже почти забыли и свои знания — остались только яркие воспоминания о падении Империи после Завесы, о панике эльфийского народа, которые затмили собой всё прочее.
Такой слом пространства явно эльфы не задумывали, и он говорил о сильнейшем разрушении мира — следующим шагом бы стало окончательная потеря всеми видимыми здесь объектами смысла и поглощение библиотеки Тенью. Тень и сейчас здесь как нигде близко — к счастью, Корифей об этом так и не узнал, иначе бы не стал столь остервенело гоняться за Источником, из-за чего, так его и не заполучив, уже почти проиграл.
— Зачем ты привёл меня в Vir Dirthara? Показать очередное величие элвен, которое разрушила Завеса? — однажды спросил Безумец у своего проводника, подозревая, а не хотят ли ему опять выставить Завесу — абсолютным злом, и что Тедасу без неё будет лучше.
В какой-то момент дойдя до острова с частично уцелевшим читальным залом, сновидцы решили не упускать возможность и здесь передохнуть. Разумеется, в первую очередь, отдых требовался хромому магу. Это в Тени сновидцы могли бродить, по ощущениям, вечно, а от реальных блужданий человек стал слишком быстро уставать.
— Скорее — показать разрушительные последствия своего поступка, которые довели меня до отчаяния, — с горькой улыбкой произнёс Солас, пряча взгляд то ли от собеседника, то ли от всего этого места.
— Ты не рассматривал подобный исход?
Этот вопрос от магистра, приготовившего внимательно слушать всю историю, дал эльфу понять, что невозможно больше уходить от ответа на законные вопросы и оттягивать неизбежное и именно сейчас бог обмана должен вскрыть своей обман. Как бы предстоящая исповедь его ни страшила, Волк чувствовал, что это будет почти также просто, как и в Тени, где обычно проходят их встречи, потому что они здесь только вдвоём и находятся вдали от реального мира.
— Даже в качестве худшего случая. Моё желание спасти Народ от… предателей было слишком сильно, и я пошёл на это любой ценой. Но тогда мне казалось, что самая страшная «цена» — моя смерть. Поэтому, когда создание Завесы полностью меня истощило, я добровольно погрузился в утенеру, спасая себя от смерти. Но покинуть её смог только за год до событий, которые вернули из Тени тебя. В абсолютно неправильном мире.
И пока человек удивлялся даже самым своим смелым предположения, сколько же у эванурисов на самом деле было сил, раз для её даже частичного восполнения необходимо было проспать не одно тысячелетие, Солас откинулся на спинку скамьи и наконец осмелился поднять голову, чтобы с тяжёлым вздохом глянуть на парящие очертания островов, которые когда-то были великой библиотекой.
— Я этого не предполагал… Я ненавидел эванурисов за то, что они делали с Народом, их алчность не знала границ. Только Митал, единственная из них, кто видела… — эльф приостановился, когда услышал усмешку магистра, который был однозначен в своём отношении к «справедливой» богине. Но Соласа сейчас не злило иное мнение… мнение этого человека… — Ты несогласен и в чем-то будешь прав. Она, действительно, была лучшей среди худших. Но для меня это было важно — я уважал её за мудрость, которой всегда не хватало мне. Пусть для тебя сейчас это покажется незначительным, но она одна могла перечить Эльгарнану. А я боялся его сил и, возможно, никогда бы не решился ему противостоять. Но потом её убили… по велению её мужа. Просто потому что он стал ощущать в ней угрозу своему правлению. Беспричинно… — вспоминая о моменте, который навсегда перевернул его жизнь, Волк, обычно сдержанный, почти прорычал. — Тогда я понял, что так больше продолжаться не может.
— Если Эльгарнан решил убить даже свою жену, с которой властвовал не одно тысячелетие и от которой имел детей, то это явно признаки прогрессирующего безумия. И дальше стало бы только хуже, — холодно рассудил Безумец, соглашаясь, что дальше так продолжаться не могло. И остроухий сновидец был этому одобрению, сам того до конца не осознавая как, рад.
— Я встал на путь мести. Я собирал вокруг себя оппозицию, до этого безвольных элвен, которым снимал рабские метки с лица, убеждал их, что вместе мы спасём наш Народ от тиранов. И они пошли за мной. Но долгое время эванурисы не обращали на меня внимание и были правы. Своей подпольной борьбой я ничего не мог им противопоставить — для них я был лишь потехой, которой дали кличку Fen'Harel — волчонок, заигравшийся в мятежника.
— Мятежный бог. Таково исходное значение твоего имени. Слово «harellan» переводится, как лжец, обман, предатель. Но это в поздние времена. И меня всегда удивляло, что в более ранних текстах ничего подобного не встречается. Зато у этого слова есть родственные: «harillen» — «противостояние» и «hellathen» — «благородная борьба».
Если бы Солас мог, он бы точно сейчас улыбался до самых ушей. Словно при их первой встрече, когда он узнал, что магистру известно истинное значение валласлина. Осведомлённость и способности к аналитическому мышлению этого человека, при его-то ничтожном, по меркам элвен, возрасте, никогда не переставали Волка восхищать.
— Много позже я пришёл к мысли, что эванурисов не исправить и не подорвать их влияние. Можно только избавить Народ от них, буквально изгнать их туда, где они не могут помешать, — за Границу этого мира. Так началась подготовка к созданию Завесы, на которую ушли все мои силы…
— Из-за чего ты впал в утенеру, — закончив тем, чем они начали этот блок откровений, Безумец кивнул, понимая решительность Волка, но пока не понимая средств. — Но неужели не было иных способов, менее радикальных для мира или хотя бы для тебя?
— Нет… наверное, нет…
Солас и сам не ожидал, что ответить на этот вопрос ему теперь будет так сложно. С момента зарождения этой задумки и до своего пробуждения в искажённом мире бог был уверен, что нет, не было другого способа. И он всё сделал правильно, а теперь осталось только исправить неучтённые последствия. Но сейчас ему как никогда хотелось пойти по пути рассуждений своего тевинтерского знакомого. Даже если допустить, что других способов на самом деле не было — и чтобы избавиться от
