вскоре после своего пробуждения, когда мир ему казался всего лишь ошибкой. Но не сейчас. Потому что понимал: это говорит не правда, а его эгоизм. В самом деле с чего он взял, что знает всё о благе для своего Народа, если он дважды попытался и дважды вынудил Народ разбираться с этим «благом»? Ведь даже Vir Dirthara, на которую ему так больно сейчас смотреть, уничтожила не Завеса, а он, потому что будучи одним из самых могущественных магов своей эпохи со Сферой, полной знаний, в руках, он упустил один маленький такой нюанс: если сломать правила, по которым работала вся его Империя и её магия, то он — вот те на — сломает и Империю, и её магию.
— В том числе я сомневаюсь, что потомки тех, кто пережил Моры — угрозы в чём-то пострашнее произвола эванурисов, позволят тебе безнаказанно разрушать мир, такой кровью им доставшийся. Вторжение кунари, а ещё нагляднее — война с Корифеем прекрасно показывают, как Тедас умеет собирать силы против тех, кто из эгоизма решил, что знает лучше самого мира, как ему существовать.
— Да, я наблюдал в этой войне, какие небывалые для моего народа упорство и героизм проявляет Инквизиция, — в словах Соласа было искреннее восхищение, и он не принижал героев своего народа, но прекрасно понимал, что это исключение, потому что когда твоя Империя состоит из рабов полностью, ни о каком героизме и речи быть не может: не хватит им воли на геройство. Собственно, поэтому элвен проиграли и подчинились Тевинтеру, а затем идентичная судьба ждала Долы.
Несмотря на то, что Безумец выглядел крайне хмурым, но его слова были не лишены задора, потому что маг понимал, что своими громкими фразами он не сможет сходу изменить сознание тысячелетнего существа. И в общем-то он прав. Если бы этот критикующий подход эльфа разговор был единственный, то Волк бы продолжал блистал былой самоуверенностью и разящей бравадой: уж сейчас-то он, ого, как порядок-то наведёт. Но сами того не подозревая, подобных бесед оба сновидца провели неисчисляемое количество, поэтому магистр мог видеть, что не всё так уж и запущено.
Солас привёл его в эту библиотеку, не чтобы показать очередное разрушенное Завесой творение элвен, а чтобы, как он сам признался, донести причину неизбежного отчаяния, в которое бог впал после пробуждения. А раз он снисходит говорить об отчаянии, понимает, что повёл себя не до конца адекватно, когда вручил Сферу порождению тьмы, то можно с уверенность заявить, что Волк стал куда более взвешено подходить к оценке своих действий. В том числе теперь он так же, как и магистр когда-то, уже не отторгает новый мир, его жителей, а признавал их полное право на существование.
Многочисленные их встречи в том числе не дали магистру более остро реагировать на правду. По сути-то ничего не изменилось. Мужчина и раньше имел вопросы к эльфу, замечал подозрительные вещи, просто из-за отсутствия опыта взаимодействия с живой древностью времён Элвенана он не мог это никак объяснить. Но именно в храме Митал, когда показался Абелас и заговорил, носитель метки раз и навсегда обо всём догадался — все несостыковки и вопросы тут же сложились в складный образ теневого собеседника. И эта правда, как и в случае со смешанным происхождением магистра, только сделала взаимодействие двух сновидцев более дружественным, сорвала очередной флёр мешающихся тайн.
Они давно уже не враги, перестали считать друг друга соперниками, а теперь они вряд ли бы могли оправдаться просто знакомством. И древнетевинтерский магистр из рабовладельческой страны, и ещё более древний эльфийский бог из самой могущественной страны за всю летописную историю Тедаса осмелились бы заикнуться о дружбе… Как бы это ни было неправильно для высшего лицемерного общества, выходцами которого они оба являются.
Девятый век оказался способен и на такие безумные решения.
— Помнится, у тебя была ко мне просьба, — разбавляя новую тишину, усмехнулся Солас уже куда более вольготно раскинувшись на скамье… Или лучше сказать — воодушевлённо? Ведь эмоциональный и духовный подъём эльфу подарила эта встреча и безусловное принятие откровений вторым магом.
Заодно он обратил внимание на вторую причину их сегодняшней встречи — если магистр её озвучит как ни в чём не бывало, то знаток Тени убедится окончательно, что ничего не изменилось и хоть однажды правда стоило того, чтобы сбросить её с плеч грузом.
— Именно так, — кивнул Безумец, словно специально давая эльфу эту гарантию. — Я хочу вспомнить, что увидел в Чёрном городе, но для этого необходимо снять последний блок со своих воспоминаний, поставленный, по словам Кошмара, эльфийской магией. Источник дал мне нужное заклинание, но подозреваю, что его советы приспособлены для элвен, а не для человека с ограниченным резервом, поэтому мне нужна магическая поддержка. Также надеюсь получить от тебя независимое подтверждение, что это заклинание действительно исполнимо.
— Да, то, что тебе даёт Источник, мне знакомо. Заклинание достаточно сильное, но уверен, человеку оно доступно — тем более ты снимаешь блок только с себя, а не со всех, — Солас дал это подтверждение, когда внимательно выслушал предложение голосов.
— Значит, ты всегда о нём знал и в долгом ожидании подходящего случая, коим стал Источник, не было необходимости? — подметил вдруг Безумец, подумав, что эльф в погоне за своей секретностью умышленно не облегчил своему теневому собеседнику жизнь.
— Я предполагал, что на тебе было использовано заклинание, блокирующее память. Но к сожалению, мои знания о его исполнении покоятся в Сфере, а она…
— А она у Корифея, — усмехнулся магистр, позволив себе перебить собеседника. Истинного приверженца идеи «всё своё держу в своей голове» искренне позабавила очередной недостаток этих somnoborium, как внешних накопителей. Вон Волк хранил в своей Сфере знаний за тысячи лет, но по собственной глупости её лишившись, теперь знает даже меньше человека.
— Но даже, сохрани я нужные знания, не уверен, что стал бы тебе это предлагать.
— Значит, тебе известно, что представляет собой Чёрный город? Он не единожды присутствует на твоей фреске.
— У меня есть только предположения, но они меня… страшат. Думаю, ты и сам чувствуешь, что он ещё более инородный для мира, чем Завеса.
— Каждый раз при взгляде на него, — согласился магистр. — Будучи в Тени, он нарушает все её законы.
— И ты тем не менее готов это вспомнить? — серьёзно спросил эльф, потому что заклинание сильное, и если хромой маг позволит дрогнуть, оступиться, то, как и в случае с энтропией, навредит себе.
— Не хотел бы, пока верил, что забывчивость является попыткой разума защититься от чего-то ужасного. Но
