ломает его планы… даже если сам того не желает.
— Порог моей выдержки уже достигнут. Вы это прекрасно видите и понимаете — ваши взгляды я замечаю. И пытаться отрицать очевидное, хвататься за лишние дни глупо: есть участь и пострашнее смерти. Я не хочу… уподобиться Синоду: жить и умирать до тех пор, пока окончательно не сойду с ума от собственного бессилия перед ненавистью скверны и не стану очередным порождением тьмы, марионеткой семи чудовищ…
— Но ты всё равно боишься?
— Боюсь. Тянуться за иллюзию жизни заманчиво и естественно. Тяжело переступить через свои интересы в угоду правильности мира, особенно когда эти интересы — твоя жизнь.
Волк признал свою ошибку: магистр не уподобился Герою Ферелдена, а опять слишком много думает. Он боится, сомневается, хочет поддаться естественному желанию выжить любой ценой, даже если жизнь не будет долгой, но одновременно он хочет сделать, как правильно для мира, переступить через себя, взглянуть в глаза своим страхам и… смерти, которой полнится Черный город. Опасения мужчины о повторении судьбы Синода, и правда, небеспочвенны, и лучше бы такую угрозы пресечь заранее, потому что когда они точно узнают, смертен маг или нет, будет уже поздно что-то исправлять — скверна возьмёт своё. Но Фен’Харел не стал давить на друга, оставил выбор за ним вплоть до самого последнего момента и будет готов принять его любым.
Это с умным видом говорить и осуждать чей-то выбор, ссылаясь на правильность мира, легко, а вот когда на алтарь этой «правильности» ложится твоя жизнь, страшная неизвестность, ожидающая после смерти, мыслить начинаешь уже совсем по-иному. Принимать такие решения всегда тяжело.
Но, очевидно, хромого мага беспокоило не только это — тоска отразилась в его белых глазах. Что бы он там ни решил о быстроте приближения своей потусторонней жизни, для начала хорошо бы закончить дела по эту сторону. Новый мир подарил ему удивительные отношения и возможности, и нельзя их оставлять незавершёнными…
— Знаешь, когда-то я сказал, что твоё тело должно было раствориться в Тени. Это так. И это точно произойдёт, если ты вновь в неё войдёшь — это неизбежно. Однако… — Солас сделал неожиданную паузу, полную сомнений, неуверенности и страха. Безумец, вырванный из своих угрюмых мыслей такой резкой тишиной, обернулся и увидел в глазах эльфа… надежду, слишком живую и искреннюю для древнего бога. — Однако я не могу того же сказать про твой разум. Ты никогда не был обычным человеком, а сейчас, став носителем столько всего противоречивого, — тем более.
— Думаешь, Тень будет избирательной? — Безумец лишь усмехнулся. Конечно же, ему хотелось хвататься за слова эльфа, это естественно для любого живого существа: хвататься за жизнь. Даже в Тени, где его точно будет ждать только смерть. Но мужчина постарался об этом даже не думать: от него самого исход и решение недремлющего мира никак не зависит, какие бы он мечты там ни лелеял.
— Мне очень хочется на это надеяться…
Эти слова окончательно отвлекли магистра своей искренностью. Не этого ждёшь от великовозрастного бога, для которого это должно было стать просто смертью очередного смертного. Но мужчине были понятны причины: даже боги хватаются за родное и знакомое.
— Тебе первому нужно опасаться такого исхода. Как я и говорил когда-то, если раттус-самодур начнёт представлять опасность, то я лично пущу его на свойства.
— Вынужден огорчить: удовлетворить свою варварскую человеческую натуру у тебя не выйдет. На спасение мира, обсуждения и планирования гениального плана по захвату острова ушло столько сил, что обидно будет начинать всё сначала в неизвестном мире без Завесы лишь по прихоти старого «самодура».
Два сновидца были не в Тени. И даже не на Перекрёстке. А всего лишь в новом, отвратном, неправильном, усмирённом, вроде бы, мире. Но ещё никогда Ужасному Волку говорить искренне не было так легко и просто…
* * *
Выведя предоставленную ей лошадь из стойла, Кальперния начала приспосабливать на неё седло, а затем — личные вещи, которые пригодятся во время её спешного бегства из Скайхолда.
— Ты передала информацию Павусу-младшему? — по среди её приготовлений раздался вопрос от того, кто, собственно, и заставил её бежать.
Безумец находился рядом и держал поводья лошади, ласково убеждая ту покорно стоять на месте. Магесса не могла не усмехнуться, обратив на это внимание, потому что помнила, как при их первой встрече на озере Каленхад магистр шарахался при одном только взгляде на ездовое животное. А сейчас не боялся стоять около звериной морды и копыт да ещё и гладил.
— Да, Дориан знает, где меня искать, когда соберётся возвращаться в Тевинтер. Но ты же понимаешь, что об этом будет знать не только он?
— Несомненно. Тайному Канцлеру известно всё, что происходит в Скайхолде, даже в конюшне.
— Тогда в чём смысл?! — требовательно воскликнула ученица и повернулась к магистру, ведь он говорил так спокойно, будто всё идёт, как задумано, да только она не понимала его задумки. — Зачем мне уходить, если ты знаешь, что от Инквизиции на юге я скрыться не смогу? Я могла остаться, как и остальные маги, помочь тебе, когда ты будешь закрывать Брешь. Я же сильнее их всех!
Сновидец тут же недобро нахмурился.
— Если ты решила, что твой уникальный дар — достаточный повод для честолюбия, то ты проиграла уже сейчас!
Безумец, как и Эрастенес, и Корифей, нередко упоминает, что она самый сильный маг, не-сновидец, этого поколения, но всегда из его уст это звучит как ноша, преимущество, которым надо учиться пользоваться, а не повод кичиться перед миром. Очевидно, это было уже нечто личное: он не хотел, чтобы она, поддавшись гордыне, повторила его судьбу, поэтому мужчина всегда строго её осаживает, стоит только в словах девушки промелькнуть самомнению.
— Да причём тут это «чистолюбие»? Я озвучиваю факт, как и ты. Я сильный маг, а значит, моя помощь не будет лишней.
— Так и есть. Но я не посмею ради спасения мира рисковать жизнью своей ученицы. Какой бы ты талантливой ни была, в первую очередь, ты должна быть жива, чтобы вся моя работа имела смысл.
— Если тебя это так беспокоит, я могу покинуть Инквизицию сразу после…
— Если тебе это будет позволено. Для спасения мира я нужен Совету. Ради моей лояльности он слишком многое мне прощает, самое наглое неуважение в свой адрес, идёт на уступки, даже тебе позволил проживать в Скайхолде на правах гостя. Но я не могу быть столь же уверен, что когда нужда в моей помощи отпадёт или… не станет уже меня, Инквизиция в своих обещаниях не вернётся к
