корням. Ты командир Венатори — для них будет благим делом тебя судить и в дальнейшем сжечь на площади Вал Руайо на потеху толпе. А я этого не желаю. Поэтому будет лучше, если ты уйдёшь, затаишься и перестанешь маячить перед глазами советников и жриц.
Кальпернии возражать не было смысла, она понимала беспокойство мужчины. Инквизиция откровенно терпит моровую тварь на своей территории — по заветам стихов Песни Света «облик оставив людской, тварями стали» все древнетевинтерские магистры, первые порождения тьмы, — потому что от него зависит спасение мира от второй такой твари. Но никто им не может гарантировать, что Совет будет также терпелив и дальше.
Но больше в словах мужчины магессу задело, что он заикнулся и о возможной кончине для себя. И даже весьма вероятной — иначе, если бы он точно знал, что выживет, вряд ли бы так подгонял свою ученицу, потому что, как шантажировать Инквизицию, он бы придумал и без Бреши. По лицу девушки тотчас побежали слёзы, но она не смела на них заострять внимание, а продолжила сбор. А что она скажет? Капризно попытается убедить его сбежать вместе с ней, не рисковать? Но это глупо. Если Брешь не будет закрыта, конец света достанет всех, куда бы ни бежал. Да и долго ли они бы смогли оттягивать неизбежное? То, что этот человек, уже совсем не тот неугомонный учёный, каким она его помнит при первой их встрече на озере, девушка видела прекрасно, поэтому ещё глупее будет попытка себя обманывать иллюзиями.
Но понимать, что ничего не изменишь, что так и должно всё закончиться, — это одно, и совсем другое — терять близкого человека. Поэтому когда сборы подошли к концу, магесса тут же бросилась к мужчине, который к ней подошёл. Он позволил ей в последний раз выплеснуть свои чувства в благодарность за всё хорошее, что случилось за эти два года, обнял в ответ, с тёплой улыбкой приласкал. И пусть он воспринимает магессу совсем не так, как она его, но нельзя сказать, что это расставание было для него простым. Он бы был не против оставить всё так, как есть, но, увы, обстоятельства диктуют иное. Тем не менее ученицей своей наставник гордился.
— Если всё… будет хорошо, то сообщи мне хотя бы об этом, упрямый ты павлин.
Безумец улыбнулся. Опять она не сдерживает своё воспитание простолюдинки. Но в такой момент, пожалуй, можно простить.
— Несомненно. Твоё обучение ещё не завершено. Но в любом случае ты обязана себя сберечь. Очередная твоя глупость, приведшая к смерти, станет позором для наставника.
— Я сделаю всё возможное, не волнуйся. Как минимум я научилась хорошо плавать, — игриво, но с вызовом посмотрела на него девушка.
От напоминания о той самой «глупости» — ночном заплыве в водах Вентуса — Безумец не мог не усмехнуться. Все эти воспоминания уже не могли не навевать тёплую тоску ностальгии по приключениям, через которые провёл его новый мир.
Напоследок магистр наклонился к магичке и поцеловал. Сначала Кальперния удивилась, ведь мужчина не позволял в людном Скайхолде столь явно демонстрировать их не совсем правильные отношения, однако, конечно, отказываться от возможности она и не подумала, а с радостью поддалась. В этот последний миг, когда они могли быть вместе, магесса хотела выразить всю свою благодарность магу, изменившему её жизнь. Тем более он никогда не брал плату за её обучение.
Но Безумец в этой дополнительной благодарности не нуждался. Как бы девчонка ни была талантлива и с ней приятно работать, видя её полную вовлечённость в процесс, всё равно не брать оплату за обучение — это слишком уж альтруистично для магистра. А он и не был альтруистом, давно уже решил, какова будет плата для неё. И она отплатит. Жизнь уже зарождена — он мог это выявить соответствующими заклинаниями. Просто магесса об этом пока не знает.
На том их прощание подошло к концу. Подгоняемая его приказом и чтобы не передумать, Кальперния стремительно забралась в седло, взмахнула поводьями и направилась в сторону главных ворот, откуда её без особых проблем выпустят на тропу Морозных гор.
Безумец ещё какое-то время с улыбкой наблюдал вслед ученицы. Сейчас сожалеть ему было не о чём: всё закончилось лучше прочих возможных исходов. При первой встрече с талантливой магессой в замке Редклифа он и не предполагал, насколько это будет судьбоносно. Но вот того же мужчина не мог сказать об ещё одних отношениях, которые подарил ему новый мир. Сновидец знал, что вездесущий Сенешаль уже за спиной, ожидаемо всё видела, а поэтому заслуженно затребует ответов, но он не спешил оборачиваться, потому что, понимал: этот диалог для него уже будет по-настоящему тяжёл.
* * *
Сегодня два человека, что считали себя очень близкими друг для другу, за одно мгновение стали чужаками. Они прошли в угрюмом безмолвии ползамка, ни на кого не обращая внимания, пока не оказались в знакомой маленькой комнате, скрытой от всех любопытных глаз и ушей. Старая голубятня, её размеры, её скупое оформление были привычны уже им обоим, за последнее время она часто становилась местом встречи для них, однако сейчас стены давили. Но их волновали отнюдь не стены.
Безумец первым прошёл в покои Канцлера, сразу направился к столу и присел на рядом стоящий стул. Мужчина был… спокоен. Он не отворачивался стыдливо, не дрожал, лишь наблюдал за тем, как женщина занимает позицию у противоположной от него стены, где стоял шкаф с документа, опирается на него, складывает руки на груди, чтобы одновременно защитить себя от сильных эмоций, отгородиться от желаемого насилия и просто выглядеть устрашающе. То, чему по своему любопытству свидетелем она стала, сильно задело женщину. Лелиана хотела заставить себя сомневаться в увиденном, найти оправдание или сразу отомстить за обман. Она… не могла определиться, и поэтому пока хотела просто получить ответ, объяснения, оправдание… да всё, что угодно, но не тишину. А магистр, который обычно любил разглагольствовать о чем только можно, сейчас словно специально молчал, даже когда Канцлер уставилась на него злобно, почти угрожающе.
— Лелиана, испепеляя меня взглядом, вы ожидаете услышать что-то иное, отличное от увиденного?
И лучше бы он молчал дальше, потому что это явно не то, что хотела услышать Левая рука. Она точно удивилась, но пыталась этого не показывать. Не так должен говорить человек, уличённый в измене.
— А по-вашему, магистр, вам не за что объясняться? — она пытается держать себя в руках, но голос её получается и угрожающе рычащий, и жалкий.
Конечно, они
