Это тоже было правдой. Годовой торговый оборот между Россией и Францией от года к году только рос и по итогам 1820 года составил порядка двадцати миллионов рублей. При этом оборот с той же Англией наоборот последнее время начал заметно падать. Островитяне стали заметно меньше покупать российских товаров, отказались от русского металла, существенно нарастив собственное производство, русское зерно постепенно заменяли американским. Если на пике торговый оборот переваливал за сто миллионов рублей в год, то теперь он был уже меньше восьмидесяти. Ничего не поделаешь — политика, она, как известно, — концентрированная экономика. Ухудшившиеся отношения между двумя государствами ударили и по торговле.
— А как же справедливость? Бонапарт отобрал родовые земли у десятков и сотен достойных людей. В том числе и вашего родственника принца Ольднбургского. Голландцы, швейцарцы стенают под пятой захватчика. Половина немецких земель находится под его несправедливым правлением, — вставил свой аргумент младший Вильгельм.
— То-то Максимилиан обрадуется, когда после победы над угнетателем Австрия откусит у Баварии половину территорий, — ехидно усмехнулся я, на что получил недовольный взгляд от брата. Что поделать, роль «доброго полицейского» мне удавалась традиционно плохо.
Тут понятно, в Мюнхене конечно выйти из под влияния Парижа очень хотели, но при этом территории, полученные от того же Бонапарта возвращать Вене совсем не горели желанием. Такая вот биполярочка.
— Справедливость — это прекрасно, однако точно недостаточно, чтобы Россия посылала на запад свою армию. Я так понимаю, господа, что вы представляете здесь не только Пруссию, но и Австрию с Англией. Могут ли ваши государства предложить нам что-то более… Осязаемое, нежели чувство морального превосходства в случае победы над Наполеоном. Вернее, даже, судя по тому, что война еще не началась — над его малолетним сыном.
Тут я за брата испытал самую настоящую гордость. Все же не зря я его воспитывал двадцать лет. Александр был уже совсем не тем юнцом, который не слишком долго раздумывая ввязывался в драку исключительно из желания обрести славу полководца и главного «решателя» европейских вопросов. Теперь русского имперетора так просто на мякине провести было уже нельзя.
Основной ж проблемой коалициантов в данном случае было то, что они банальным образом не могли ничего предложить России. Никаких земель на западе нам больше нужно не было, да и вообще в обозримом будущем мы вполне могли обойтись без расширений, благо и так требующих освоения земель имелось более чем достаточно. Предложить деньги ни Пруссия, ни Австрия не могли — их экономическое положение все еще было достаточно неустойчивым. Да что там — немцы были бедны как церковные мыши, а подготовка собственных армий к войне сжирала последнее с удручающей скоростью. Ну а в то, что англичане согласятся увеличить предполагаемые субсидии хотя бы раз в пять — до минимально интересного уровня — тоже верилось с трудом. Впрягаться под обещания будущих разделов сфер влияния с отпадением России вкусных кусков в Азии, Африке и Америке мы тоже не собирались. Как известно, оказанная услуга не стоит ничего. Обещанные Николаю II проливы тут не дадут соврать.
Вот и оставалось пруссакам напирать на весьма эфемерные моральные обязательства.
— И что же ваше императорское величество желает получить за вступление России в седьмую коалицию? — Король Пруссии прищурился и с подозрением посмотрел на Александра.
— Вопрос даже не в этом, — пожал брат плечами, — вопрос в том, что вы готовы предложить за то, чтобы Россия не выступила на стороне Франции.
Такая позиция оказалась для наших гостей полнейшей неожиданностью. Нет, они вероятно предполагали тяжелый торг, вот только начальная его точка оказалась гораздо дальше от приемлемого результата, чем думали пруссаки.
— Видите ли в чем дело, — попытался объяснить я, пока оба Вильгельма еще были в состоянии слушать. — При подписании Варшавского мира в 1815 году Россия выступила гарантом сложившейся ситуации. Я напомню, что Пруссия получила по тому соглашению весь Мекленбург, Шведы — Сконе а мы за свое посредничество — Рюген. Если Пруссия желает нарушить договор, то Российская империя вроде как обязана выступить на стороне Франции. Во всяком случае именно это было обещано Наполеону.
— Однако Бонапарт при смерти… — Резонно возразил Прусский король.
— И поэтому Россия в предстоящей войне так же не желает выступать на стороне Франции, — кивнул император и откинувшись на спинку кресла внимательно посмотрел на собеседника.
Классическая ситуация: как сделать человеку хорошо? Сначала сделать очень плохо, а потом вернуть как было. Так и здесь: вроде бы Вильгельм ни разу не добился поставленной изначально цели — затащить Россию в коалицию — но при этом не чувствовал себя неудачником.
— Впрочем, мы все же можем помочь Пруссии… — Вкрадчиво начал я, заходя, с другой стороны.
С пруссаками мы естественно разговаривали на французском. Не смотря на два с лишним десятка лет наполеоновских войн, этот язык все так же оставался основным языком международного общения. В общем-то мы с Александром и немецкий знали и могли более-менее менее уверенно на нем изъясниться, однако для официальных переговоров все же предпочтительнее был язык, которым обе стороны владели свободно.
А вот внутри России за эти десять лет популярность французского в качестве языка общения высшего света заметно подупала. В первую очередь это было изначально связано конечно же с отечественной войной и тем патриотическим подъемом, который она вызвала. Ну а дальше этот общественный настрой умело поддерживался императорской семьей — тут мы с братом сошлись во мнениях и дружно перешли в общении с ближайшим кругом исключительно на русский язык — а также средствами массовой информации. Мои газеты регулярно публиковали статьи, которые порой исподволь, а порой прямо утверждали необходимость общаться внутри империи исключительно на русском языке.
Не сказать, что это возымело мгновенное и тотальное действие, однако услышать нынче в коридорах министерств французскую речь было уже гораздо сложнее, чем двадцать лет назад.
— Чем же вы можете нам помочь? — Нахмурившись уточнил прусский наследник.
— Например поставками оружия, — я пожал плечами.
— О! Это может быть интересным, — вновь оживился поникший было монарх.
Переход на новые виды ручного огнестрельного оружия проходил в Европе достаточно сложно. За прошедшие годы полностью перевооружить армию на капсюльные штуцера успела только Англия. У островитян и промышленные возможности были более чем серьезными, и сама сухопутная армия оставалось небольшой. Остальные же страны на этом пути изрядно буксовали по причине, в первую очередь, сложной экономической ситуации.
За прошедшие шесть с копейками лет после окончания последней европейской войны, страны континента только-только начали восстанавливаться. Подросло новое поколение мальчиков, способных встать как к сохе или к станку, так и под ружье. Накопился кое-какой жирок. Однако денег на полноценное перевооружение все равно не хватало.
Французы за эти годы сумели перевооружить на штуцеры гвардию, благо ее размеры давно перевалили за сто тысяч, и большую часть полков первой линии. Австрияки — в том числе, закупив сорок тысяч стволов в России и около ста тысяч им отдали в кредит британцы — обеспечили новым оружием всю армию мирного времени. Пруссия и вовсе наладить своего производства пока не сумела, покупая понемногу, по мере появления денег штуцеры, выделанные у нас.
Тут нужно понимать, что Пруссия в этом варианте истории не получила огромный кусок западногерманских территорий, да еще и кусок Герцогства Варшавского тоже пролетел мимо берлинского рта. Собственные же земли пруссаков за время боевых действий с 1806 по 1815 годы были несколько раз сильно разорены.
Поэтому ни о какой немецкой экономической мощи тут говорить нельзя было и близко. Не смотря на все реформы, проводимые Вильгельмом последние пятнадцать лет, Пруссия оставалась весьма небольшим и относительно бедным государством, возможно больше всех пострадавшим за время Наполеоновских войн. Сколько раз только Берлин брали за это время? Три? Четыре? В общем экономическое благополучие пруссакам пока только снилось.
