– Татарово послание. Кадан и Бури, тумэнбаши Батыевы, пишут, дабы ожидаша их поутру, недалече уже. И ведут оне с собой десять тумэнов, и машины осадны, и стенобитны. Аще бают, будто обоз ведут.
– Не понял?
Мне, если честно, тоже было не все ясно.
– Насколько я разобрался, завтра подойдут к Батыю подкрепления в составе ста тысяч активных штыков, осадные и стенобитные машины, обоз, – объяснил Паляныця. – Ведут все это войско два темника, то есть генерала, Кадан и Бури.
– Тумэн – это десять тысяч? – уточнил я.
– Ну да. Похоже, план нужно корректировать. Идем, воевода, думу думать будем.
– Ну, колись, Калиныч, как гонца распознал? – Заика хлопнул его по лапе.
– Так ведь стервятники не нашинские, – змей, несколько разочарованный такой скромной оценкой Паляныци, ответил охотно, благо вои с интересом обступили нас. – Степные птахи, с ордой прилетели в поисках поживы.
– Это же сколько километров они так отмахали! – удивился я.
– Да уж немало. Мы, как взлетел, увидел, что стервятники меж собой драку затеяли, одного скопом лупят.
– Знакомая картина, – я поневоле потянулся к раненой ноге, которая, кстати, уже почти не болела.
– Негоже всем на одного. Ну, вступился, а как узрел, что за птах это – тут и добил его, наземь кинул. А дальше завертелось. Благо вои вовремя заметили да прикрыли стрелами.
– Молодец, Калиныч. Мы уж думали, ты по головотяпству махач затеял, а оно вон как вышло.
Тем временем черниговцы мертвых птиц подобрали, принялись общипывать.
– Они это есть будут? – не поверил своим глазам Заика. – Мерзость какая.
– Мясо, конечно, жестковатое, но на безрыбье, как говорится, не до жиру, – объяснил Горыныч.
– Нужно поспать хоть чуток, – предложил я. – Ночка, чувствую, будет еще та.
Мы вернулись в шалаш, легли на еловые ветки, которыми был устелен пол, прижались друг к другу. Особой прохлады я не чувствовал, но лучше перестраховаться.
Заснул я не сразу. Слышал, как о чем-то спорят Заика с Горынычем, а потом потихоньку вырубился.
Проснулся от того, что кто-то дергал меня за плечо. В шалаше было довольно темно.
– Просыпайся, не то все самое интересное проспишь, – посоветовал Паляныця. – Скоро выступаем.
На свежем воздухе мерцал свет не то костров, не то факелов. Заики рядом не было, уже подался куда-то. Я выполз наружу, осмотрелся. Свет десятков факелов разрезал темень ночи. Вои готовили лошадей к бою, проверяли снаряжение, комплектовали колчаны. Рядом с шалашом, у костра, сидели вои, правили клинки. Я подсел, с интересом следил за ними. Один из них несколько раз взглянул на меня, потом спросил:
– Почто меч не точишь? Аль вострый?
Я только пожал плечами. Мечом, кроме как возле харчевни да здесь, в лесу, пользоваться не пришлось, а потому больше оружие из ножен не вынималось.
– Дай узреть? – вой протянул свою руку.
После некоторых колебаний я все же отдал клинок. Вой взял клинок, внимательно осмотрел его, подтянул к себе толстую ветку, которую притащили сюда в качестве топлива, резко взмахнул мечом. Кусок древесины с треском отвалился.
– Попробуй ты, – он вернул мне оружие.
Ну рубанул, ну отрубил. Что дальше?
– Мой испытай, – вой передал мне свой клинок.
Взмахнул. Промахнулся, что ли? Ветка как лежала целиком, так и продолжала лежать. Что за фигня?
– Видал? – вой слегка ткнул ветку ногой, она распалась на две половины. Остальные вои одобрительно загудели. – То-то же. Ежели твой меч в порядок привесть, он лепше мого будет.
– Как? – тут же спросил я.
– Оселком, – вой показал камень, которым сглаживал щербины и неровности клинка. – Ежели не сгладить опосля боя – сломаешь при первом выпаде. Твой меч – хорош, славный клинок, давно таких не видывал, токмо ухода да ласки требует, как женка молодая. Доставай оселок, разом править будем.
Я замялся. Вой посмотрел на меня внимательно, полез в свою котомку, которая лежала у его ног, покопался, достал еще один камень:
– Чай, утерял свой, да то не беда. Бери в дар.
– Спасибо, – я принял подарок, начал неумело сглаживать лезвие.
Вои посмотрели на меня с усмешкой, неодобрительно покачали головой.
– Что же ты за вой, коли такой малости не умеешь? – вздохнул мой новый знакомец. – Аль ратному делу не обучен, а латы в поле надыбал?
Его товарищи засмеялись. За такую насмешку можно было бы и обидеться, только смеялись парни как-то незлобиво. Правы они, как ни крути: коль вышел на бой, то и будь готов весь.
– Обучи, – попросил я.
– Гляди и делай, как я, – посоветовал вой.
Дело оказалось нехитрым. Вскоре у меня получалось не хуже, чем у моего учителя. Вои теперь усмехались одобрительно, иногда вмешивались в процесс обучения, давая дельные советы.
– Готовность номер два, – Заика подошел к костру. – Паляныця приказал, так что давай, сворачивай мастерскую.
– А чем ты врага бьешь, коль мечом слабо владеешь? – спросил вой, глядя, как я прячу подарок в рюкзак, а меч – в ножны.
Я огляделся в поисках достойной мишени. Заика ухмыльнулся, взял первый попавшийся щит, отнес его на несколько десятков шагов, повесил на ветку, но так, чтобы костер освещал мишень.
Я достал пистолет, надел очки, активировал прицел, сделал два выстрела. От резких хлопков люди переполошились не меньше коней, так что пришлось успокаивать и тех, и других. Прибежал Вася, сделал нам с Заикой выговор не разбираясь, приказал больше не палить без толку.
Едва все поутихло, Вовчик приволок щит. Вои уже смотрели на меня с изрядной долей страха. Похоже, до них все дошло.
– Ну, как? – Заика довольно продемонстрировал щит, в центре которого сияли две аккуратные дырки. – Красиво?
Вои с некоторой опаской приняли щит, один даже отошел к дереву, обследовал его, а когда вернулся, в его глазах сияло восхищение моим оружием.
Я тем временем разобрал пистолет, быстро его почистил, собрал.
– Дай, – попросил вой, подаривший мне оселок.
Пришлось поступиться своими принципами, вынуть обойму и отдать оружие. В конце концов, он-то мне свой меч дал без колебаний!
Вой повертел в руках непонятный предмет, потом вернул.
– Как? Покажи.
Я не успел ответить. Раздалась команда:
– По коням!
Лагерь сразу же превратился в разворошенный муравейник, где в хаосе суеты просматривалась четкая система. Каждый знал свое место и быстро занимал его.
Нам подвели двух оседланных коней.
– Я же никогда не ездил, – пробормотал Заика.
– Дело нехитрое, – отозвался вой, придерживавший животных. – Научишься.
– Вот что, парни, – Паляныця вынырнул неожиданно, как чертик из коробки. – Идете впереди, но осторожно. Как только достигнете лагеря, открывайте огонь, это должно посеять панику. Прорывайтесь к воротам, образовывайте коридор. Черниговцы идут за вами, прикрывают фланги. Патроны постарайтесь растянуть на весь бой. Эх, жаль, гранат больше нет, как бы они теперь кстати пришлись!
– Да уж, знать бы, где упадешь, – согласился я. – А ты смотри, сверху нас не зацепи.
– Кстати. По новому плану мы не все идем на Козельск. Часть дружины уходит навстречу резервам противника. Мы с Горынычем в начале боя поможем вам, а потом уж вы сами.
– Погоди, погоди, – Заика, уже сидя в седле, встрепенулся. – Как же так? А…
– Приказ не обсуждается. Встречаемся на рассвете у меченой ели, как условились. Если до восхода солнца мы с Горынычем не вернемся – ждете Митника и уходите с ним.
– Татары будут шарить вокруг.
– Не будут, – я, наконец, забрался в седло. Неудобно, стремно, высоко. При падении можно шею свернуть. – Им не до нас будет.
– Это почему?
– Козельск с землей ровнять будут, а это дело небыстрое, да и затратное в человеческих ресурсах.
Раздалась приглушенная команда выступать.
– Ну, парни, с Богом, – Паляныця пожал нам руки, заторопился к змею, на спину которого уже грузили какие-то тюки.
– Как бы наш Горыныч крылья не склеил, – тревожно проговорил Заика.
– Не склеит, – ответил я уверенно, а у самого сердце сжалось от тревожного предчувствия. Что-то пошло не так. Беда где-то притаилась.
Новый приказ заставил выбросить из головы все левые мысли. Как же идти в бой, если я в седле второй раз в жизни? Про первый даже вспоминать не хочется, настолько это было больно и унизительно. Может, потом как-нибудь расскажу, но не сейчас уж точно.
Нас пропустили в голову колонны, которую возглавил воевода Василий. Он даже в темноте смог рассмотреть, что как всадники мы совсем не очень, поэтому посоветовал поводья не выпускать из рук.
– Кони добрые, покладистые, – сообщил он. – Из боя, ежели что, вынесут. Вы токмо шуму поболе давайте, а мы уж подсобим.
Копыта вои заранее обмотали кусками ткани и шкур, поэтому лошади шли практически бесшумно. Разъезд, посланный воеводой, до самого города ни одного поста татарского не обнаружили. Что ж, проспали нас, похоже, враги, если только какую-нибудь пакость не задумали.
