Уилборт впился пальцами в мое плечо и, резко развернув, впечатал в дверь. Со всего маху я шибанулась затылком о торчавший дверной глазок, а обезумевший изобретатель, дыша мне в лицо свежим перегаром, захрипел:
– Дети отвечают за грехи своих родителей! Если бы ты знала, что ей сделали, то сама бы захотела подвинуться! Ты ведь всегда была хорошей девочкой. Правда, Анна?
– Отпусти меня! – Что было силы, я толкнула дядьку.
Он действительно отступил, растопырив руки. Ключ провернулся, щелкнул замок. С хриплым лаем в домик ворвался взбешенный питбуль, а секундой позже бросился Уилборту на грудь. В воздухе мелькнули ноги в истоптанных домашних туфлях. Дядька лежал на спине, пригвожденный к полу злобной тушей, щерившей ему в лицо оскаленную пасть.
– Убери собаку, – хрипел он.
Дверь открылась, толкнув меня круглой костяной ручкой в бок, и я потеснилась, позволяя войти Владу. Он хмурился и казался сосредоточенным, только вот лицо было белее полотна, как у сильно испуганного человека.
– Увидел, что питбуль рвется в мастерскую… – Он сжал мои плечи, заглянул в лицо. – Уилборт тебя ударил?
Я мелко затрясла головой и выдавила через вставший поперек горла ком:
– Просто напугал.
Незаметно нас окружили люди. Началась суматоха. Откуда ни возьмись, появились и слуги, и сами Вишневские. Со скованными за спиной руками дядька растерянно крутил головой и что-то бормотал себе под нос. Со стороны он выглядел безумцем.
– Иди-ка ты в дом, – мягко велел Влад, накрывая мои плечи пиджаком.
– Допился, – как будто издалека донесся голос Кло. – Совсем крыша от вина съехала.
Я была бы не против, чтобы и у меня съехала крыша. Вокруг вместо темного сада Вишневских зацвел мир розовых пони, где родные дядьки никогда не посылали наемных убийц к племянницам.
Мне не запомнилась дорога до комнаты в гостевом крыле. Войдя, прижалась спиной к стене и съехала на пол. Полная луна, с любопытством выглядывающая из-за деревьев в окне, казалась яркой, как магический кристалл.
– Уилборт, какой из кристаллов сильнее, голубой или желтый? – Я демонстрирую дядьке камушки. Вряд ли он мог чувствовать, что они живые, теплые, с пульсирующей внутри жилкой. Если сжать в кулачке, то слышится биение крошечного магического сердечка. Тук-тук, тук-тук.
– Желтый кристалл сильнее. Им что угодно можно сделать, – отвечает Уилборт.
– Даже сделать маму счастливее?..
Я ненавидела свои неизменно светлые воспоминания.
– Анна, ты здесь? – прозвучал в соседней комнате голос Влада.
И вдруг стало ясно, что сама того не подозревая, я спряталась на его половине супружеских покоев. Под смежной дверью вспыхнула и погасла полоска света, прозвучали тихие шаги, и он возник на пороге.
– Ты здесь?
Я пожала плечами. Не уверена, что он смог разглядеть молчаливый ответ через темноту.
Он прошел и неожиданно уселся рядом, прислонился спиной к стене. Поджав коленки, я уткнулась в них лбом. Не хотелось, чтобы Влад увидел стоявшие в глазах слезы. Мне следовало испытывать злость и желать мести, но меня охватывало чудовищное разочарование, а потому хотелось плакать.
– Ты в порядке? – спросил Влад в тишине.
Я помотала головой, а потом пробормотала:
– Нет. Я не в порядке. Мне очень, очень плохо.
– Чем мне помочь тебе? – Удивительный вопрос заставил меня поднять голову и наткнуться на прямой серьезный взгляд. Если бы я увидела в нем сожаление, то промолчала, но мужчина не посмел унизить меня жалостью.
– Тот дом, в который я приехала к тебе в первый раз после исчезновения, он принадлежит тебе?
– Моим родителям.
– Они там живут?
– Они умерли много лет назад.
Некоторое время мы молчали, а потом я тихо произнесла:
– Мы можем уехать в твой дом? Хотя бы на сегодняшнюю ночь. Мне тошно оставаться в особняке.
– Если ты этого хочешь.
Он помог мне подняться. Ноги, затекшие от долгого сидения в неудобной позе, кололо иголками.
– Я соберу саквояж…
– Анна, – перебил он, – не надо. Там… У тебя там есть вещи. Я их не трогал с тех пор, как ты ушла оттуда.
Я ошарашенно смотрела в его непроницаемое лицо. В его доме хранились мои вещи?
– Тогда я просто возьму плащ.
Когда мы выезжали из ворот, то питбуль с бешеным лаем бросился нам вслед. Влад ударил в стенку, привлекая внимание кучера:
– Суним, остановите!
Когда экипаж встал, мой фальшивый жених открыл дверь, а потом за ошейник помог ворчавшему питбулю забраться в салон.
* * *
Дом Влада со стороны казался темным и как будто нежилым, а внутри царила такая тишина, что становилось не по себе. Появлялось совершенно алогичное ощущение, будто мы как воры забрались в чужое жилище, чтобы ограбить жильцов, уехавших на отдых в Минеральные Источники.
Влад пару раз хлопнул в ладоши, пытаясь оживить светильник на потолке, но магия не отзывалась.
– Похоже, кристаллы перегорели, – произнес он, в растерянности задрав голову. – Я сейчас зажгу свечи.
Некоторое время я стояла в кромешной темноте и прислушивалась к тому, что происходило в соседних комнатах. Раздался звук огнива, выбивавшего искру, потом прошелестели шаги, и на деревянном полу растянулось неровное светлое пятно. В первый момент даже слабый свет резанул по глазам.
– Пойдем, – кивнул Влад, – я покажу тебе спальню.
После огромного зловещего особняка с богато обставленными гостиными дом семьи Горских выглядел более чем скромным, но очень чистым.
– Сюда.
Влад приоткрыл белую дверь, отозвавшуюся тихим скрипом, и впустил меня в спальню с высокой кроватью. Внимательно и терпеливо он следил, как я осматривалась. Меня охватывали странные чувства. Словно я видела спальню во сне и не представляла, что она существовала в реальности.
– В шкафу платья, – пристроив на туалетном столике канделябр, он открыл двери шкафа и продемонстрировал несколько разноцветных нарядов, словно позабытые театральные костюмы, висящие на плечиках. – Постельное белье чистое. Раз в неделю приезжает тетушка, перетряхивает постели и убирается, но если ты хочешь…
Я перестала его слышать. Его губы с четким контуром, чуть обветренные беззвучно шевелились. На подбородке темнела щетина, над изломленной бровью была крошечная родинка. В следующее мгновение, плохо соображая, что делаю, я встала на цыпочки и впилась в его губы своими губами.
Влад опешил, проглотил окончание какой-то фразы. Расставив руки, точно боялся ко мне прикоснуться, с изумлением ждал, когда я образумлюсь, застесняюсь и отойду.
