— Хат, собака, за нами подсматривал! — сообщил я ей.
— Да что он меня обнажённой не видел? — улыбнулась богиня. — Мы с ним как никак столько лет вместе провалялись.
— А вы не это? — нахмурился я.
— Нет, дурачок, — засмеялась Анату, — у нас были другие задачи. Совокупления среди них, увы, не было.
— Что значит: УВЫ?! — вскинулся я.
— Ты же не девственником оказался, так чего ты от меня требуешь? Я женщина и секс мне необходим так же, как и тебе.
— Эмансипированная богиня, блин! — тяжело вздохнул я.
— Ага, — потрепав меня за волосы, сказала она, — но люблю я тебя.
— Странно, между нами такая пропасть - и социальная, и временная…
— Ты на что это намекаешь, Вачёвский?! — змеиным взглядом посмотрев на меня, спросила Анату.
— Ну, ты богиня, а я всего лишь человек. Ты очень стара, а я молод…
Увернувшись от пощёчины, я как можно ласковее поцеловал её в макушку.
— Я шучу, милая, люблю тебя безумно.
— Так-то лучше.
— И всё-таки, судя по тебе, женщины остаются женщинами, даже будучи богинями. Все ваши женские штучки: обиды, фобии и сумасшествия, видимо, у вас в крови.
— Я даже не хочу всё это слушать, Теди!
— Типично женский подход к спору!
— Тебе что так необходим скандал? — успокаиваясь, спросила Анату.
— Просто ты так прекрасна в гневе!
В кухню зашёл Хат, успевший облачиться в спецкостюм.
— Воркуете, голубки? А за нами, между прочим, уже прилетел самолёт. Пора лететь, время не ждёт.
— Отвали, Оултер! — в унисон крикнули мы с Анату.
— Спелись уже, — резюмировал Хат, — жду вас на улице.
Проводив его взглядами, мы с Анату посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, рассмеялись.
— Полетели спасать мир, любимая? — галантно протягивая руку, спросил я.
— С тобой, Вачёвский, куда угодно, хоть на окраины Вселенной, — кладя свою ладошку в мою, сказала моя персональная богиня.
Переодевшись в спецкостюм, я вышел на улицу — там, в открытом джипе уже сидели Хат и Анату. Примостившись между ними, я, положив руку на плечо израильскому солдату, сидевшему за рулём, приказал:
— Вези нас к нашему самолёту, юноша.
Проехав через военный городок, мы очутились на аэродроме, куда ещё этим утром прилетели из Египта. В центре взлётно-посадочной полосы гордо высился наш «стелс», окружённый со всех сторон любопытствующими израильтянами.
— Они достигли неплохого уровня развития, — сказала Анату Оултеру, кивая в сторону самолёта.
— Неуклюжая конструкция на самом деле. Хотя аэродинамические свойства их истребителей из тех, что я видел на базе в Пёрл-Харборе, не хуже, чем у штурмовиков лаптогов, — ответил ей Хат.
— Вы о чём, ребята? — не понял их короткого диалога я.
— Обсуждаем лётное средство передвижения, на котором нам предстоит преодолеть довольно большой путь по воздуху, — сказала Анату.
— А в Египет ты что не на самолёте попала? — удивился я.
— Нет, — коротко ответила она.
— А как? — чувствуя подвох, поинтересовался я.
— Использовала наши архаичные средства перемещения в пространстве.
— Это какие?
— Увидишь, любимый, — отрезала она.
— Опять тайны, — обиделся я, — как мне это надоело!
Выбравшись из джипа, я стал пробиваться через толпу к самолёту.
— С дороги, потомки Моисея! — крикнул я, когда застрял среди обсуждающих самолёт израильтян в полуметре от трапа. Они почтительно расступились. Забравшись в кабину, я пожал руку уже знакомому мне пилоту и дал распоряжение на взлёт. Вернувшись к своим друзьям, я вдруг вспомнил, что совсем забыл про Изюма.
— Майк, стоп машина! — крикнул я пилоту. — Открой люк и спусти трап.
— Что случилось? — спросила Анату.
— Верблюдика забыл пристроить, — отмахнулся я.
Выскочив на взлётное поле, я нос к носу столкнулся с запыхавшимся израильским офицером, державшим подмышкой слегка потрёпанный временем портфель из коричневой кожи.
— Вы специальный агент президента? — гаркнул он.
— Конечно, я.
— Вы забыли получить денежный перевод.
— Я, блин, вообще все забыл... — хлопнув себя по башке, заявил я.
Достав из портфеля конверт с деньгами, офицер передал его мне и заставил расписаться в ведомости, написанной на непонятном языке. Поэтому, в свою очередь, я подписался Клинтом Иствудом. А чёрт его знает, что у них там написано!
Офицер уже собрался убежать назад, но я цепко схватил его за воротник.
— Значит так, приятель, — начал я, — как тебя зовут?
— Киаран.
— Ни хрена себе имечко, — согласился я. — У тебя здесь, на базе, спецверблюд ВМФ Соединённых Штатов Америки под кодовым именем Изюм, его необходимо транспортировать на военную базу в Пёрл-Харбор под личный контроль полковника Морелли.
— Сделаем, — подтвердил Киаран, записывая данные в свой блокнот.
— Могу я на тебя положиться?
— Конечно, господин специальный агент президента.
— А то смотри у меня. Верблюд стоит двадцать миллионов долларов и является спецоружием, обращайтесь с ним вежливо и аккуратно. Всё понятно?
— Та к точно!
— Ну, тогда пока, Киаран! — от души хлопнув его на прощанье по спине, я вернулся в самолёт.
— Всё нормально? — спросила Анату.
— Изюмчик будет ждать меня в штатах, надеюсь наш климат ему подойдёт, — ответил я и, заглянув в кабину, приказал, — на взлёт, Майк!
Как приятно на закате десантироваться над побережьем Чёрного моря, когда последние лучики солнца ещё согревают землю и поверхность воды, и чудится, будто они играют с пенными барашками волн, окрашивая их в невероятный багряный цвет. А те, словно пытаясь сбросить с себя это произведение незваного художника, разбиваются о берег, превращаясь в буйство алых брызг…
Вот о чём я думал, когда медленно парил над прекрасным вечерним морем. По традиции пописав в спецкостюм, я с неподдельным восторгом смотрел на покрытые густым лесом прибрежные холмы. Выступая далеко в море, они образовывали удобные природные бухты, служившие лет восемьсот тому назад хорошим пристанищем для лихих турецких пиратов, промышлявших разбоем на северных границах Чёрного моря.
Кстати, почему кто-то назвал это море «Чёрное»? Синее оно. И солёное. Конечно, в курортных районах в пик сезона оно здорово опресняется благодаря наплыву туристов. Ведь писать в море куда приятнее, чем в спецкостюм! Я понял это, валяясь на наших пляжах Флориды и от скуки наблюдая за туристами. Всякий раз, заходя в тёплые воды Атлантического океана по пояс, они застывали на несколько секунд, а на их лицах появлялось ни на что не похожее умиротворённое выражение, после которого мне хотелось вскочить с шезлонга и заорать: «С облегчением, мистер Смит из штата Оклахома! Спасибо, что, приехав на отдых, нассали в океан! Не волнуйтесь, мы сделаем вид, что этого не заметили!»
Тем не менее, Флорида далеко, а я стремительно снижаюсь к черноморскому побережью Кавказа, и уж больно стремительно это происходит! Кажется, хвалёная техника в этот раз меня подвела и теперь мне суждено бесславно разбиться о чужой берег. Подняв голову, вместо обычного крыла парашюта я увидел три маленьких парашютика. В такие моменты вся жизнь должна проноситься перед глазами, а с губ слетать слова молитвы, но в моём случае всё было куда прозаичнее. Очень грязно выругавшись, я обкакался.
…И на большом ускорении шмякнулся попой о поверхность воды, которая оказалась такой же твёрдой, как добротный асфальт. Преодолев под водой несколько метров вниз, я остановился и быстро всплыл на поверхность. Господа, я хочу сделать программное заявление. Всё-таки, не смотря на все мои дружеские отношения с богами, я должен признать теорию развития человечества, озвученную когда-то Чарльзом Дарвином, верной! Там, где у нас находится копчик, раньше точно был хвост. Моё великолепное приводнение на генетическом уровне напомнило мне тот удивительный момент, когда он у нас отвалился.
Делая неуверенные гребки, я как раненный гарпуном дельфин — наверняка красиво — поплыл к берегу. Что ни говори, а с моря берега Кавказа выглядели куда симпатичнее. Едва мои ноги коснулись дна, я расслабился, упал на колени и выполз на ровный белый песок. Задница у меня горела самым что ни на есть дьявольским огнем, но, тем не менее, настроение, оттого что я всё-таки выжил, было приподнятым.
— Ребята, все живы? — спросил я, надеясь, что рация не сломалась от удара о воду.
— Вот, сука! — подавая хороший пример моего лингвистического обучения, сказал Хат.
— Ты где находишься, божок мой доморощенный?
— Надо думать на земле. Теди, мне кажется, я сломал себе позвоночник.
— Сраные пилоты нас подставили, — сказал я, кое-как поднимаясь на ноги, — наши горные парашюты не предназначены для прыжков с большой высоты.
