Вот она прочла объявление. Улыбнулась сквозь слезы. Протянула руку.
С усилием сорвала листок.
В своем заторможенном времени Майкл видел, как тянется клей, деформируя волокна бумаги, и ссыпается серая пыль со столба. Секунды щелкали, как счетчик Гейгера. Пальцы девочки сдавили бумагу, чуть смазали бракованный текст.
И ее скрутило, как влажную тряпку.
Время сорвалось, понеслось, Майкла отпустили разом, будто это теперь не имело значения. Будто свершилось все, что должно. Медведи умеют двигаться быстро, они сразу идут на рывок. Майкл бежал и видел, как из девочки выжимает всю жизненную энергию, молодость, силу, здоровье, превращает в немощную старуху. Потом ее жилы вздулись багрянцем, и из легких вырвался крик, низкий, на одной ноте. Она словно зависла под конусом света, идущего из фонаря, и было видно, как через поры начинает сочиться кровь.
Майкл, наконец, добежал, стукнул ее по ладоням, сжал пальцы. И она уронила листок бумаги. Майкл схватил его защищенной рукой, сунул в карман, склонился над девочкой. Он увидел уродливую старуху, мелко дрожащую в круге света, маленькую, с косичкой омерзительно белых волос, всю покрытую сеткой глубоких морщин, будто лежалое яблоко. И пальтишко из светлого твида смотрелось как застиранный саван. А потом что-то сдвинулось, словно текст, напечатанный красной краской, встал на свое исконное место. Две реальности совместились, и перед Майклом проявилась девчонка, бледная, перепуганная, завизжавшая при виде спасителя.
Майкл отступил, на краткий миг представив себя со стороны: капюшон, толстовка, на руках — перчатки. Маньяк! А что еще тут можно придумать?
— Тише, — сказал, — я тебя не трону. Тебе стало плохо, нужно в больницу!
— А! — заорала девочка. — Папа, на помощь, папа!
В окнах дома загорался свет, люди выглядывали, тыкали пальцем. Кто-то шумно спускался по лестнице, крича:
— Анечка! Где ты, Анечка?!
Майкл схватил пакет с объявлениями и кинулся прочь, гадая, что же случилось с девочкой. Слишком знакомо она завыла, слишком напомнила беловолосую.
Кто придумал клеить гниль на столбы? В скольких дворах он ее прилепил, а главное, для чего? Майкл бежал и рычал от ярости.
За спиной множились крики, кто-то колотил в освещенные окна, звал люд на улицу:
— Нападение!
— Эти совсем офигели! На Анечку руку подняли!
— На сиротку? Без матери ведь девица! Ну дела… Да иду, иду…
Майкл на бегу скинул толстовку, сунул ее в пакет. Цепанул с забора чей-то кепарик, в другом дворе сдернул спецовку, сушившуюся на веревке. Он умел уходить от погони, по-звериному путал след. Простецы шумели, будили город, кто-то истошно орал про полицию, а Майкл таился по огородам, пробираясь на Садовую улицу.
Главное, чтоб не загнали в угол. Чтоб не довелось им увидеть, как огрызается медведь в ловушке.
Майкл попался своему патрулю. Просто вдруг по городу засвистел ветер, опасный, предгрозовой. Кто-то шумел по инерции, требовал ловить мерзавца, но большинство простецов рвануло в квартиры, как в бомбоубежища. Захлопали ставни и двери, заскрипели засовы, Майкл услышал, как кто-то ворчит на долбанный гидрометцентр, мол, погоду нормально предсказать не могут. В отдалении громыхнуло, и самых буйных погнало под крышу, в надежные коробки из кирпича и дерева, возведенные на загадочном быльнике.
Майкл вздохнул, снял убогий кепарик и вылез на притихшую улицу.
Тут-то его и окружили.
— Кто тут у нас? Новичок?
— А что, было такое задание: бучу поднять по Затишью?
— А почему нас не спросили? Мы бы эффектнее замутили! Ну что, болезный, пойдем в ментовку? Мы всех буйных туда сдаем. Где наш атаман? Пусть решает.
Новый свист заставил патруль выстроиться в кривую шеренгу. Их было четверо: трое мальчишек и та самая Мышь-Алёнушка, что призывала к активным действиям.
При виде атамана Майкл дернул щекой: к нему, пританцовывая, торопился Венька.
— Чего расшумелись? Медведя не видели?
— Точно, медведь: весь район взбаламутил. Ты кого-то съел, новичок?
Венька взглянул на Майкла, кратким свистом пресек балаган.
— Что случилось?
Майкл оглянулся на воинов, готовых арканить зверя. Он не знал, что у них за таланты, кроме писклявого голоса и испачканных зеленкой волос. Но слабаков не ставят в патруль, это он понимал. К тому же Веньки с лихвой хватало, чтоб не пуститься в бега.
— В полицию, так в полицию, — нехотя согласился Майкл. — Я ничего не сделал. Но буду говорить со Старшиной.
— Насмотрятся фильмов, — пискнула Мышь, — и давай заливать про звонок адвокату.
— Старшина — адвокат? Это юмор такой?
Венька еще раз взглянул на Майкла. Покривлялся для понту и принял решение:
— Мышь, приведи Старшину и Ромашку. Остальные продолжают обход. А я провожу Михея к майору.
— Хочешь отмазать дружка? Мне рот не заткнешь, так и знай! За ним гнались простецы, Свистун, да так, что тянуло на бунт народный.
Мышь сжимала кулачочки и морщила носик, такая маленькая и отважная, что Майкл не сдержал улыбки. Девушка ответила свирепым писком.
Тут уж весь патруль захихикал.
— Мышка, ну, подумай минуточку. Кого я буду отмазывать? — Венька бочком подобрался к девушке, похлопал ее по плечу. — Я ж тебя почему прошу. Только ты способна достать Старшину, так достать, чтоб он вышел из дому, от накрытого стола, от отца и братьев, и отправиться с тобой в ментовку!
Мышь слегка покраснела, то ли от праведной злости, то ли от удовольствия.
— Алёнка, марш вытягивать репку! Майкл, пойдем в отделение.
По дороге в Кирпичный город Майкл рассказал Венику все. Про объявления и про брак, и про то, как скрутило девочку.
— Да хорош заливать! — удивился Венька. — Обычные письма счастья. Каждый месяц расклеиваем по городу. Слушай, а может, вернемся? Я хочу сам посмотреть!
Майкл покачал головой. Он не хотел в тот двор. Он мечтал сдать объявления органам и найти того, кто весь кипеш устроил. Впервые в жизни случился привод, с которого не хотелось слинять.
— Ты, главное, не обижайся на Мышь. Ну, она такая, активная вся. Не зря назвали Алёнушкой. Весь край обойдет, яблони окучит, пироги испечет, всю нечисть достанет, пока до правды не доскребется.
Майкл и не думал на нее обижаться. Мышь ему нравилась, смешная такая.
Они миновали школу, обошли стороной стадион. Отделение Затишья приютилось в домике рядом с парком, вход украшал декоративный портик, с двумя колоннами и фронтоном. На фронтоне пестрели остатки мозаики: алые флаги на небесном фоне. Дверь была стальная, с защитой от взлома. А рамы в окнах еще советские, все в трещинах и потеках. Дернуть такую — и ты внутри. И ржавая решетка помехой не станет.
Майор Смирнов был простецом, в этом Майкл убедился, как только его увидел. Он уже собирался домой, отработав часы приема, и был крайне недоволен приводом Майкла.
Про переполох слыхал, кто-то напал на девушку. Наряд выехал, но тут засвистело, вроде как ветер, гроза, полицейский бобик решили не портить: мало ли куда унесет! Или молнией в крышу ударит. Так все же знают: если гроза, это дело жильцов из Дома-на-сваях! Потом снова стихло, как не было, и небо ясное, звездное. Значит, Свистун развлекается, давно по мозгам не получал.
— Ничего себе, развлекается! — всерьез обиделся Венька. — Такую толпу по домам разогнал! Вы бы всю ночь трудились. А так поспите на мягкой перине.
Рассказ о проклятом объявлении майор не принял всерьез: мало ли что новичку померещилось. Майкл в городке без дня неделя, как он может заметить пакость, ускользнувшую от Моры Викторовны? От самого Старшины?
Скучая, Смирнов приказал сдать бракованные бумажки, даже лупу достал из ящика, погремев заныканными бутылками.
— Не дам! — заупрямился Майкл. — Вы без перчаток, господин майор!
— Что такое? — рассердился Смирнов. — Ты мне еще указывать будешь? Расклеил по Затишью какую-то гадость, взбаламутил народ, обидел девушку! А теперь в позу, как прима балета? В обезьянник с изъятием всех улик! Ночь отсидишь, там посмотрим!
