— Если вы опять плевались... — начала было Мэгги, заметив подозрительную струйку на подбородке Сэма, но осеклась — волнение детей передалось и ей.
— Она ее выкопала! Пятнашка ее выкопала, значит, она не умерла!
— Кто не умер?
— Птица, которую мы закопали в субботу. Она еще не умерла.
— Ерунда.
Но Эми требовала, чтобы Мэгги пошла и увидела все своими глазами.
Там, в саду, в углу возле стены пыхтела Пятнашка, и при появлении Мэгги вид у нее сделался слегка виноватый. Собака отхаркивалась, точно пыталась прочистить горло, куда попала какая-то гадость. Эми показала то место, где они с Алексом выкопали неглубокую могилу для птицы, найденной в камине. Земля была разрыта.
— Пятнашка выкопала ее и держала в зубах, а потом птица улетела. Я это видела.
— Да, улетела. — подтвердил Сэм.
Мэгги твердо заглянула в безоблачную голубизну глаз трехлетнего Сэма. Он переживал ту фазу развития, когда легко врал почти по любому поводу. Но Эми, как правило, была более надежным свидетелем.
— Она не может улететь, если она умерла, Эми. Наверное, Пятнашка ее съела.
— Пятнашка ее съела, — согласился Сэм.
— Не ела она ее! — возразила Эми, — Я видела, как птица улетела!
Мэгги взяла палку и потыкала в разрытую землю. Теперь там и вправду ничего не было.
— Вот она! — крикнула Эми, показывая на небо над головой матери.
Мэгги обернулась. В паре метров от них, на ржавом столбике, к которому была привязана бельевая веревка, сидел гладкий дрозд. Его перья отливали иссиня-черным, а взгляд был устремлен на Мэгги. Она взмахнула рукой, ожидая, что птица улетит, но та не шелохнулась — сидела неподвижно, наблюдая за ней. Мэгги отступила на шаг.
— Это другая птица. Здесь кругом сотни черных дроздов.
— Нет, та же, — настаивала Эми, — та же самая.
— Убей ее, — сказал Сэм.
Мэгги ощутила заразительное покалывание их детского страха. Оно передалось ей, как статическое электричество. Парализовало ее, не позволяя отвлечься от происходящего. Перед ней промелькнуло краткое видение, в котором она увидела их всех — себя, детей и птицу, — запутавшихся в частых нитях какой-то невероятной паутины.
Потом Мэгги поняла — Сэм и Эми ждут, чтобы она что-то сделала. Нелепо! Нелепо, что эта маленькая заурядная птичка нагнала на нее такого страха! В конце концов Мэгги подняла гнилую ветку и стала медленно наступать, размахивая веткой перед собой. Птица, помедлив, перепрыгнула со столбика на стену, а потом улетела.
Мэгги сгребла детей и увела домой.
В тот вечер Алекс вернулся домой поздно, сильно раздосадованный ходом раскопок в замке. Начальство внесло изменения в порядок работы, не поставив его в известность. После истории с птицей Мэгги провела особенно утомительный день с детьми. Эми стояла на часах в саду и наотрез отказывалась зайти в дом, даже если шел дождь; а когда Мэгги решила все-таки увести ее и на три секунды выпустила из виду Сэма, мальчик проворно опрокинул коробку с хлопьями в собачью миску. Более того, у Мэгги вот-вот должны были начаться месячные, и ей было совершенно наплевать, как там Алекс копается в развалинах замка.
Тем временем муж обращал к ней речи, которые ему хотелось бы произнести на работе.
— Живая археология — так они это называют! Значит, теперь нам придется проложить вокруг раскопок пешеходную дорожку, чтобы зеваки могли поглазеть, как мы работаем. Может, мне еще и раскидать кости для собак по всему участку?
— А разве ты сам никогда не останавливался, чтобы посмотреть, как трое мужчин роют яму посреди дороги?
Алекс проигнорировал это замечание, сорвав с себя рабочую одежду и бросив ее в угол кухни.
— Я сказал им — ладно, только не заставляйте меня одеваться под Индиану Джонса. Они даже не поняли, о чем я говорю. Притворились, что не поняли. Как бы им это понравилось, а? Интересно, скольким людям приходится мириться с тем, что за их работой во всех подробностях наблюдает широкая публика?
— Футболистам. Актерам. Полицейским. Зубным врачам...
— Точно. Набери мне ванну, ладно?
— Какие будут пожелания насчет температуры?
Алекс заговорил вкрадчиво:
— Извини, но ты же знаешь, как я люблю, чтобы меня побаловали, когда я переволновался на работе. И ведь по большому счету ты ничем особым сегодня не занималась.
Алекс и сам поморщился, услышав, как прозвучали его слова. Он потянулся к Мэгги, но она увернулась и громко затопала вверх по лестнице. В ванной комнате она с силой воткнула пробку в отверстие ванны и рывком открыла краны, откуда хлынули яростные потоки горячей и холодной воды. Потом она тяжелыми шагами спустилась с лестницы, резко отстранила мужа и схватила сброшенную им рабочую одежду. Алекс хотел было сказать нечто примирительное, но передумал и тихо отправился принимать ванну.
Пока Алекс, громко вздыхая и воркуя, отмокал, Мэгги уложила детей спать, лелея язвительное негодование. Потом она спустилась вниз и поднесла спичку к новому камину в гостиной. Огонь уютно потрескивал, когда появился Алекс в ненавистном Мэгги изношенном халате. Он плюхнулся в кресло и взял журнал.
Мэгги взмахнула у него перед носом глянцевым буклетом:
— Это пришло сегодня. Хочешь — посмотрим вместе?
Алекс поднял глаза и поморщился. Его седалищный нерв неизменно бунтовал, когда речь заходила об этом предмете. Буклет был из местного университета. Мэгги мечтала получить диплом психолога.
— Ну сколько можно? Мы уже сто раз это обсуждали.
Они и вправду это уже обсуждали. Алекс называл психологию лженаукой. Мэгги возражала, что ей на это лжеплевать. Алекс утверждал, что психология пропагандирует примитивный взгляд на человеческую природу. «Хорошо, — отвечала Мэгги, — я примитивная личность». Однажды Алексу приснилось, что ночью он влезает в открытое окно, и он сделал глупость, пересказав свой сон Мэгги. Теперь он демонстративно именовал окна «вагинно-адюльтерно-суицидальными аппаратами».
— Алекс, я действительно хочу взять курс психологии. Для меня это важно.
— Но, черт подери, это так не вовремя. У тебя же маленькие дети, о которых нужно думать. Обязанности.
Да, они обсуждали это раньше — много раз, но так ни к чему и не пришли. Лексика, звучавшая в этом разговоре, повторялась так часто, что несла уже чисто символическую нагрузку. Мэгги использовала слово «важный», словно запускала реактивный снаряд. Алекс, в свою очередь, воздвигал аэростатные заграждения с помощью слов «дети» и «обязанности». Слова были понятны, но диалога из них не складывалось.
В глубине души Алекс тайно опасался, что может потерять Мэгги. Это неясное беспокойство он предпочитал не анализировать. Он никогда не принимал жену как данность, он не променял бы ее ни на какие бриллианты, а потому боялся, что наступит день, когда кто-нибудь задумает ее у него отнять. И чем больше Мэгги ощущала этот тайный страх, тем больше она чувствовала себя загнанной в ловушку.
— Я сойду с ума, если ничего не сделаю. Серьезно — сойду с ума. Я уже схожу с ума, потому что торчу здесь. И уже происходят странные вещи.
— Что еще за странные вещи? — спросил Алекс, отложив журнал.
— Сегодня. Одна птица. В саду. Она посмотрела на меня.
— Посмотрела на тебя?
— Да. Она посмотрела на меня.
— Что ж, допустим, это так, — засмеялся Алекс.
Мэгги смерила его взглядом. Он снова попробовал спрятаться за журналом.
— Ты, — неспешно произнесла она.
— А?
— Ты.
Алекс опять отложил журнал.
— У тебя скоро месячные? — спросил он, — Хочешь, я тебя обниму?
Тут он не выдержал ее взгляда, и улыбка исчезла с его лица. Мэгги приходилось делать глубокий вдох после каждого слова.
— Ты... не... понимаешь... о... чем... я говорю! Ты просто... сидишь... там, и ты... НЕ ПОНИМАЕШЬ, О ЧЕМ Я ГОВОРЮ!
— Ладно! Перестань на меня кричать и расскажи, о чем ты говоришь!
Она помедлила, чтобы успокоиться.
— Там, в саду, была птица, и она на меня посмотрела! Очень необычно посмотрела. Она напугала меня. Дети тоже ее видели.
— Что за птица?
— Черный дрозд.
— Обычный дрозд?
— Совсем не обычный. Он заглянул внутрь меня. Посмотрел сквозь меня. Я не могу это объяснить. Птица была совсем близко, как ты сейчас, и совершенно не боялась. Я пыталась прогнать ее, но она не улетала.
— Может, кто-то ее приручил. Присматривал за ней.
— Только не за этой.
— Откуда ты знаешь?
— Тебя там не было. — Она прикусила губу, раздумывая, говорить ли ему все до конца. — Дети говорят, что это птица, которую ты похоронил в саду.
— Что?
— Эми сказала, Пятнашка ее выкопала, птица взмахнула крыльями и взлетела на крышу.
— Нелепо.
— Я знаю, звучит нелепо, но птица выбралась из ямы, куда ты ее зарыл, и я сказала Эми, что, наверное, Пятнашка ее съела или еще что-то в этом роде, но я и сама этому не верила.
