Мэгги искала магазин под названием «Омега». Сначала шли лавочки размером с киоск, торговавшие сувенирами и винтажной одеждой; затем следовали студии тату и пирсинга; потом — магазины комиксов и лавки букинистов. «Омега» обнаружилась на самом последнем этаже. Волоча Сэма за руку, Мэгги открыла дверь — звякнул крошечный колокольчик. За прилавком сидел мужчина, поглощенный чтением. Он на секунду оторвался от книги, но ничего не сказал.
Судя по всему, в магазине главным образом торговали травами, специями и трудами по альтернативной медицине, то есть на полках громоздились ряды склянок с надписанными от руки наклейками, а там, где банок не было, высились кипы книг и брошюр.
Мэгги повернулась к хозяину спиной, делая вид, что изучает ассортимент пестиков и ступок, но чувствовала, что он не сводит с нее глаз. Она взяла один из наборов, сделанных из камня, но быстро поставила его на полку. Когда она повернулась к хозяину, тот шутливо приподнял брови. Сэм уставился на него.
— Очанка. Мне нужна трава под названием очанка. Знаете, что это такое?
— Конечно.
Голос его звучал вяло. Выглядел мужчина лет на сорок с лишним, у него были редеющие волосы до плеч и тонкая бородка. Казалось, его обветренное лицо и крепкое телосложение не соответствуют тонкому, гнусавому голосу.
— Говоря научным языком, очанка лекарственная. Для многих — Ефросина. А для нас с вами — красная очанка. Для чего она вам понадобилась?
Вопрос Мэгги не понравился.
— Мне нужно совсем немного.
— Дело ваше, — сказал хозяин, вставая и подходя к полке в дальнем конце магазина. Он потянулся за банкой, — Я просто хотел помочь.
Он взвесил небольшое количество очанки на красивых медных весах.
— Пол: мужской. Планета: Солнце. Стихия: Воздух. В следующий раз просите Ефросину, ведь большинство людей называют ее именно так.
— А вы много знаете о травах?
Мужчина распахнул глаза и посмотрел на нее так, словно более глупого вопроса еще не слыхивал.
— Что-нибудь еще?
Мэгги покачала головой и заплатила за траву. Ее пальцы дрожали, когда она полезла в сумочку. Она принялась выталкивать Сэма за дверь, а хозяин сказал ей вдогонку:
— В следующий раз приходите ко мне и за всем остальным. Выйдет вдвое дешевле, чем в этих ваших магазинах натуральных продуктов.
Она обернулась, но он уже снова погрузился в чтение.
Потом Мэгги выехала из города и направилась к Ивовому лесу. Не было необходимости ехать так далеко, чтобы собрать несколько стеблей папоротника, но с этим лесом у Мэгги были приятные ассоциации. Раньше они с Алексом любили тут гулять. Однажды они даже занимались здесь любовью в жаркий летний полдень, но только однажды. Вскоре Алекс охладел к этому месту — после того как, по его словам, увидел гадюку, скользящую между стеблей папоротника. Мэгги даже казалось, что именно в тот раз, в лесу, был зачат Сэм.
— Знаешь что, Сэм? Тебя сделали в этих лесах.
— Нет, — ответил Сэм.
— Нет? Я тебе покажу — нет! — Мэгги замахнулась на него свежесрезанным стеблем папоротника.
— Да! — крикнул Сэм, бросившись наутек.
Они поиграли в прятки среди деревьев, прежде чем вернулись в машину.
На следующий день Мэгги пришлось вернуться в «Омегу». Когда она вошла в лавку, хозяин сидел ровно в той же позе, читая ту же самую книгу, словно не сдвинулся и на миллиметр с тех пор, как Мэгги отсюда ушла. Почти не глядя на нее, он указал ей на ряд пестиков и ступок.
— Они все там.
Мэгги и вправду вернулась, чтобы купить ступку с пестиком, поскольку прошлым вечером решила, что, если уж готовить притирание из купленных ею ингредиентов, то сперва их неплохо бы истолочь.
— А вы не только в травах разбираетесь, но и мысли читаете?
Хозяин поднял голову, явно довольный собой:
— А где же мальчик?
— С няней. Эти два часа в неделю я могу передохнуть. Значит, и вы чего-то не знаете, ну надо же.
— Новичков сразу видно. Они приходят за всякой экзотикой. Вернувшись домой, обнаруживают, что добычу еще нужно приготовить. Тут они вспоминают, что видели здесь вот это.
— Но откуда вы узнали, что сперва я побывала в магазине натуральных продуктов?
— Гм, это было сложнее... Вы пришли с пакетом, на котором название магазина написано крупными буквами.
Мэгги улыбнулась про себя и стала перебирать выставленные в окне предметы. Теперь хозяин ей нравился — она поняла, что это не бесцеремонность, это он так шутит. Она взяла медный пестик.
— Что порекомендуете?
— Керамические можно по неосторожности расколоть. Деревянные — расщепить, к тому же они не годятся для горячего. Металлические недостаточно инертны — частички меди попадут в вашу смесь.
— Значит, камень?
— Непременно.
— Ого, недешево.
— Дело ваше — берите медяху.
— Нет, возьму камень.
— А вчера я вовсе не был назойлив. Я искренне пытался вам помочь.
— Тогда вы должны знать, что очанку используют при глазных инфекциях.
— А, малыш. Я заметил, что у него воспален глаз.
— Не потому ли она так называется?
— Очанка? Нет. Если нанести ее на веки, она способствует ясновидению.
— Вы серьезно?
Он твердо взглянул на нее, но в глазах его играло плохо скрываемое веселье.
— Я никогда не шучу. Расскажите мне, что вы хотите сделать.
Мэгги рассказала. Хозяин задумчиво кивнул.
— Ну, я бы вряд ли это выбрал. Но состав интересный, и вреда от него не будет. Где вы взяли рецепт?
Тогда она сообщила ему о дневнике и о списках снадобий.
— Там еще были слова «нараст. л.». Вам это что-нибудь говорит?
Он невозмутимо посмотрел на нее.
— Что касается саше, то это, конечно, тоже гербализм, но опосредованный, если понимаете, о чем я.
— Может, мне пропустить эту часть?
— О нет. К тому же это позволит вам себя занять.
Ничто в интонации хозяина магазина не говорило об иронии. Он дал Мэгги несколько полезных советов, как приготовить мазь для Сэма. А когда она уже собралась уходить, сказал:
— Этот дневник. При случае мне бы очень хотелось на него взглянуть.
— Может, я вам его и покажу, — бросила Мэгги, — а может, и нет.
И крошечный колокольчик звякнул, провожая ее.
Прошло три дня, но все, что Сэм мог предъявить как результат путешествия его матери в мир гербализма, было грязное лицо да еще яркий мешочек на шнурке вокруг шеи. Мэгги исследовала остатки липкой пасты, которую изготовила, и решила, что настал момент обратиться к традиционной фармакологии.
По какой-то причине она скрыла от Алекса новую коллекцию трав, а также каменный пестик со ступкой. Она точно не знала, почему решила держать новые приобретения в секрете. Возможно, ей не хотелось, чтобы он их осмеял, — трудно было найти что-то более постоянное, чем его скептицизм в отношении всего ненаучного.
Ненаучное.
Нет, не только. Куда больше этого. Скептицизм Алекса был сродни скептицизму многих — почти неистовым, отчаянным. Алекс использовал скептицизм, чтобы оградить себя от всего, расположенного, как он опасался, за пределами его мира. Словно ярды герметичных материалов, приобретенных им для защиты дома от сквозняков или сырости, или его бесконечная война с протечками. Хуже того, Мэгги знала, что где-то в глубине души он лелеет некие подозрения и на ее счет. То, что они никогда не обсуждали и не собирались обсуждать, но что лежало между ними, словно меч, спрятанный между простынями.
Мэгги знала, что Алекс боится ее способностей. Тех способностей, какими сам он не обладал. Способности удивляться, восхищаться, ликовать, быть озадаченной. Способности пугаться, не боясь это показать. Способности противостоять унылому земному притяжению. В Мэгги было нечто, что Алекс ощущал как некую глубинную сексуальность, проявлявшуюся не столько в отношениях с другими мужчинами, сколько с самим миром, с неизведанным, и он боялся, что однажды Мэгги у него заберут.
Кроме того, Мэгги хотела, чтобы этот сюжет принадлежал только ей. Потому-то она и спрятала травы. Ей нужно было пространство для эксперимента. Каким-то образом оно давало ей ощущение власти другого порядка: власти не только над Алексом, но и над теми опытами, которые она осуществляла со своими травами.
Вот поэтому она спрятала все в дальней комнате, в чемодане под замком. Там было полно старых фотографий и памятных вещей — ни она, ни Алекс не могли от них избавиться, но и не заглядывали туда много лет. Она завернула все в черный шарф и спрятала сверток на самом дне чемодана.
Сэм вышел из сада и прошествовал на кухню, размахивая палкой. Мэгги подвела его к свету и с сомнением разглядывала уголок его глаза.
— Риск — дело благородное, Сэм. Но теперь нам придется отказаться от этого лекарства, никакого от него толку.
— Нет! — крикнул Сэм.
— Ради бога, перестань твердить «нет» всякий раз, когда я с тобой говорю.
