Заманчиво было, аж сердце подпрыгнуло. Неделю б назад предложили, сам бы пакостить стал, с душой. Чтоб бабла через край и назад в Белокаменск, спонсировать митинги, выкупать активистов. А теперь? Уж лучше обкуренным в секте, но с друзьями, с Ромашкой и Венькой, чтобы рядом Влад и котенок Мишка…
— Уж вы гой еси, добры молодцы!
— Ты чего? — перепужался браток.
— Бла-бла-бла, говорю, — рассердился Майкл. То ли краска отпустила, то ли мозг заработал. — О каком доме речь, человече? Где ты дом узрел, юрод болезный? Поля тут да поселение, какой тебе санаторий?
— Это как? — растерялся кореш.
— Если видишь Дом, значит, из наших. Чем еще одарен, дружбан?
Браток замерцал, скукожился, обернулся бородатым карлой в хламиде:
— Таким, как ты, отводить глаза! Ща тебя порежу на ленточки!
Майкл не выдержал, расхохотался: не злодей, а камеди-клаб какой-то! Насмотрелся совковых боевиков!
Карла прыгнул с земли, быстро, ловко. Майкл сморгнул проступившие слезы и увидел хищные лапы, хвост и зубастую пасть, совсем рядом, и лезвия когтей возле горла. Что-то пыхнуло, словно чайник с заваренным листом черной смородины, сверкнуло, выбелив вспышкой мир. И карлу отбросило в сторону, скрючило и покатило прочь.
— Защищенный, да? — взвизгнул звереныш. — Оберег на шею привесил?
— Руки коротки? — в тон ему рычал Майкл. — Вот я тебе с ноги пропишу!
Карла завыл, завертелся, обернулся крылатым змеем…
— Одолень трава! — приказал строгий голос.
Змея оплело цепкой лианой, притянуло к сырой земле. Распустились поверх цветы, похожие на озерные лилии, нежно-белые и пахучие.
— Одолей мне горы высокие, долы низкие, озера синие, берега крутые, леса темные, отгони чародея-ябедника! Ну и все остальное по тексту.
То крылатый змей, то скрюченный карла, то брутальный бандит в кожаной куртке корчились, пытаясь порвать лиану. Цепко держала трава, тянула вниз, хватала корнями, душила ароматом цветов. Миг — и не осталось следа от ушлого братка-бизнесмена, сверкнула златая цепь да сгинула. Лишь взрытая земля да пара лилий, будто сложенных на могилку, напоминали о пришлом.
— Санаторий? Хорошая мысль, одобряю. Лично мне его не хватает.
Майкл обернулся и ойкнул:
— Дядя Боря!
— Гм, — недовольно сказал главврач. — Все ж таки Пряхин Борис Игнатьевич. Вам, молодой человек, я не дядя.
— Вы его убили, Борис Игнатьевич?
— Гм. Я его исцелил. Очистит сыра земля да высокие грунтовые воды. Одолень трава зла не творит. Восстанет шишок болотным духом. Может, зайдет, спасибо скажет. Хотя вряд ли. Пакостник еще тот. Электричество в Доме ему отключи, водопровод испорти с проточной водой! Это ж придумать надо! — главврач помолчал, потер переносицу, с неохотой признался Майклу: — Я все ждал, что шишок тебя заморочит, а ты, парень, обманку снял. Молодец!
Майкл смутился:
— Поначалу сглупил. Краски нанюхался в актовом зале. Вы куда сейчас, Борис Игнатьевич?
— Ну так Домой, драгоценный Майкл, избранный порученец Гордея. Дом у нас в Затишье, иных не оставили, корни вырвали. Вот и живем-доживаем.
— Можно, я вас провожу?
Борис Игнатьевич рассмеялся:
— Стоило б наоборот, но изволь. Прогуляемся, раз любопытно. Пешие прогулки, Майкл, стимулируют организм в любом возрасте. Видел бы ты мою клинику! Премии, гранды, звания. Заграничные светила съезжались для шпионажа и обмена опытом. Я такие операции делал, думал, хирурга не тронут. Наивный! Сослали в Затишье со всеми регалиями. А тут что? Тут беда одна, и болячка одна, и лечение страшное. Разве я для того рожден? А Власелина? Три ученые степени! А Гордей? Эх, что говорить. Собрали в пучок и засушили, точно сорные травы с болота.
— А в наши дни что вас держит? Собрали чемодан и обратно!
Борис Игнатьевич сморщил лоб:
— Как объяснить? Слово «долг» знакомо? Да и сдружились мы, друг в друга вросли, сроднились и породнились. Нас вырвали с грядок и сунули в воду, а мы корнями сплелись и выжили. Вот такой забавный эксперимент, смешанный травник со всего Троемирья. Что ж, мой любознательный друг, мы добрались до ворот. Вон и Горыныч меня встречает. Всего наилучшего! — тут он запнулся и с силой стукнул себя по лбу:
— Память опять переклинило. Во-первых, ночью будет гроза. Во-вторых, Марьюшке передай, что той девушке стало лучше. Вроде у Маши поручение было? Вы еще приходили вдвоем. Гордей разрешил посещения.
— Ух ты! Отлично! Я передам! — Майкл даже подпрыгнул от радости. — Спасибо вам, дядя Боря!
— Ну, все же Борис Игнатьевич Пряхин, — с улыбкой поправил главврач.
Вместо того чтоб спешить домой, Майкл сразу побежал к Ромашке. Там уже сидели Веник и Влад, в ожидании друга грызя сухарики. Мать Ромашки была из простых, дочь не любила, лаской не баловала. Машка росла, как сорняк, чем бабка одарит, тому и рада.
Майкл посмотрел на скромный обед, вывалился во двор, махнул огородами к дому. Тетя Таня лишь посмотрела с укором, но сразу выдала корзинку с провизией. Она снова плакала о сестре. Майкл шепнул, что мама жива и что Гордей ее разыскал. Тетя Таня заметно ободрилась, чмокнула племянника в щеку и благословила на пир с друзьями.
Корзинке со снедью обрадовались.
Пироги, калачи, козий сыр и зелень, стопка блинов, варенье из груши и — о чудо! — фисташки в отдельном пакетике.
Влад сразу схватил орехи, захрумкал в затемненном углу. Впрочем, от сыра не отказался и блинами с вареньем угостился на славу. Остальные налегли на пироги.
Венька успел рассказать Ромашке о результатах вылазки к Кругу, Майкл же дополнил историю своими злоключениями в Кунсткамере. Заодно поведал о братке-шишке и передал привет от врача.
Его слушали, раскрыв рты, даже грозу всерьез не восприняли. Заголосили наперебой, куда там собранию волонтеров:
— Это что же, гнильцы пробираются к Дому? Хотят разрушить его изнутри?
— Эх, а Власелина с Тамарой поехали на задержание!
— Зиночка все почистит грозой.
— Слушайте, к девочке можно зайти! Завтра после уроков!
— Может, сбегать? Взглянуть хоть издали, как работают настоящие профи? Тайная типография, а мы опять не у дел!
— Я не пойду! — осадила Ромашка. — И вам не советую, Веник. Кто-то же должен соблюдать правила? Сказали нельзя, значит, нельзя.
— Власенька говорила такое?
Майкл подумал, качнул головой:
— Просто позвонила Тамаре. Запретов никаких не звучало.
— Это же по умолчанию! Раз не разрешили, значит, запрет! И вообще, дуйте-ка по домам. Скоро гроза. Ну и мама вернется.
Мать у Ромашки пила запоем уже четвертые сутки. Было видно, как ей неловко. Как не хочется, чтоб пьяная мама кричала обидные вещи про Навь.
Веник вздохнул сочувственно:
— Держись, царевна. А мы пойдем. Вот тебе пирожок напоследок, самый вкусный, с повидлом!
— Спасибо, Свистун, — укорила Машка. — Чужим пирожком одарил. Миш, передай поклон тете Тане. Без нее я б совсем пропала.
— Завтра после уроков к эльфийке! — напомнил ей Майкл с порога.
Машка сразу заулыбалась, предвкушая доброе дело.
Едва за ними закрылась калитка, Венька тренькнул велосипедом:
— Прокатимся до типографии?
— Само собой, — откликнулся Влад.
Майкл не стал перечить друзьям, его распирало от любопытства.
Ведомые ушлым Венькой, знавшим все закоулки Затишья, домчались за десять минут. Пару раз перекинули велики через чьи-то заборы, в сумерках затоптали тюльпаны в небольшом палисаднике. Зато срезали солидный угол и на финише летели под горку, почти не касаясь педалей.
Затишенский комбинат высился мрачной громадой, словно средневековый замок. Здание красного кирпича, с башенками на крыше, с готическим портиком на проходной смотрелось как призрак из сказки Гофмана, совершенно неуместной в этих полях.
— Раньше на комбинат, — вполголоса поделился Венька, — свозили молоко со всей округи. Тогда еще держали коров. Даже марка была своя, так и называлась: Поместье. Сыры, творожная масса, мороженое за три копейки. Я пробовал, объедение! Чудило-Павел мне приносил, когда я куксился и канючил. А я, признаться, нарочно скандалил, чтоб полакомиться лишний раз.
