— Попробуй только рыпнись, сука! — взревел он, подскакивая ко мне. — Попробуй рыпнись — и я тебе сразу мозги вышибу!
— Спокойней, дружище, — подняв руки вверх, прошептал я. — Давай не будем нервничать…
Я еще не успел решить, стоит ли попробовать выбить у него оружие, когда он приблизится ко мне впритык, как он начал действовать первым — ударил меня стволом пистолета в лицо с такой невероятной скоростью, что я не успел среагировать. Пока в глазах ходили звездочки, у меня уже выбили из руки трость, заломили сзади и приставили дуло пистолета к затылку.
— Попробуй только рыпнись, говнюк! — прорычал он мне на ухо злобно, обдав несвежим дыханием, толкая меня вперед, в сторону воздушного такси, пилот которого, как теперь стало ясно, был их сообщником.
— Дима! Нет! — в ужасе кричала Лаура, которую Кэрол уже запихнула за паркомат.
Обернувшись, я увидел, что телохранительница по-прежнему прочно удерживает ее прижатой к асфальту за паркоматом, и бегло отстреливается от нападавшего, опасаясь стрелять прицельно из-за обилия людей на платформе. Азиат, медленно отступая к челноку, ответил ей одиночным выстрелом, который просвистел у нее прямо над ухом, заставив затаиться в укрытии. Затем — сделал, для острастки, выстрел в сторону лобби, где мелькали силуэты охранников отеля. Оттуда послышался звон стекла и новый взрыв криков.
— Дима! — продолжала орать Лаура.
— Не делай никаких глупостей, Лори! — сдавленно прорычал я в ответ, борясь со звездочками перед глазами и неровным сердечным ритмом, которые были следствием удара током с силой не меньше двадцати ватт. — Будь в безопасности, я сам о себе позабочусь!
— Не-е-е-т! — затих вдали ее дикий крик.
Латиноамериканец грубо затолкал меня в пассажирский отсек челнока и прыгнул следом сам, для верности еще раз заехав стволом пистолета в висок, так что картинка перед глазами заходила ходуном. Азиат, продолжая наставлять пистолет в сторону паркомата, за которым скрывалась телохранительница, нырнул в челнок следом за своим напарником.
— Действуй! — велел ему напарник, едва тот захлопнул дверь.
Я заметил, как азиат спрятал пистолет и запустил руку за пазуху, откуда достал маленький шприц, заряженный каким-то веществом — скорее всего, предназначенным мне. Латиноамериканец двинул меня по голове локтем, не давая очухаться, и, не переставая удерживать пистолет у моей головы, возбужденно постучал по перегородке между пассажирским отсеком и кабиной управления, и велел пилоту:
— Гони!
Пилот, судя по всему, был не так хладнокровен, как они, и давно уже ждал этого приказа, держа руку на рычаге управления. Не успел наемник с глазным имплантатом произнести эту фразу, как воздушный транспорт резко спикировал вниз, заставив всех, кто был на заднем сиденье, подпрыгнуть и на секунду потерять ориентацию в пространстве.
Это был момент, который нельзя было упустить, если я еще надеялся выжить.
Я отвел от себя ствол пистолета в руке у похитителя ровно за миллисекунду до того, как тренированный боец рефлекторно спустил курок — и пуля, подсмалив мне волосы, пробила дверцу, впустив в салон порыв воздуха. Я отчаянно впился в руку зубами, пытаясь заставить его выронить пистолет — но тот удерживал его с маниакальным упрямством.
— Ах ты ублюдок! — со всей силы (которая оказалась немалой) колотя меня локтем другой руки, взревел тот. — Да успокой ты его скорее!
Пока я боролся с латиноамериканцем, азиат, преодолевая тряску, одной рукой притянул к себе мою ногу, задрав на ней штанину, а второй — педантично подготовил к использованию шприц, так, чтобы тоненькая струйка вещества плеснула из иглы. У меня оставалась ровно секунда, чтобы предотвратить конец. И я сделал единственное, что мог из своего сдавленного положения — с силой ударил его ногой под руку, в которой он держал шприц. В этот самый миг пилот сделал очередной резкий вираж — и игла, на которую хладнокровный азиат сосредоточенно уставился, врезалась ему прямо в глаз.
«Крестоносец», — пронеслась в моей голове шальная мысль, когда я увидел во втором глазу азиата вместо дикой боли выражение невинного удивления, а его рука спокойно потянулась к рукояти шприца, чтобы вытащить его.
— Ах ты сука! — раззадоренный болью в руке, латиноамериканец, продолжая дубасить меня локтем, невольно зажал курок, сделав еще один слепой выстрел.
Как часто бывает во время борьбы в столь тесном пространстве, да еще и в движении, все вышло из-под контроля. В момент шального выстрела ствол оружия случайно оказался упертым в перегородку, как раз напротив кресла пилота. Так что гиперзвуковая пуля, пробив переднее кресло, легко пронзила грудь пилота и лобовое стекло, впустив в салон порыв злобного ветра.
Вздрогнув всем телом и издав болезненный предсмертный кашель, пилот конвульсивно потянул джойстик управления вниз. Переворачиваясь на заднем сиденье, не разжимая объятий со своим соперником, я успел увидеть, как на скорости порядка 100 миль в час воздушный транспорт стремительно несется к какому-то аэростату.
Оставалось менее секунды, наполненной предсмертными хрипами водителя и истошными воплями остальных, прежде чем нас ждало неминуемое столкновение.
§ 36
Я зажмурился, решив, что мне осталось жить не больше секунды. Но челнок вдруг издал жалобный металлический лязг и вздрогнул, замедлившись как минимум втрое, будто напоролся на невидимое воздушное препятствие. «Магнитный щит вокруг аэростата!» — успел понять я той частью мозга, которая продолжала работать, пока тело, испытывая колоссальную перегрузку, болталось между полом и потолком челнока вперемешку с другими телами, в состоянии, близком к невесомости.
В поврежденной резким торможением челноке включился аварийный автопилот, который попытался увести его от столкновения — но было слишком поздно. Врезавшись на остаточной скорости в плотную ткань аэростата и слегка надорвав ее, искореженная летающая машина, издавая полагающиеся при аварийном приземлении звуковые сигналы и мигая всеми огнями, грузно спикировала к платформе, удерживаемой аэростатом — элитному ресторану под открытым небом.
В глазах у меня двоилось, но я все же успел увидеть, как десятки гостей, соревнуясь друг с другом в истошных воплях, в панике вскакивают из-за столиков и разбегаются кто куда. В челноке сработали подушки безопасности. Прижатый одной из них не то к сиденью, не то к потолку, я мог лишь молча наблюдать, как челнок сносит белый рояль, из-за которого лишь чудом успел удрать пианист, разбрасывает, словно кегли, с полдюжины столиков, комкая скатерти и разбивая вдребезги посуду, и, царапая днищем пол платформы, неумолимо приближается к парапету.
— А-а-а! — крикнул я бессильно, осознав, что машина не успевает замедлиться.
Миг спустя челнок на остаточной скорости протаранил и продавил защитный парапет. С секунду он балансировал на краю. Но чуда, как в кино, не произошло. Центр тяжести переместился на переднюю часть — и челнок сиганул в пропасть. Расширившимися от ужаса глазами мне оставалось лишь смотреть, как с нарастающей скоростью приближаются огни ночного Сент-Этьене.
До земли оставалось лететь по меньшей мере восемьсот футов, и челноку, безусловно, предстояло расшибиться в лепешку. У меня уже не осталось сил на крики, и я молча наблюдал за приближающимися крышами домов и улицами, сцепив зубы от напряжения.
Ускорение свободного падения давало нам всего несколько секунд до гибели — но за это время бортовые системы все же успели перезагрузиться, и аварийный протокол вновь заработал. С громким хлопком над челноком взмыл парашют, а со стороны днища с ревом заработали аварийные тормозные двигатели. Толчок и последовавшая за этим перегрузка были такими, что глаза едва не вылезли у меня из орбит. Лишь выносливости своего организма, привыкшего уже ко всему, я был обязан тем, что все еще не вырубился — и мог наблюдать, как челнок, замедленный аварийными мерами до скорости, при которой мы имели шансы не разбиться всмятку, стремительно несся вниз. Его несло к крышам элитных таунхаусов, ограждённых высокими заборами и превращенных в участки с полями для гольфа, лужайками, садами и бассейнами, дополнительно укрытые от солнца собственным озоногенератором.
