– Вы скажете двум агентам Конторы, которые полетят с нами, что они должны сами приехать на авиационную базу. Они встретят нас в «Эндрюсе». Мы поедем в «Эндрюс» так же, как едем сейчас.
– Хорошо.
Энди глубоко вдохнул.
– Но моя дочь будет с нами.
– Она? – Впервые Кэп оживился. – Она? Она опасна! Она не может… мы не можем…
– Она не была опасной, пока вы не начали играть с ней, – резко бросил Энди. – Она поедет с нами, и чтобы я не слышал возражений, это понятно?
На этот раз автомобиль вильнул сильнее, а Кэп застонал.
– Она поедет с нами, – согласился Кэп. – Возражать больше не буду. Больно. Больно.
Но не так, как мне.
Теперь собственный голос доносился издалека, сквозь кровавую сетку боли, которая все сильнее стягивала мозг.
– Вы отдадите ей вот это. – Энди передал записку Кэпу. – Отдадите сегодня, но все сделаете так, чтобы никто ничего не заподозрил.
Кэп сунул записку в нагрудный карман. Они приближались к комплексу Конторы. Слева уже тянулся двойной электрифицированный забор. Предупреждающие щиты мелькали через каждые пятьдесят ярдов.
– Повторите главные моменты, – потребовал Энди.
Кэп заговорил быстро и четко, голосом человека, который с юношеских лет в военной академии научился выполнять приказы.
– Я договариваюсь, что ты улетаешь на Гавайи в среду, а не в субботу. Я полечу с тобой. Твоя дочь будет сопровождать нас. Два агента Конторы приедут в «Эндрюс», чтобы встретиться там с нами. Я выясню у Пака, где будет дозаправляться самолет. Сделаю это, когда позвоню, чтобы сказать о перемене даты вылета. У меня записка, которую я должен передать твоей дочери. Я передам ее после того, как поговорю с Паком, и сделаю это так, чтобы никто ничего не заподозрил. И в следующую среду я отправлю Джона Рейнберда в Сан-Диего. Полагаю, это все.
– Да, – согласился Энди, – я тоже так полагаю. – Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Фрагменты прошлого и настоящего бесцельно метались в голове, будто соломинки на сильном ветру. Это сработает – или кончится смертью для них обоих? Они знали, на что способна Чарли. Получили эту информацию из первых рук. Если что-то пойдет не так, они с Чарли завершат путешествие в грузовом отсеке военного транспортника. В двух гробах.
Кэп остановился у будки охранника, опустил стекло, протянул пластиковую карточку, которую охранник вставил в компьютерный терминал.
– Проезжайте, сэр, – сказал он.
Кэп проехал.
– И последнее, капитан Холлистер. Наш разговор вы забудете. Вы сделаете все, о чем мы договорились, исключительно по собственной инициативе. И вы ни с кем не будете это обсуждать.
– Хорошо.
Энди кивнул. Плохо, но ничего не поделаешь. Шансы на возникновение эха были исключительно высоки: он посылал сильные импульсы, а инструкции кардинально расходились с жизненными установками Кэпа. Кэп мог добиться успеха в силу занимаемой должности. А мог и не добиться. Однако Энди слишком устал, и у него слишком болела голова.
Он едва смог выбраться из автомобиля. Кэпу пришлось поддержать его. Энди смутно ощущал, как приятно гладит лицо мелкий осенний дождь.
Два агента из «бискейна» смотрели на него с холодным отвращением. Одним был Дон Джулс в синем свитере с надписью «ОЛИМПИЙСКАЯ КОМАНДА США ПО ВЫПИВКЕ». Как следует посмотрите на обдолбанного толстяка, подумал Энди, пошатываясь. Слезы наворачивались на глаза, дыхание перехватывало. – Посмотрите как следует, потому что этот толстяк, если ему удастся выбраться, взорвет вашу выгребную яму так, что мало не покажется никому.
– Ну, ну. – Кэп отечески похлопал его по плечу.
Просто сделай свою работу, мрачно подумал Энди, сдерживая слезы. Он больше не собирался плакать перед ними, ни перед кем из них. Просто сделай свою работу, сукин ты сын.
Вернувшись в свое жилище, Энди доплелся до кровати, едва соображая, что делает, и заснул. Пролежал неподвижно шесть часов, пока кровь сочилась из крошечного разрыва в мозгу, а часть клеток побелела и умерла.
Проснулся он в десять вечера. Головная боль не ослабла. Зоны онемения – под левым глазом, на левой скуле, под челюстью – вернулись. И увеличились.
Еще несколько импульсов добьют меня, подумал он, зная, что это правда. Но он намеревался продержаться достаточно долго, чтобы реализовать свой план, дать Чарли шанс, если будет такая возможность. Каким-то образом намеревался продержаться.
Энди пошел в ванную, выпил стакан воды. Снова лег, и по прошествии долгого времени сон вернулся. Засыпая, он подумал, что Чарли уже прочитала его записку.
После возвращения с похорон Герма Пиншо рабочий день у Кэпа Холлистера выдался очень насыщенным. Едва он уселся за стол, как секретарь принесла служебную записку с пометкой «СРОЧНО». От Пэта Хокстеттера. Кэп попросил соединить его с Виком Пакериджем и углубился в чтение. Надо почаще бывать на свежем воздухе, подумал он. Проветриваются мозговые клетки или что-то там такое. По пути с кладбища ему в голову пришла мысль, что нет смысла на неделю откладывать отправку Энди Макги на Мауи. Это можно проделать и в среду.
А потом служебная записка полностью завладела его вниманием.
И куда только подевался обычно холодный и вычурный стиль Хокстеттера. Чувствовалось, что автор на грани истерики, и Кэп с улыбкой подумал, что девчонка, похоже, огрела Хокстеттера клюшкой для гольфа. Огрела от души.
Выяснилось, что Чарли наотрез отказалась от дальнейшего сотрудничества. И произошло это раньше, чем они ожидали. Возможно – нет, вероятно, – даже раньше, чем ожидал Рейнберд. Что ж, они выждут несколько дней, а потом… потом…
Цепочка мыслей прервалась. Взгляд Кэпа устремился в даль, подернутую туманом. Мысленным взором он увидел поле для гольфа, клюшку номер пять, со свистом рассекающую воздух и бьющую по мячу. Он услышал низкий звук: у-х-х-о-о-о-о-р. Мяч превратился в белую точку в небесной синеве. Но удар был неправильный… неправильный…
Морщины на лбу разгладились. О чем это он задумался? На работе он обычно не отвлекался. Чарли наотрез отказалась, вот о чем он думал. Что ж, это нормально. Ничего такого, что нельзя поправить. Пусть посидит какое-то время одна, может, до выходных, а потом они смогут использовать Рейнберда. Она зажжет им не один огонь, чтобы вытащить Рейнберда из ямы.
Его рука нырнула в нагрудный карман и нащупала там сложенный листок. В голове опять зазвучали шумы поля для гольфа: от них, казалось, завибрировал кабинет. Но на этот раз он услышал не у-х-х-о-о-о-о-р, а что-то вроде спокойного ш-ш-ш-ш-ш. Словно проползла змея. Неприятный звук. Он никогда не любил змей, с самого детства.
