… Выжечь все это с орбиты было бы еще проще.
… Всю поверхность планеты — огнем турболазеров.
Тускен захрипел — легкие вдруг разучились дышать, еще минуту он отчаянно пытался цепляться за камни, балансировал… Не выдержал, упал с высоты нескольких метров, скорчился и затих.
Скайуокер отреагировал на звук рядом, и ударом с разворота рассек туловище подкравшегося караульного.
… Ненавижу Татуин.
Неподалеку заревела банта — животные пугались наступавшего со всех сторон пламени. Две тускенские женщины тщетно пытались ее утихомирить. Анакина они сначала не заметили, а когда заметили, было уже поздно. Потом он разрубил привязи. Неуклюжие животные помчались по ущелью, прибавляя к панике свой топот и рев.
Кто-то снова пытался в него выстрелить. И снова не успел.
… Сейбер — элегантное оружие рыцарей.
Им можно рубить и резать.
Резать и рубить.
… Мне не надо справедливости.
… Я просто хочу отомстить.
Десять погребальных костров сливались в один большой.
… Только это мне и осталось.
Погребальный костер джедай складывал всего лишь раз в жизни, и было это двенадцать лет назад.
Кеноби хорошо помнил, как он прилаживал друг к другу бревна набуанских пальм, и тайком утирал слезы. Тайком, потому что падавану Ордена не пристало реветь. А ему хотелось не слезы утирать. Хотелось выть и биться на полу в истерике. Только он себе этого не позволил.
Потому что знал… нет, не формулу о том, что смерти нет, есть Великая Сила. Знал, что тот кто плачет, всегда плачет о себе. Он и плакал о себе, и не стеснялся в этом признаться.
Теперь вот Анакин.
У которого все наоборот. Лучше бы он кричал, бился в истерике, рыдал в голос. А он… он поначалу воспламенился, так не хотелось ему отпускать мать.
Отпустил. И застыл куском льда.
Рыцаря обдало холодом. Не от того, что была ночь — при такой работенке не замерзнешь.
… Разве бывает лед поверх пламени?
— Ты что, джедай?
Тишину вспорол грубоватый голос фермера.
— Джедай.
— Слушай, а что за дела у тебя со Скайуокером?
— Идет война, — принялся объяснять Кеноби, — и мы…
— Он же вроде навигатором на фрахтовике был?
Вот оно что. Командир «Виктории» в этом доме считается навигатором фрахтовика. Ладно, значит, кому-то это нужно и выгодно. Не будем рушить легенды.
— Скажем так, Анакин мне помогает.
— Помогает? Сам, что ли, вызвался?
— Я же говорю, в Галактике идет война.
— Никогда бы не подумал. Вроде нормальный парень был. Ну ладно, может, и не совсем нормальный. А теперь… и ради чего?
Кеноби улыбнулся.
— Представьте себе, не все в мире диктуется деньгами.
Фермер недоверчиво помотал головой.
Рыцарь не подал виду и направился обратно в дом. Сперва заглянул в комнату Шми, потом прошел на кухню.
— Беру, а где Анакин?
— Так он в комнате был, с матерью.
— Я только что оттуда, — сказал Кеноби. — Его там нет.
— Посмотрю сейчас, может, он на двор пошел.
Беспокойство кольнуло в сердце ледяной иглой.
— И там его нет. А когда ты его видела последний раз?
— Ой, — она виновато и глупо улыбнулась. — Не знаю. Может, час назад.
— Где?
— Да вот в комнате Шми. Он еще спрашивал…, - Беру осеклась.
— Что он спрашивал?
— Про тускенов. Где их найти, и куда ходили фермеры.
Кеноби захотелось застонать. Рыцарь бросился к двери, потом опять повернулся к Беру.
— Так что ты ему сказала?
— Что они где-то на севере. Вон там, — она показала рукой в окно.
Дура, захотелось крикнуть рыцарю. Дура, дурища, тупая деревенская девка, да как же я его теперь найду! Я же ничего не знаю на этой вашей проклятой планете!
— На севере, — прошептал он.
Он выбежал во двор, нашел спидер, который Анакин угнал у забрака. Пешком тот уйти не мог. Да и фермеры не ходят по пустыне пешком. Значит, Анакин взял машину Ларсов.
Догнать!
Кеноби впрыгнул в спидер, завел мотор, рванул с места.
Никогда в жизни, ни на какой миссии, ни при каких обстоятельствах он не вел спидер так быстро. Слабенький фонарик на носу машины отчаянно боролся с ночной слепотой и отчаянно проигрывал. Впереди внезапно выросла стена скал, и рыцарь что есть силы ударил по тормозам.
Дальше — куда? Вдоль гряды? Поперек, или по диагонали?
Через полчаса Кеноби и вовсе остановил машину. Теперь он действительно заблудился. Курс «на север» не сработал. Ни тускенов, ни Анакина он не обнаружил.
… Если не случилось самого страшного.
Не случилось, сказал себе джедай. Анакин здесь вырос и лучше меня понимает, как себя вести в пустыне.
… Ничего он не понимает. Раз выбежал против них в одиночку.
Был только один шанс отыскать Анакина в ночной пустыне, да и то небольшой. Кеноби сосредоточился, коснулся Силы.
Сила ответила ему. Пламенем и льдом, как он того ожидал и боялся.
… Что же он делает? Сражается за свою жизнь? Ищет убийцу матери?
Спидер понес рыцаря вдоль следующей гряды скал. Вскоре он уже не понимал, сколько пролетел и насколько далеко углубился в пустыню. И главное, сколько ему еще лететь.
Фантасмагорический танец злых каменных огрызков справа и холодное безвременье слева.
На черноту ночного неба наползла слабая серая дымка. Сперва Кеноби принял это за похороненную под тучами луну, потом вспомнил, что у Татуина нет спутников, а климат такой, что и туч тут давно не видели.
Еще двадцать минут безумной гонки по пустыне. Теперь казалось, будто скалы сами освещали ночное небо. Для одинокого костра слишком ярко. Неужели пожар?
Словно в подтверждение своих мыслей, он уловил явственный запах дыма и гари.
Вскоре рыцарь обнаружил узкий проход между скалами. Остановил спидер. Осторожно двинулся в ущелье.
Пламя свирепело и рычало, бушевало на черных остовах, тянулось ввысь, грозило подпалить небосвод и отбрасывало на скалы пляшущие неровные отблески. Запах гари раздражал гортань, а порыв ветра добавил к нему сладковато-едкий тон…
… так пахнет горящее человеческое мясо. И не только человеческое. Горящие трупы забраков и икточи источают тот же самый тошнотворно сладкий яд.
Надо было идти вперед.
Шаг за шагом, к огненной стене.
… Эти черные развалины — жилища? Сколько же их здесь было… пять, восемь, десять?
Он едва не наступил на распростертый на земле труп. Странное существо, подумал рыцарь, голова замотана тряпкой и еще эти металлические штуки торчат прямо на лице, неужели импланты? Вскоре увидел еще одного, причем обезглавленного. Потом втоптанные в грязь останки третьего.