смертного бога, которому мы под владычеством бессмертного Бога обязаны своим миром и своей защитой». Поэтому вполне можно сделать вывод о том, что Гоббс сознательно писал о создании искусственного всечеловеческого тела, как своего рода антицеркви. Характерно, что церковным Таинствам философ уделяет внимание в той части «Левиафана», которая называется «О царстве тьмы». Более того: в своем наиболее знаменитом труде «Левиафан» Гоббс создает модель антицеркви, давая ей пространное богословское обоснование, в определенной мере внося свою лепту в «теологическое доказательство» необходимости пришествия того, кто, как писал в послании к Фессалоникийцам апостол Павел «в храме Божием сядет … как Бог, выдавая себя за Бога». Такое вот «научное» обоснование необходимости пришествия антихриста из семнадцатого века. Почему же не допустить, что наши современники пытаются «научно» объяснить явления мира духов, известные человечеству с глубокой древности?
– Может быть и так, такая концепция тоже имеет право на существование.
– Да, часто наши противоречия связаны лишь с разницей терминологии и базовых представлений. Очень хорошо об этом писал известный российский мыслитель первой половины двадцатого столетия протоиерей Валентин Свенцицкий: «Логика действенна только тогда, когда есть общие положения, признаваемые обеими сторонами. Тогда одна из сторон может условно сказать: если ты признаешь эти положения, то логически обязан признать и проистекающие из них выводы. Если человек скажет: «На свете ничего не существует», – как ему можно сказать, что он говорит нелепость? Ты покажешь ему солнце, предложишь ему осязать окружающие предметы. А он скажет тебе: «Солнца никакого нет, и никаких окружающих предметов не существует». Какой логикой и каким опытом можно опровергнуть эти нелепые слова?».
– То есть вы считаете, что если эгрегор университета есть, то это дух тьмы?
– Представьте сами себе, какой может быть эгрегор у этого университета?
– Думаю, что он живет в темной пещере выдуманных страхов нашего преподавательского сообщества и невежества тех, кто паразитирует на этих страхах; его опора – учебные документы, которые никто не читал, он сидит на троне из денег, предназначенных на развитие образования и науки, и направленных не на те цели… – начал говорить одаренный богатым воображением Иван Александрович.
– Достаточно. И вы что: всерьез предполагаете, что такими характеристиками может обладать дух света? Особенно учитывая тот факт, что в отличие от людей духи либо добрые либо злые, в них нет сложности, которую дает связь духа с материей, как в человеке.
– Пожалуй вы правы. Тогда если эгрегор университета существует, то ни за что не хотел бы его увидеть.
– Так это естественно. Увидеть мир духов во время земной жизни – трагедия для человека, он не сможет уже вернуться к нормальной жизни, по крайней мере ему нужна будет очень продолжительная реабилитация.
– Как вы считаете, – глаза Ивана Александровича озорно блеснули, – Бубновой понравился бы такой эгрегор, как вы описали?
– Не исключаю, что не только ей, но и проректорам по научной и учебной работе тоже.
– А ректору?
– А вот ему думаю, что нет. Он не такой плохой на самом деле, просто слишком себя распустил.
Ректор и проректор по инновациям
Акакий Мардариевич выбрался в университет только к вечеру следующего дня: ему очень не хотелось туда ехать, тяготило время, которое стремительно сокращалось и в то же время невыносимо долго тянулось… В приемной его встретила секретарша, которая недовольно сказала:
– Тебя Оксана Александровна пригласила к ней зайти, когда придешь.
– Это с каких это пор заместители стали вызывать к себе начальников? – возмутился ректор.
– Вот и я не знаю, наверное, с тех пор, когда начальники совсем спились…
– Пусть сама приходит, если ей надо, позвони ей.
Марфа Васильевна одобрительно хмыкнула, ответ ей понравился, и тут же позвонила. «Да-да, сказал, что если вы хотите, то можете сейчас прийти, а если нет, то он не расстроится. Да-да, добавил, что если вы не хотите работать в университете, то вполне можете уволиться: у вас такая непонятная должность, что без вас будет только лучше.
– Я же не говорил этого, – укоризненно посмотрел ректор.
– Ничего, ей полезно, – невозмутимо ответила секретарша. – Ну все, я побежала, мой рабочий день закончен.
Минуту спустя Иванов уже пожалел о том, что не пошел к Бубновой сам: он сидел на том же кресле, как во время разговора с драконом, и сейчас перед ним должна была предстать та, которую он тоже видел в таком обличьи. Оксана Александровна пришла через десять минут, лицо у нее было обычным. «Нет, так рожа у нее существенно хуже драконьей», – подумал ректор.
– Так что, Акакий Мардариевич, вы надумали? – с порога спросила его проректор по инновациям.
– Это вы о чем? – сделал вид, что ничего не понимает Иванов.
– О том, что самые разные товарищи говорят, что вам пора перейти на другую работу.
– И какую же?
– Место Котова вам вполне подойдет. Зарплата останется прежней. И обязанности будут, как у него, – усмехнулась Бубнова.
– А кто вместо меня будет? Уж не ты ли?
– И очень даже я. А что тебе не нравится? Сейчас время инноваций, движения вперед, развития новых технологий, цифровой экономики – такие люди, как ты не могут быть ректорами.
– А ты значит можешь?
– Я могу.
– Ты мне вот что скажи: как тебе удалось и областное правительство и министерство в свою пользу настроить?
– У нас есть общие товарищи и, что еще существеннее, полное взаимопонимание на ментальном уровне.
– Но у меня есть время подумать! – напомнил Акакий Мардариевич.
– Думай, времени не густо: всего четыре дня. Тебе предлагают вполне приличную синекуру: пить и безобразничать так как ты и делал, за ту же зарплату.
– Так, да не так…
– Правильно, формы безобразий несколько видоизменятся. Но ведь нет предела совершенству: ты сможешь в новых рамках изгаляться так, как тебе сейчас и не снилось, и тебе за это ничего не будет – только премии и награды.
– А если откажусь?
Лицо Бубновой стало хищным и похожим на драконью морду:
– Тогда я тебе не завидую. Ты слышал что-нибудь про синдром Кандинского-Клерамбо?
– Нет.
– Тогда почитай на досуге про свое возможное будущее, в случае отказа от сотрудничества.
«Четыре дня», – подумал ректор, когда она ушла.
Ректор и его внутренний голос
– Что же мне делать? – подумал Акакий Мардариевич.
– Тебе решать, – ответил ему внутренний голос. – Но лучше не дожидаться установленного срока, разрубить узел раньше.
– А что я могу сделать? – с отчаянием воскликнул Иванов.
– Выбор, – ответил внутренний голос.
– Но ведь его последствия так ужасны!
– Они в любом случае будут ужасны, потому что это последствия той жизни, которую ты проводил.
– В том смысле, что ничего из того, что
