мы делаем не пропадает? Я где-то слышал про такое.
– Да.
– Но что я могу против дракона?
– Борис Николаевич смог.
– Да, но против него был только дракон, а против меня еще областное правительство и министерство…
– Думаешь, его это испугало бы?
– А если принять их предложение?
– Быть у них рабом, шутом гороховым за бутылку водки и похлебку?
– Нет, они же сказали, что сохранят зарплату…
– Какая разница, сколько тебе дадут цветных бумажек: главное ведь суть того, кем ты будешь.
– А у меня есть шансы остаться ректором?
– Нет.
– Ни при каком раскладе?
– Нет.
– А может есть кто-то наподобие этого дракона, только добрый, который тоже живет в нашем университете? – с надеждой спросил Иванов.
– Есть, но вы своими поступками лишили его сил, – ответил внутренний голос. – Тебе обращаться к нему бесполезно.
– Так значит мне вообще не к кому обратиться? – с отчаянием спросил ректор.
– Почему же: есть Тот, к Кому можно обратиться и за краем пропасти.
– Ты говоришь о Боге?
– Да.
– То есть я должен поступить как Борис?
– Так у тебя не получится, но пока будет принято и то, как ты сумеешь. А когда-то со временем ты, возможно, сможешь исправиться и начать делать все как положено.
– А сейчас?
– Сейчас придется потерпеть, может быть и долго.
Акакий Мардариевич подумал с минуту, достал из портфеля недопитую бутылку коньяка, залпом ее осушил и закричал: «Да пошли они все: и дракон, и Оксана, и все их дружки-чиновники!»
Развязка
Оксана Александровна стояла перед эгрегором в его владениях, которые как-то сузились за последнее время, и сам он как будто стал меньше.
– Это очень большая неудача – то, что мы потеряли Акакия, – сказал он.
– Почему? – удивилась Бубнова. – Он же в наркологической клинике. Его госпитализировали прямо с рабочего места, когда он бессвязно кричал, рвал документы…
– У него всего лишь алкогольный психоз, а не шизофрения, как предполагалось, в случае его отказа. Через три недели его выпишут, если он не свернет с избранного пути, то через полгода придет в себя. Карьера ему не светит, но как человек он вполне может начать сначала.
– Вы так из-за озера расстроились? – спросила и.о. ректора. – Давайте я с Викой и Эдиком поговорю: они за надбавку в пятьдесят процентов и пить научатся и озеро пополнять…
– То что я скажу прозвучит непрофессионально, но нет: я их брезгую, – ответил дракон.
– Да, это действительно очень непрофессионально! – с нескрываемым осуждением ответила Бубнова. – Я бы такого работника не стала держать!
– Меня и переводят отсюда, – ответил ей эгрегор.
– Это как: разве вы не продукт нашей мыслительной и практической деятельности?
– Нет, это просто то, что дает мне силу. Но руководство посчитало, что мной не были использованы должным образом имевшиеся возможности, поэтому мне поручено в течение двух дней передать дела.
– Правильное решение, – одобрительно кивнула Бубнова.
Лицо дракона стало хищным:
– Правильное? Возможно. А для вас у меня подарок!
Он протянул Бубновой зеркало. Оксана Александровна взглянула в него и вскрикнула: на нее смотрела драконья морда.
– Вы теперь такой всегда будете, это вам бонус за сотрудничество.
– Но как же я смогу работать? – возмутилась и.о. ректора.
– Очень просто: думаю, что половина и не заметит перемен в вас, а другая половина скажет, что вы стали лучше.
– Негодяй! – бессильно закричала Бубнова.
…Когда она ушла дракон подумал: «Интересно, она навсегда с ума сошла или у нее это пройдет? И что в ней пересилит – страх показаться с драконьей мордой или желание работать ректором? Ведь на самом деле морду-то только она видит».
И эгрегор начал собирать вещи.
Профессор
И.о. ректора университета Оксана Александровна Бубнова, важно восседавшая за столом в своем кабинете, величаво сняла трубку внутреннего телефона:
– Да, Света, – тихо сказала она звонившей ей секретарше так надменно, как будто была как минимум английской леди и в очередной раз радуясь, что сумела выгнать эту дрянь Марфушку, которая ее ничуть не боялась, смела ей «тыкать» и говорить все, что в ее пустую голову взбредет, так же прямо, как и прежнему ректору, а, узнав о своем увольнении, в эмоциональном порыве повернулась к Бубновой спиной, задрала юбку и показала руководителю учреждения высшего образования свой внушительных размеров зад. «И что вот она хотела этим сказать?» – меланхолично подумала и.о. ректора, восторгаясь тем, скольких из тех, кто ее раздражал, ей удалось выгнать или выжить из университета за последние полгода. Но, услышав от Светы, кто ждет ее в приемной, Бубнова сразу утратила весь свой восторг:
– Не поживешь нормально, пусть заходит – проворчала она своим обычным голосом, который был исключительно мерзким, но не настолько как тогда, когда и.о. ректора пыталась говорить интеллигентно.
В кабинет вошел Карл Владимирович Барт – старый профессор, который пару недель назад вернулся из длительной зарубежной командировки, в которую уехал аккурат за неделю до назначения Бубновой и.о. ректора. Барт был известный специалист в своей области (какая-то чушь, связанная с философией, Оксана Александровна такой дрянью себе голову не засоряла, помнила только, что с этим старикашкой надо считаться).
– Чем обязана, профессор? – с вымученной улыбкой спросила она посетителя.
А тот просиял и тут же ответил:
– Вот видите, значит можно все-таки научиться говорить как положено!
«Как положено» означало то, что побывав в английском вузе, Барт пожелал, чтобы и в России к нему обращались не по имени-отчеству, а не иначе как «профессор» или «сэр». На «профессора» коллеги были согласны, а вот «сэром» называть категорически отказывались.
– Ну что, кто-то начал уже называть вас сэром? – ехидно улыбнулась Бубнова.
– Да, доцент Горбуньков вчера первый назвал, – удовлетворенно кивнул Барт.
– Вот как! И в каком это было контексте? – удивилась и.о. ректора.
– Он мне про кончик шпаги что-то рассказывал. Но это не особо существенное, поэтому что именно – я не запомнил.
– Там и про ее кончик и про всю, наверное, было? – уточнила Бубнова.
– Возможно; я не могу запоминать то, что не является существенным.
– А что существенно?
– То, что первый шаг к тому, чтобы меня здесь все начали называть «сэр» сделан.
– Это все, чем я обязана счастью видеть вас? – облегченно спросила Оксана Александровна ненавидевшая Барта.
– Конечно нет! – ответил тот и достал из кармана белую пачку дешевых сигарет.
– Это что? – удивилась Бубнова.
– Это то, что может позволить себе курить российский профессор, работающий на полставки. «Родопи» за 42 рубля. Я, после Англии, еще умудрился прочитать их название на пачке, как «pogonu».
– И чем вы недовольны? – возмутилась и.о. ректора. – Очень хорошие сигареты! Можно
