— Энасси с тобой? — спросил он.
— Да. Потеря контакта.
— Естественно. Никому еще не удавалось дважды подряд…
— Не надо меня утешать, — Энасси подключился к каналу.
— Была охота. Кто бы меня утешил. Вам-то еще хорошо, а я на связи. Эти, снаружи, совсем распсиховались.
— Да отключи ты их к черту.
— Ты, Энасси, тоже бы психовал. Тут мне один деятель только что заявил, что меня бы на его место, — Котов грустно усмехнулся.
— А ты что? — спросил Гайдли.
— А я ничего. Подумал-подумал и промолчал. Я не хотел бы с ним сейчас поменяться. Ладно, к делу. Мы тут проанализировали данные и обнаружили любопытную вещь. Профессор Диллет мог подвергнуться заражению только три года назад, на Мантейбе. Одновременно со своей женой.
— Бред! Павел, это невозможно! — Энасси даже подался вперед. — Он же все эти годы работал! Интенсивно работал! Не можешь же ты сказать, что это энтар, паразит, неразумная тварь занималась проектом!
— Возможны варианты. Но это еще не все.
— Ну что еще?
— Тут поступили данные на наш утренний запрос. Из Центрального архива. Там результаты медицинских обследований самого профессора Диллета и его жены Луизы Диллет на протяжении жизни. Любопытные данные.
— Не тяни, Пол, — Гайдли начал раздражаться от этой лекторской манеры Котова. Тот мог бы говорить и покороче. Хотя, куда им теперь торопиться? Только сидеть и ждать — кто же окажется следующим? Кто-то ведь так или иначе окажется — иначе энтара не выявить. И не перевести в стадию гьенда. Пока этого не случится, защитное поле вокруг института никто не снимет. Они сами, запертые теперь внутри вместе с этой страшной опасностью, не позволят никому снять защитное поле.
— А ты меня не перебивай, — все таким же спокойным менторским тоном продолжил Котов. — Слушайте дальше. Как и ожидалось, у Луизы Диллет обнаружилась — постфактум, конечно — сложная форма прогрессирующего лейкоспонгиоза. Ей оставалось жить еще около полугода — по экспертным оценкам пост-анализа.
— Мы знаем, Павел.
— Зато вы не знаете другого. Сам профессор Диллет, видимо, страдал от клеточной анемии Реббета. В самой начальной стадии — но результаты анализов выглядят просто угрожающими. Я только понять не могу, как он миновал скрининг.
Гайдли даже присвистнул. Анемия Реббета — излечима, если начать вовремя. Но Диллета никто не лечил — значит, он уже года полтора назад должен был умереть.
— Бывает, — сказал Энасси. — Он же часто переезжал. Данные могли просто не поступить в Центр вовремя. А анализы после Мантейба? В норме?
— Ну естественно.
Энтар всегда в норме. Энтар всегда здоров — если здоров тот, кто его любит. Тот, на ком паразитирует эта тварь.
— Но они же оба, оба были энтарами! — Гайдли со всей силы ударил кулаком по столу — даже чашка его подпрыгнула и упала на бок.
— Не психуй, — тихо сказал Энасси.
Они оба, оба были энтарами! — уже про себя повторил Гайдли. Не людьми — паразитами из страшной сказки, из страшного мира. Отвратительными тварями, исподволь, незаметно проникающими в человеческий организм и постепенно замещающими собой его ткани — с сохранением всех внешних человеческих признаков. Всех — кроме разума человеческого, кроме души человеческой. И то и другой они получали от людей — не тех, в чей организм проникли. Тех, на ком они паразитировали, тех, кто любил людей, уже убитых ими. Тех, без чьей мысленной, эмоциональной поддержки энтары просто не могли существовать — на этом и основывалась единственная пока что найденная возможность их обнаружения. Профессор Диллет с женой идеально вписывались в эту схему. Нежно любящие друг друга супруги. Смертельная болезнь Луизы Диллет. Почти шесть суток на Мантейбе — срок достаточный для энтара, чтобы поразить уже ослабленный недугом организм. Но — сам профессор за эти три года добивается огромных успехов при работе над проектом, немыслимых для человека, на ком паразитирует энтар. Но — ни один из детекторов за все это время не выявляет признаков заражения Луизы Диллет. Но, наконец, самое немыслимое — сам Диллет — тоже энтар.
— Ладно, отдохнули, — сказал Энасси, вставая. — Пора работать.
Они вышли из кафетерия, ненадолго вернулись в аппаратную, из которой Гайдли сообщил о распаде энтара. Энасси на мгновение высветил в обзорном поле просмотровой зал, и не успевший вовремя отвернуться Гайдли увидел то, что осталось от профессора Диллета — темно поблескивающая лужа протоплазмы на полу с лежащей в ней мокрой одеждой. Ну почему, почему мне так до тошноты страшно? — спрашивал он себя. — Почему? Ведь я уже видел такое раньше. Не раз. И не два. Такое случается, если не успевает на место распада мастер, подобный Энасси. Человек, чья ненависть к энтару превосходит выносимые им пределы, так что эта тварь под влиянием ненависти переходит в форму гьенда — древнейший, атавистический способ самозащиты загнанного в угол энтара, сродни защити некоторых насекомых, при опасности притворяющихся мертвыми. Бесполезный способ, если защищаться им от человека — с гьендами люди справляться научились.
И вдруг он понял, почему — потому что до сих пор видел в Диллете человека — не энтара.
Энасси задал автоматам программу анализа этой протоплазмы — в общем, дело почти бесполезное, остатки от распада энтара изучались уже неоднократно, и ничего их изучение пока не дало в понимании природы паразита. Но не уничтожать же, в самом деле, то, что осталось от Диллета, без исследования. Потом они спустились на этаж ниже в лабораторию. И принялись за работу. Вызовами снаружи им не мешали — Котов взял всю связь на себя. Как и вообще все заботы по координации. Он их почти не тревожил только когда появлялись какие-то важные сообщения. Спали они тут же, на диване у стены — по очереди.
Первые значимые результаты удалось получить через двое суток работы. Гайдли проводил сравнительный анализ блокаторов из останков Диллета, когда заверещал вызов. Не поднимая головы, он подключился к каналу.
— Где Энасси? — спросил Котов.
— Спит.
— Давно?
— Часа три.
— Тогда буди.
— Что-нибудь новое? — Гайдли встал, не дожидаясь ответа, подошел к дивану и потряс Энасси за плечо. Тот проснулся сразу — и сразу тоже подключился к каналу.
— Да. Расчетная группа определила, как они проходили контроль.
— Ну? — спросил Энасси угрюмо.
— Резонанс эмоциональных полей. Они замыкались друг на друга, и это обеспечивало практически полное экранирование. Сигнал отклика на пять порядков ниже сигнала от одиночного энтара. Нам придется на два порядка увеличить чувствительность детекторов.
