— Очень трогательно.
— Я читал твою последнюю статью.
— Ну и как?
Женщина все-таки взяла десерт из его рук.
— Потрясающе, как всегда. Еще одна иллюстрация твоего таланта и ума.
— Ооо, — протянула она, особенно не стараясь скрывать насмешливой интонации. — Конечно, я люблю комплименты.
В этот момент около них остановился импозантный шагриан.
— Наследный принц Альдераана, как я рад вас видеть, — пропел Мас Амедда. — А что это вы делаете здесь, внизу, когда вас давно ждут на нашем балконе?
Женщина с любопытством посмотрела на шагриана, изучая его так, словно одним взглядом хотела вывернуть наизнанку. Амедда не обратил на нее ни капли внимания.
— Дела, — сказал Органа. — Впрочем, быть может, мы позже к вам даже присоединимся.
— Конечно-конечно, Бэйл.
Шагриан уплыл.
— Амедда все также полон жира и собственного достоинства. Как ты думаешь, чего в нем больше?
При этих словах Органе захотелось ощупать собственное тело. Плотный и высокий, принц всегда старался быть в форме, однако отсутствие физической активности постепенно брало свое.
— К ситху этого Амедду. Я давно хотел с тобой серьезно поговорить.
— До этого ты говорил несерьезно?
Бэйл покачал головой.
— Выйдем на террасу, ладно?
— Пошли. Я только возьму себе еще вина.
— Я мигом.
Когда он ступил на террасу, женщина уже сидела за столиком, положив ногу на ногу. Перед ней горел Корускант. Бэйл на секунду остановился и залюбовался ею, отмечая изгибы фигуры и столь знакомый, мягкий, любимый профиль.
Потом чинно предложил ей вино.
— Мы давно знаем друг друга, Падме.
— Знаем.
Ее ответ провалился загадочным эхом куда-то в пустоту, и Бэйл понял, что не уловил интонацию. Может, это был вопрос?
А знаем ли? И впрямь, спросил он себя, знаю ли я эту женщину? Этот двадцатишестилетний ребенок до сих пор играет в игрушки и воображает себя независимой. До сих пор не замужем. До сих пор так и не научилась ответственности за себя.
Падме взяла бокал, отпила и поставила на столик. Потом снова занялась недоеденным десертом.
— Когда мой отец передаст мне права на трон, я стану королем.
— Мне поздравить тебя уже сейчас? Может, и отметим заранее?
Она, не снимая улыбки с лица, щелкнула пальцем по бокалу. Стекло издало тихий звук, больше похожий на стон, чем на веселую трель.
— А ты могла бы стать моей королевой.
— Королевой я уже была.
— Разве тебя устраивает такая жизнь?
— Меня — да, — сказала она и философски заметила: — Нет ничего более забавного, чем быть шутом среди королей.
— Забавного? — переспросил Органа. — У тебя нет настоящей цели. Ты не знаешь, зачем живешь. Ты мечешься из стороны в сторону. Ты же родилась в королевской семье, тебе на роду написано управлять народом! Отвечать за него! Решать судьбы! Ты должна…
— Должна?..
Она снова очаровательно улыбнулась, на этот раз сбросив разом с десяток лет.
— Хорошо, — он постарался успокоиться. И теперь недоумевал, как вообще, при своей тренированной выдержке, мог позволить себе перейти с ней на повышенный тон. — Я не это имел в виду. Ты имеешь право жить так, как считаешь нужным. Если тебе надо было в шестнадцать лет сбежать из дома, то это твоя судьба. Если вместо того, чтобы управлять страной, тебе интереснее играть в шута, ах, прости, в политического аналитика, то это твое право. Однако мне твоя жизнь не безразлична. А со стороны видно лучше.
— Правда?
Капризная маленькая девчонка уплетала десерт, ничуть не стесняясь брать его большими кусками.
— Если ты что-то и должна сделать — ты должна осуществить себя. Реализовать свой потенциал.
Она хмыкнула, едва не подавившись изысканным кушаньем.
— То есть выйти за тебя замуж, — девчонка дожевала кусок и зачерпнула новый, а потом ткнула ложкой в сторону Бэйла, — и стать куклой. Куколкой.
Органа отшатнулся.
— Извини, — она взяла его за рукав. — Я тебе очень благодарна. Ну, правда. За все. За деньги, за помощь, за то, что устроил в эту дурацкую холокомпанию. Ты вообще молодец. Но я больше не хочу быть куклой. Ни твоей, ни чьей-либо еще. Надоело.
Некоторое время они просто молчали.
— Да ты не расстраивайся так, Бэйл.
— Тебе бы все смеяться.
— А ты слишком серьезный. Тебя правда так легко оскорбить в лучших чувствах?
Органа с удивлением глядел на нее, пытаясь понять, не является ли последняя тирада самым что ни на есть настоящим оскорблением.
— Я, пожалуй, пойду.
— Куда?
Она кивнула в сторону зала.
— Гости уже прибывают. Ну и я подцеплю себе кого-нибудь на вечер. Вон тот адмирал очень даже ничего. Как он тебе, Бэйл?
— Хочешь узнать его мнение о кампаниях?
— Да ну нафиг мне сдалось его мнение вместе с его кампаниями. Смотри, прикрыл фуражкой лысину, а так даже совсем неплох. Симпатичный такой дяденька, правда?
— Я в последнее время плохо понимаю твой юмор.
— Подрастешь — поймешь, — подмигнула она ему.
* * *
Скайуокер бросил спидер на посадочной площадке. Посмотрел на хронометр — без пяти семь.
— Успеваем, да? — спросил Финкс, вылезая вслед за ним из машины.
— Посмотрим. Если без нас не все сожрали, то вполне.
Анакин поправил белую форменную перчатку. Молча сунул свой кристалл с приглашением швейцару и проследовал внутрь. У Финкса кристалла не было, его имя, как и имена еще нескольких офицеров пятого флота, попало в списки приглашенных по настоятельной рекомендации Цандерса буквально за неделю до приема. Дождавшись, пока идентификацию ротного командира сверят со списками, Анакин шагнул в зеркальный вестибюль.
Увидел свое отражение. Темно-синий парадный мундир. Задержался на секунду. То ли жал проклятый неудобный воротник. То ли давило на мозг какое-то ощущение.
Скайуокер прошел внутрь.
Огромный трехуровневый зал был уже полон людьми и музыкой. Музыку никто не слушал. В основном здесь слушали себя.
Людей в форме было не так и много. Он разглядел генералов и полковников пехотных и десантных войск, нескольких адмиралов и капитанов флота. Их увешанные медалями мундиры равномерно перемешивались с общей толпой, к армии не имеющей никакого отношения.
— О, и выпить дают, — Анакин кивнул на подошедшего с подносом официанта. Взял бокал с аперитивом. Оглядел зал еще раз. Cтоять на месте было как-то неудобно.
Он рассек кружащуюся разноцветную толпу, смотря сквозь лица и отталкивая взгляды. Рядом с ним шел Финкс. Бросилось в глаза, что обычно флегматичный и спокойный ротный командир с интересом взирает вокруг, даже не стараясь скрыть любопытства. Это вызвало у Анакина раздражение. Почему, он и сам не мог понять.
