Степанов узнал, что за последнюю неделю фонд «Содружество» развёл бурную деятельность и взялся спонсировать реставрацию двух крупных монастырей. Пётр сначала не понял, что в этом особенно плохого, но отец Иларион ему объяснил:
— Продемонстрирую на примере. В 1992-м году на Украине произошёл раскол. Раскольники, как обычно, хапнули множество наших храмов и что-то около двадцати монастырей. И что ты думаешь, раб Божий? Монастыри оказались фактически пустыми, все монахи остались с нами, ушли в обители Московского Патриархата… Одним словом, когда гуманоиды добираются до монастырей, дело пахнет жареным.
— Почему же пришельцы именно сейчас так активизировались? — спросил Пётр. — Может, чувствуют, что мы стали молиться, и боятся не успеть обтяпать свои дела?
— Если бы было так! — вздохнул священник. — Боюсь, дело гораздо хуже. Они показывают нам, что наша молитва их не берёт. Хорош был план, да вышел боком. Надо срочно что-то придумывать.
Они сидели и пили чай в глубокой задумчивости. Людмила Петровна дышала свежим воздухом на крыльце, Алексей что-то делал в храме. А Ольга возилась на кухне и пела какую-то песню, всё громче и громче. Пётр разобрал слова «от заката до рассвета».
— Поди-ка сюда, раба Божья! — вдруг сказал отец Иларион.
Оля, улыбаясь, вошла в столовую.
— Рассказывай, что ты там придумала!
— Фильм такой был, с Квентином Тарантино — «От заката до рассвета». Вот, Камешек смотрел, он вам расскажет.
— Рассказывай, раб Божий Пётр! — потребовал отец Иларион.
— Ё-моё! — осенило Иваненко. — Злые духи боятся креста, ладана и святой воды?
— «Боятся» — сильно сказано, — задумчиво проговорил священник, — но уважают однозначно.
— Значит, и на пришельцев это должно подействовать! Нет, подождите… Они же надругались над крестами в квартире Алексея и Ольги… И в храмы они вхожи…
— Так одно дело — распятие само по себе, и совсем другое — в руках верующего человека! — оживился отец Иларион. — Только шустрые эти гуманоиды — сбегут как пить дать.
— А если их где-нибудь зажать? Решено: купим водяных пистолетов, нет, автоматов, нет, пулемётов! Нам нужен хороший магазин игрушек! А дымовых шашек с ладаном сделать не получится? Кто-то должен вычислять, где они сейчас находятся, затем «команда охотников за привидениями» спешно ехать на место, ловить и расстреливать интервентов! В отряде должен быть хоть один из «видящих пришельцев».
— Пожалуй, это можно организовать. — Глаза у отца Илариона заблестели. — Только делать всё это надо с молитвой. Одного боюсь — как бы кто-нибудь из наших не пострадал. Ведь один гуманоид уже разодрал Алексею руку. Что, если безобразник когтём по горлу вознамерится кого-нибудь чикнуть?
— А вы можете возглавить наш отряд?
— Нет, я буду сидеть у себя. Отряд возглавит отец Антоний.
— Он же отказался участвовать в нашем проекте…
— Вот ты, раб Божий, и должен его уговорить! Поезжай сейчас в Москву, встреться с сердечным лекарем и уломай его!
* * *
Главврач грустно смотрел на Петра.
— Милый вы мой, неужели вы не понимаете, что всё это — очередная авантюра отца Илариона? Я же его давно знаю… Судьбы Церкви в руках Божьих. Если Господь попустил дать власть пришельцам, значит такова Его воля.
— Господь и войска Мамаевы на русскую землю допустил. И мы с вами знаем, для чего.
— Мне кажется, милый мой, что тут нельзя сравнивать…
— Почему же? Это — самые настоящие завоеватели, они стремятся уничтожить нашу страну.
— И что вы предлагаете? Гоняться за ними с игрушечными пистолетиками, заряженными святой водой? Так я и думал, что всё этим кончится…
— На днях главный их агент-человек назначен патриархом на должность Председателя Синодального информационного отдела, — сказал Пётр.
— Ой-ой-ой! Вот дела! Милый вы мой, голубчик, что же делать? — В глазах отца Антония промелькнуло сомнение.
— Отнеситесь к этому, как к обычной требе. Что представляет из себя пришелец? Скотину, в которую вселился нечистый дух. На Руси испокон века скотину освящали.
— Есть такой чин в требнике — «чин благословения стад овчих и другой скотины». Столько лет служу и ни разу им не пользовался. Всё больше колесницы благословляю…
Сердечный целитель заметно колебался.
— Ну вот! Вся ответственность на нас. Мы вызываем вас на требу, вы как священнослужитель не вправе отказаться. Пора мне, Антон Алексеевич!
— Погодите-погодите! Ну вы и хитры, Пётр Исаакович! Ладно уж, съезжу с вами разок. Расскажите-ка мне поподробнее об этой скотине, а то у меня весьма обрывочные сведения.
Пётр рассказал. В процессе рассказывания сердечный целитель всё время охал и вздыхал.
— Ничего у нас не выйдет, — наконец сказал Антон Алексеевич.
— Почему?
— Просто предчувствие… Кстати, отец Иларион не грузил вас своими политическими взглядами?
— Нет, как будто. А он интересуется политикой?
— Ещё как интересуется! Я считаю, что нынешний президент нам послан Богом, а он считает его предтечей антихриста.
— Чем же президент так не угодил отцу Илариону?
— Он считает, что президент закрепил в законе основные вехи западного антихристианского мировоззрения. А любимая история отца Илариона — упрежу его и расскажу вам её сам — о том, как президент «ради сплочения народов России» участвовал в буддийском языческом обряде и при этом продолжает называть себя православным, хотя по канонам за такое отлучают от Церкви. Мол, такого не позволяли себе даже римские императоры… Эх, милый мой! Тоньше надо быть в таких вопросах, зреть в корень! Боюсь я, как бы отец Иларион на патриарха не попёр!
— Так что, надо считать президента православным?
— Не думаю, что его можно считать христианином… Вы не представляете, что с человеком делает власть. Она не даёт больше свободы, а отбирает у человека всяческую свободу воли. Но неправильно говорить, что человек, стоящий у кормила власти, превращается в марионетку, игрушку тёмных сил. Я думаю, что Господь им управляет в большей степени. В конце концов, мы молимся на каждой Литургии о патриархе и властях Российских, то бишь о президенте в первую очередь. Нельзя осуждать того, за кого молишься, — это лицемерие. Конечно, за антихриста Церковь молиться не будет, но то, что президент — его предтеча, надо ещё доказать. Жидковат он для предтечи и мелковат, честно признаться.
— Вокруг отца Илариона происходят удивительные вещи. Но при этом вы, Антон Алексеевич, считаете его взгляды весьма несовершенными…
— Петенька, милый вы мой, да ведь это же совсем разные вещи! Сколько было святых чудотворцев, которые ошибались в ряде своих суждений! Прозревать невидимое, исцелять от болезней, воскрешать мёртвых — эти дары даются Богом по вере, за любовь к ближним, за усиленную молитву, за изнурение тела. А дар рассуждения — совсем другой, редкостный дар. Возьми хоть святителя Филарета, прозванного «Московским Златоустом»: видимых чудес он фактически не творил, но даром рассуждения обладал в непревзойдённой степени, и его дар приносил не меньшие, а даже бо́льшие плоды, чем дары чудотворения. Митрополит Филарет оказал чудесное влияние на души трёх российских императоров, многих видных церковных и светских деятелей своей эпохи. Все знают о его поэтической переписке с Пушкиным, коренным образом повлиявшей на мировоззрение величайшего русского поэта. Как мудро рассуждает он о христианском браке, о расколе, о церковном пении, об иностранных исповеданиях, о православных Церквях Востока. Если бы у нашего президента советчиком по духовным вопросам был кто-нибудь вроде Филарета, а не зазнавшийся архимандритик… Ну вот, тоже начал осуждать, прости Господи!
