Саша удивленно посмотрел на дядю Вову.
– Как же вы тогда играли?
Плиточкин-старший улыбнулся.
– Эх, молодежь, мы сами придумывали страшилки и, поверьте, вашим голливудским Фредди Крюгерам и прочим монстрам, что из телевизора после телефонного звонка вылезают, далеко до наших историй.
Владимир Сергеевич ностальгически смотрел на потрескивающий огонь.
– Помню один пацан – Ленька Ветров, даже описался от страха.
Илья с сомнением посмотрел на отца.
– Да ладно, – в голосе прозвучало недоверие. – Может, расскажешь? – вот это уже был вызов, и дядя Вова принял его.
В костер плюхнулось полено, огонь с жадностью набросился на него, как шакал, что голодал неделю. Тут же начал вгрызаться в деревянное тело, обволакивая его красно-желтыми руками.
– Уверены?
Ребята дружно кивнули, даже Лена, что не так любила, когда ребята бахвалились друг перед другом, кто знает более страшную, а значит более кровавую историю. Плиточкин-старший довольно потер ладони, в отблеске костра блеснули его глаза.
– Хорошо, сами напросились. Только, чур, не перебивать, а то не буду рассказывать, – предупредил он.
Молодежь вновь хором кивнула.
– Давно это произошло, мне тогда не больше вашего было… Вот таким же летом, в каникулы. У нас своя компания была, человек пять. Бывало на велосипеды сядем, нас родители только и видели, что под вечер, когда сил крутить педали не было. По-моему, мы тогда весь город объездили вдоль и поперек, и соседние захватили… Да, интересно было. Не то что сейчас, когда вас из дома не выгонишь, привыкли в сети общаться, да по телефонам эсэмэсками бросаться.
– Папа, – прервал воспоминания Илья. – Ты хотел страшную историю поведать, а не рассказывать как прикольно было в ваше время.
Владимир Сергеевич укоризненно посмотрел на сына, вздохнул тяжело – как же он быстро подрос, а ведь только недавно слюни до земли пускал и научился ходить.
– Ладно, торопыга, – потрепал Сашку по волосам, бросил еще одно полено в костер. – В то лето мы жили у твоей бабушки…
– Бабы Веры?
– Да, – кивнул отец и тут же напомнил, чтобы его не перебивали. Остальные ребята строго посмотрели на Плиту, а Лена даже пальцем пригрозила.
– Частенько у нее бывали, что там было езды от дома до деревни – полтора часа на велосипеде, вот мы и наведовались к ней, нередко оставаясь на ночь, а то и на насколько дней. Илюха знает, а вам скажу, что замечательные там места: речка недалеко, лес рядом, вот с такими грибами, – дядя Вова показал ладонями широкую шляпку, что больше походила на тарелку, – а как там птицы поют – заслушаться.
Плита согласно кивнул, но промолчал. Лена Копылова немного завистливо вздохнула, она любила природу, лес, речку, в огороде с мамой копаться.
– И все бы прекрасно было, – тем временам продолжал Владимир Сергеевич, – но жила в той деревне старуха одна. Сейчас, конечно, понимаю, что она больной человек и ничего в ней такого не было, но тогда она казалась… – замолк, подбирая слово.
– Ненормальной, – услужливо подсказал Иван.
– Да. И страшной казалась. Зимой и летом ходила она в одной и той же старой юбке и затертой до дыр телогрейке, из которой вата торчала. Да платок на голове, непонятного цвета. Только не это в ней пугало. Всюду она возила с собой старую детскую коляску, с жутко скрипучими колесами. Ощущение такое, будто одновременно кто-то несмазанную дверь открывает, пенопластом по стеклу водит, и кот мартовский орет, – Владимир Сергеевич поежился. – Если кто-то слышал это, сразу знал, что старуха идет.
– А что в коляске было? – не удержалась от вопроса Лена, уж больно интересно было.
Дядя Вова задумался на какое-то время, потом дернул плечом.
– Бог его знает – я туда не заглядывал и ее не спрашивал, а она не предлагала. Она вообще сторонилась людей, точнее они ее. Знаю только, что разговаривала она с коляской, будто там кто-то живой лежал… – он вновь задумался, тревожа красные угли костра длинной веткой. – Нет – вру, один раз я все-таки увидел, что она возит в коляске.
Мы с пацанами возвращались с речки, где весь день провели, купаясь и загорая, а чтобы попасть на нашу улицу надо дорогу перейти; машины, конечно там не часто ездят и все же случается. Старуха как раз собиралась пройти, когда из-за поворота выскочил жигуль и, не снижая скорости, промчался точно рядом с ней. До сих пор не понимаю, как он ее не сбил, хотя коляску задел. Да так, что она подлетела в воздух и рухнула в нескольких метрах. Вот тогда мы и увидели, что прятала старушенция и с кем разговаривала…
– Вы там не замерзли? Может, домой пойдете?
– Мама! – возмущенно возопили Копыловы, и их поддержали остальные ребята.
– Хорошо, хорошо, – женщина, защищаясь, подняла ладони и скрылась в недрах дома.
– Так на чем я остановился?
– Жигуль. Коляска перевернулась. Старуха, – наперебой выпалила молодежь.
Если вначале они скептически отнеслись к рассказу Плиточкина-старшего, то сейчас внимательно слушали его, ловя каждое слово. Было не страшно – интересно.
– Правильно. Так вот мы увидели, что храниться в коляске. Там было… – дядя Вова взял театральную паузу, специально нагнетая обстановку.
Где-то прокаркала ворона, но ребята ее не услышали, они замерли в ожидании следующих слов. Владимир Сергеевич бросил обгоревшую ветку в костер, почесал затылок.
– Признаться, не то мы думали увидеть. Оказывается, эта безумная возила в коляске какой-то мусор.
Возле костра раздался разочарованный выдох.
– Я-то думал, там ребенок как-то… мертвый, – Сашка был обескуражен больше остальных. Все его подростковое воображение, основанное на сотне фильмов ужасов, говорило, что в старой детской коляске обязан быть мертвый ребенок, который должен выходить по ночам и терроризировать соседей, убивая их одного за другим.
– Нет – точно мусор: какие-то банки, тряпки, по-моему, подушка даже была – я не всматривался особо. Но точно помню, как она на нас смотрела, когда проехали мимо нее: с такой злобой, что я чуть с велосипеда не упал. И она что-то говорила, тихо так, будто заклинание какое-то читала, – Владимир Сергеевич вновь поежился, хотя возле догорающего костра было еще тепло.
На несколько минут в летней ночи наступила тишина, лишь было слышно, как негромко играет музыка в теплом и уютном доме, как недовольно каркает ворона, да из последних сил потрескивает костер, которому, словно отощавшему псу, бросили сухую ветку.
– Знаете, что странно? Мы ведь знали, кто сидели за рулем того жигуленка, и старуха знала. Единственный в деревне, кто ездил на ядовито-зеленой автомобиле с битым бампером был Колька Никифоров – та еще заноза для всех деревенских. С ним предпочитали не связываться, он как выпьет так за нож хватается, а бухой он часто ходил. Да и за руль садился глубоко под шафе.
