Все были довольны. Даже финансовые органы, пристально следящие за столь блистательным взлетом молодого предприятия, не имели ни малейших претензий. Но едва партнеры уверовали, что все будет идти гладко и дальше, как грянул гром.
Курок нажал один из папарацци, неутомимо преследующих любого, кто занимает достаточно видное положение в обществе, будь то политик, финансовый магнат или поп-звезда. Именно с подачи престарелой звезды, весьма озабоченной сохранением молодости, и завертелось чудовищное колесо скандалов и разбирательств, по сравнению с которыми история в родном городке Стефана стала казаться доброй рождественской сказкой.
Все началось с того, что в прессе разразился спор: накачалась звезда-имярек ботоксом или сделала пластику. Рассчитывались дни, необходимые для восстановления после операции, дней не хватало, и спор решался в пользу ботокса. Затем полемика возобновлялась: уж слишком живой оставалась мимика звезды, ботокс таких эффектов не давал. «Что же он сделал?» Вопрос обсасывался в прессе так и эдак, сама звезда смотрела загадочно и радовалась неутихающему интересу к собственной персоне. Никто даже не насторожился.
А следовало бы.
Потому что кому-то из дотошной журналистской братии пришла на ум гениальная идея отследить перемещения звезды за последние несколько месяцев. Так Центр регенерации впервые попал в поле зрения прессы как организация, занимающаяся не только восстановлением поломанных рук, ног и прочих костей. «Здесь происходит что-то еще», – сделал вывод автор заметки, вскользь промелькнувшей в прессе на фоне новостей о беженцах, заполонивших Европу, и о политических бурях, то и дело сотрясающих общественность.
«Разумеется, здесь происходит что-то еще», – подумал каждый, кто имел право свободно ходить по закрытым коридорам. Еще бы не происходило! Инопланетная технология совершила подлинный переворот в медицине. Внешне все выглядело очень и очень просто: при первичном обследовании у пациента брали его собственные клетки. И с этого момента он сам, по сути, становился донором своих же органов. Ибо клетки эти, соответствующим образом выращенные в инопланетных чудо-инкубаторах, возвращались к пациенту, полностью приживаясь там, где было необходимо, будь то печень или лицевые мышцы и кожа. Процедуры не занимали много времени – от силы несколько дней, чтобы убедиться, что все идет как надо. Затем пациент вновь возвращался к привычной жизни. А прижившиеся клетки плавно и постепенно делали свое дело, омолаживая тело.
По правде сказать, Карло и сам не утерпел и, использовав служебное положение, одним из первых опробовал эту технологию на себе вместе с Луизой. Оба они в один голос утверждали, что спустя некоторое время стали чувствовать себя, по крайней мере, лет на двадцать моложе. Настолько моложе, что отважились еще на одного ребенка, который уже в скором времени должен был появиться на свет. Этого дня синьор Рокка ждал с трепетом.
Возможно, поэтому он утратил бдительность и пропустил момент, когда еще можно было что-то сделать. А впрочем, что можно сделать там, где свобода слова важнее, чем свобода на частную жизнь? Центр попал под наблюдение, и, как в пьесе, ружье рано или поздно должно было выстрелить. Время от времени в клинику пытались проникнуть журналисты, а после того, как их вежливо выпроваживали, над территорией пролетали беспилотные дроны. Ханс нервничал и закручивал гайки на и так практически безупречной системе безопасности.
Но чей-то пытливый разум нашел все-таки лазейку в этой безупречности. Точнее, не в ней самой, а за пределами центра. Все дело было в самих пациентах. Разумеется, каждый из них являлся членом попечительского совета и имел право беспрепятственно в любое время посещать финансируемое им научное учреждение. Здесь не было никакой тайны – все прибывали явно и открыто специально для того, чтобы не возникало никаких вопросов.
Но! Всегда находится это самое «но».
Один из журналистов свел воедино целый ряд фактов, из которых получалась очень даже наводящая на мысли статистика. Опубликовал он свои выводы в виде таблицы, в которой черным по белому значилось, что центр имеет в общей сложности всего 2292 члена попечительского совета. В этом не было бы ничего нового или криминального, если бы следом не шли обескураживающие факты: из 2292 человек только 76 являлись известными филантропами и спонсорами других организаций. Остальные 2216 до сих пор в благотворительности замечены не были. «Что такого привлекательного в этом центре, если эти люди столь усердно его финансируют?» – задавал он вопрос. И кстати, писал он, возраст членов совета колеблется от 56 до 89 лет. «Почему в центре нет молодых спонсоров?» – спрашивал журналист.
Дальше он приводил подборки газетных статей, заметок, публикаций в твиттере и прочих социальных сетях, имеющих отношение к этим людям. В каждом случае так или иначе демонстрировались резкие различия в состоянии человека после того, как он становился спонсором этого странного центра. Журналист приводил фотографии, и любой, посмотрев на них, мог обнаружить, что либо перепутаны даты, либо этот человек что-то сделал со своей внешностью, ибо выглядит очевидно много моложе.
Следующая статистика вообще казалась за гранью реальности. В семьях этих 2292 в общем-то не слишком молодых людей появилась очень странная тенденция: многие из них отваживались на продолжение рода. «Как случилось, что у совершенно разных людей, связанных между собой только членством в совете, вдруг массово стали рождаться дети? Обычно после определенного возраста люди не стремятся, а то и физически не могут обзаводиться потомством. Что такого произошло в жизни этих 2292, что почти треть из них вновь решились стать родителями?»
Карло читал и не мог скрыть негодования. Как, каким образом этот прыткий журналистик умудрился свести воедино то, что так тщательно скрывалось? Кто лучше Карло знал, почему они с Луизой единодушно решились еще на одного ребенка? Причина была очевидна и лежала на поверхности. Каким образом этот парень сумел докопаться до самого сокровенного? И ведь выставил его напоказ, словно так и должно быть! А ведь это означает огласку, которой все их клиенты так стремились избежать.
«И что теперь будет?» – этот вопрос словно повис в воздухе.
Стефан, когда Карло позвонил ему и сообщил, что тайна раскрыта, просто пожал плечами:
– Какая разница, что пишет пресса? Самое малое через полгода мы должны завершить строительство корабля и отправиться в космос. Зачем обращать внимание на глупости? Собаки лают – караван идет.
Но если бы все было так просто.
Для строительства корабля нужны деньги. Несмотря на то, что проект регенерации после аварий стремительно набирал обороты, средств от него хватить на космический проект попросту не могло. Вся надежда была на спонсоров. А вот будут ли они готовы платить, если их тайны станут достоянием общественности?
– Будут. – Немного подумав, Карло все-таки включил здравый смысл. – Я тут на эту статистику чуть под другим углом посмотрел – интересные факты вырисовываются.
Как оказалось, список спонсоров возглавляли вовсе не звезды кино или эстрады. Самыми большими жертвователями – и самыми не подлежащими огласке – являлись финансисты, предприниматели и политики. Звезды же, вопреки ожиданиям, куда больше верили в привычные и давно освоенные подтяжки, ботокс, силикон, обертывания и прочие косметические процедуры.
«Вот потому артисты не правят миром», – глубокомысленно заявил по этому поводу Ханс.
За эту публику волноваться не следовало – они всегда найдут способ повернуть дела в свою пользу.
Действительно, волна, поднятая журналистом, быстро утихла, вытесненная неутешительными новостями о беженцах, терактах, санкциях, брекзитах и прочих неурядицах современного мира. Впрочем, ее хватило, чтобы люди, желающие оставаться инкогнито, активно продолжили пополнять попечительский совет и кассу проекта.
Беспокоиться о финансах более не требовалось.
Деньги поступали уверенным потоком, и их было достаточно, чтобы не переживать о снаряжении космической экспедиции.
Тем не менее Стефан продолжал заниматься просветительской деятельностью: очень хотелось перед отлетом помочь как можно большему количеству людей. Денежный поток, поступающий от ломаных-переломанных людей, не шел ни в какое сравнение с суммами, получаемыми за омоложение, но кому как не Стефану было знать, о чем думает каждый из них в плену собственного, переставшего быть послушным тела.
А потому он без устали встречался с журналистами и принимал участие в ток-шоу – иногда один, а иногда в паре с доктором Мушке, изрядно загордившимся новым статусом медийного лица. Больше всего ему нравилось, когда Стефан вспоминал куриный бульон, который он потребовал, выйдя из комы. Независимый наблюдатель мог бы подумать, что именно в бульоне и заключался основной вклад доктора в выздоровление больного. Впрочем, так оно и было. Но у Шумахера хватало великодушия, чтобы не отнимать у доктора славу. Тем более что это шло на пользу проекту. Тема была уж больно горячей, а юный гонщик обладал нешуточной харизмой, способной обаять каждого, попадавшего в его поле притяжения.
