Клая охватило замешательство. Он просто не знал, как продолжать этот разговор. Посмотрел на своих друзей, по выражению их лиц понял, что они разделяют его чувства: не только недоумение, но и нежелание узнать больше.
А директор Ардей наклонился вперед.
– Вы позволите мне говорить откровенно? Я должен говорить откровенно, эта привычка у меня всю жизнь. Я хочу, чтобы вы помогли мне совершить здесь что-то ужасное. И отведенное на это время, боюсь, истекает, а если один такой акт ни к чему не приведет, то, не совершив его, этого не узнаешь, не так ли? Никому не известно, каким образом могут поддерживать связь между собой эти… стада. В любом случае, я не буду сидеть, сложа руки, когда эти… твари… крадут у меня не только школу, но и сам белый день. Я бы уже предпринял такую попытку, но я стар, а Джордан очень молод. Слишком молод. Кем бы они ни стали теперь, недавно они были людьми. Я не могу позволить ему принять в этом участие.
– Я могу внести мою лепту, сэр! – говорил Джордан твердо, словно, как подумал Клай, юноша-мусульманин, затягивающий на себе пояс шахида.
– Я салютую твоему мужеству, Джордан, – заверил его директор, – но не думаю, что тебе нужно принимать в этом участие, – он тепло посмотрел на мальчика, но когда повернулся к остальным, глаза его заметно посуровели. – У вас есть оружие, хорошее оружие, а у меня всего лишь винтовка двадцать второго калибра, стреляющая одиночными патронами, которая, возможно, и неисправна, хотя ствол чистый… я проверял. Но, даже если ее и можно пустить в дело, патроны, которые у меня есть, возможно, давно отсырели. Зато в гараже у нас есть бензозаправка, и бензин может послужить для того, чтобы оборвать их жизни.
Должно быть, он прочитал ужас на их лицах, потому что кивнул. И для Клая он больше не выглядел добрейшим мистером Чипсом,[82] потому что превратился в старейшину пуритан на картине маслом. Такой мог, не моргнув глазом, приговорить мужчину к повешению. Или отправить женщину на костер по обвинению в колдовстве.
И кивал он, прежде всего, Клаю. В этом у Клая не было ни малейших сомнений.
– Я знаю, что сейчас сказал. Я знаю, как это звучит. Но это будет не убийство, совсем не убийство. Это будет искоренение. Не в моей власти заставить вас что-либо сделать. Но в любом случае, поможете вы мне сжечь их или нет, вы должны передать мое послание.
– Кому? – выдохнула Алиса.
– Всем, кого вы встретите, мисс Максвелл, – он наклонился над остатками их трапезы, маленькие, с пронизывающим взглядом, глаза судьи, не страшащегося выносить смертные приговоры, жарко горели. – Вы должны рассказывать, что происходит с ними… с теми, кто получил адское послание по интеркому дьявола. Вы должны рассказывать об этом всем. Все, у кого украли дневной свет, должны это услышать, пока не будет слишком поздно, – он провел рукой по нижней половине лица, и Клай увидел, что его пальцы чуть трясутся. Мог бы списать это на возраст директора, но раньше никаких признаков тремора он не замечал. – Мы боимся, что скоро будет поздно. Не так ли, Джордан?
– Да, сэр, – мальчик, безусловно, думал, что ему что-то известно. На его лице отражался ужас.
– Что? Что с ними происходит? – спросил Клай. – Это как-то связано с музыкой и подсоединением друг к другу громыхалок, не так ли?
Директор вдруг сгорбился, на лице отразилась безмерная усталость.
– Они не подсоединены друг к другу. Разве вы не помните, как я сказал вам, что оба вашим предположения неверны?
– Да, но я понял, что вы имели…
– Там есть один стереопроигрыватель с установленным в нем си-ди, в этом вы, несомненно, правы. Один простой диск с компиляциями, говорит Джордан, вот почему песни повторяются снова и снова.
– Как же нам везет, – пробормотал Том, но Клай едва услышал его. Он пытался понять, что означают слова Ардея: «Они не подсоединены друг к другу». Как такое могло быть? Просто не могло.
– Эти стереосистемы, бумбоксы, если угодно, установлены вокруг поля, – продолжил директор, – и они все включены. Ночью видно, как светятся маленькие красные лампочки…
– Да, – подтвердила Алиса, – я заметила красные огонечки, но как-то оставила это без внимания.
– …но в них ничего нет… ни компакт-дисков, ни аудиокассет… и провода их не связывают. Они – рабы, которые принимают музыку с мастер-диска и ретранслируют ее.
– Если их рты открыты, музыка идет и из них, – добавил Джордан. – Очень тихая… не громче шепота… но ее можно услышать.
– Нет, – покачал головой Клай. – Это твое воображение, малыш. Такого не может быть.
– Сам я ничего не слышал, – признал Ардей, – но и слух у меня не такой острый, как в те годы, когда я был без ума от Джина Винсента и «Блу кэпс».[83] «Давным-давно», – как сказали бы Джордан и его друзья.
– Вы же так давно преподаете в этой школе, сэр, – в голосе Джордана слышалась нежность и привязанность.
– Да, Джордан, так оно и есть, – он хлопнул мальчика по плечу и вновь сосредоточил внимание на остальных. – Если Джордан говорит, что слышал музыку… я ему верю.
– Это невозможно, – стоял на своем Клай. – Без транслятора.
– Они и транслируют, – пояснил директор. – Эта способность, похоже, появилась у них после Импульса.
– Подождите, – Том поднял руку, словно регулировщик, опустил, начал говорить, поднял снова. Сидя рядом с директором Ардеем, Джордан пристально наблюдал за ним. Наконец, Том озвучил свою мысль. – Мы здесь говорим о телепатии?
– Как я понимаю, это не совсем le mot juste[84] для определения феномена, с которым мы имеем дело, – ответил директор, – но чего цепляться к терминам? Я готов поставить все замороженные гамбургеры, которые остаются в моем холодильнике, слово телепатия уже встречалось в ваших разговорах?
– Вы выиграли, – заверил его Клай.
– Да, конечно, но стадное чувство – это другое, – указал Том.
– Потому что? – кустистые брови директора вопросительно поднялись.
– Ну, потому что… – Том замолчал, и Клай понимал, почему. Стадность – для людей поведение нехарактерное, и они знали это с того самого момента, как увидели Джорджа-механика, идущего за женщиной в грязном костюме через лужайку Тома к тротуару и мостовой Салем-стрит. Он шел так близко от нее, что мог бы укусить в шею… но не укусил. И почему? Потому что для мобилопсихов укусы закончились, началось сбивание в стаи, стада, как ни назови.
По крайней мере, они перестали кусать своих. Если только…
– Профессор Ардей, поначалу они убивали всех…
– Да, – согласился директор. – Нам повезло, вот мы и остались живы, не так ли, Джордан?
Джордан содрогнулся, потом кивнул.
– Ученики везде бегали. Даже некоторые учителя. Убивали… кусали… выкрикивали какую-то белиберду… Я спрятался в одной из оранжерей.
