Вайшенфельд — Ванслебен-на-Зее
23–29 сентября 1944 года
Пыль просёлочной дороги оседала на лобовом стекле автомобиля. В последние дни весь мир казался Штернбергу грубой картиной за пыльным стеклом. Или, скорее, дешёвым кукольным театром: вылинявшие декорации, люди-марионетки; из головы каждой марионетки можно было вытряхнуть опилки и затолкать взамен хоть рваные клочья пропагандистских листовок, хоть скомканные страницы из сборника любовной лирики.
Недавно в оккультном отделе завершилась серия экспериментов по подавлению и изменению человеческого сознания. Штернберг лично проводил опыты над — нет, не заключёнными, о которых и думать не мог, — над группой юношей и девушек из трудовых лагерей, которых эсэсовцы заманили в Вайшенфельд специальными продовольственными карточками и громкими лозунгами. Особенно Штернберга интересовали результаты ментальной корректировки девушек. В глубине души он всеми силами надеялся, что эксперимент провалится. Но испытания прошли успешно — ужасающе успешно: Штернберг получил отряд фанатиков, готовых сражаться за него до последней капли крови, и стайку барышень, каждая из которых была влюблена как кошка в косоглазого урода, неприязненно за ней наблюдающего и с холодной деловитостью задающего самые бесстыдные вопросы. Угодливые, преданные рабы и всегда готовые к услугам наложницы. Ни тех, ни других проверять в деле он не собирался. По окончании эксперимента Штернберг в одиночестве напился, мешая дешёвый шнапс и дорогой коньяк, после его рвало с желчью, а на следующее утро он отправил «отработанный материал» из Вайшенфельда с глаз долой, запретив себе думать о дальнейших судьбах этих несчастных.
Штернберг ещё не отдавал себе отчёта в том, насколько был этими опытами отравлен. Что-то в нём свернулось, подобно почерневшей от стужи листве. Он не сдержал данного племяннице обещания приехать в сентябре, потому что хозяева дома в Вальденбурге вполне могли приютить жертву его первого дьявольского опыта. Его уже мало трогало — или он считал, что его должно мало трогать, — то, что его фокус с исчезновением курсантки удался и никто не стал выискивать подвох, когда вскоре после отъезда Даны в Швейцарию её имя появилось в списках сотрудников «Аненэрбе», погибших при бомбардировке мюнхенского института оккультных наук.
Свою власть над людьми Штернберг теперь ощущал почти физически — как рукоять ритуального кинжала, предназначенного, чтобы распластать душу первого встречного. Он научился пользоваться ею хладнокровно и практично. Эта власть бросила отблеск сардонической усмешки на его черты и добавила его обычной вкрадчиво-благодушной манере оттенок ледяного веселья, от которого любому собеседнику холодом тянуло в затылок. Штернберг замечал, что многое теперь совершает автоматически — словно из его существования уходили какие-то жизнетворные соки, оставляя сухие ветви выверенных логикой намерений, а все чувства мало-помалу осыпались, будто кора с мёртвого дерева.
Окончательное решение избавиться от давнего врага, как и многое в последнее время, тоже пришло механически. Мёльдерс не должен выйти на свободу. Следовательно, он должен умереть.
Пыль клубилась над дорогой — впереди ехала колонна грузовиков. Как и в прошлый раз, Штернберг взял служебный «Мерседес» вместо какого-нибудь из своих очень дорогих, роскошных, слишком приметных автомобилей и сам вёл машину: даже его шофёр не должен был знать об этой поездке.
Глухая провинция гау Халле-Мерзебург, скучнейшее, Богом забытое место. Ванслебен-на-Зее — шахтёрский посёлок на несколько домов с прогорклой лавчонкой и пивной, выстроенной по соседству с кладбищем. В этой самой пивной Штернберг без труда отыскал нужного человека, когда приехал сюда неделю тому назад. «Начальник особого отдела штаба оперативного руководства СС — А6», как значилась его должность в документах, оказался молодым капитаном с очень бледным круглым лицом. «Считает себя хроническим неудачником», — мгновенно прочёл Штернберг и уже знал, как действовать дальше. Он предложил лунолицему капитану не только некоторую сумму в качестве аванса, но в придачу должность в Мюнхене и своё покровительство в обмен на определённую услугу. Капитан отвечал за охрану особой категории заключённых секретного концлагеря, расположенного близ посёлка.
Когда-то Мёльдерс предсказал рейхсфюреру, что тот умрёт через восемь месяцев после его, чернокнижника, насильственной смерти, и суеверный Гиммлер не торопился подписывать приказ о расстреле предателя. Штернберг предоставил капитану самому решать, каким образом он отправит бывшего верховного оккультиста на тот свет, но потребовал, чтобы в графе «причина смерти» значилось, скажем, воспаление лёгких — или любое другое словосочетание, которое успокоит мнительного шефа СС.
В первую очередь Штернберг намеревался проверить бумаги. Ещё хотел убедиться, что стервятник действительно мёртв. Штернберг должен был собственными глазами увидеть тело.
Дорога вела от юго-восточной окраины посёлка к соляным шахтам, заброшенным ещё во времена Веймарской республики. Около полугода тому назад эти шахты оказались во владении СС: просторные выработки идеально подходили для того, чтобы стать цехами военного завода, надёжно защищёнными толщей земли от бомбардировок. Так появился Ванслебен; один из внешних концлагерей Бухенвальда. Заключённые вырубили огромные залы, углубили и расширили лабиринт многокилометровых штолен, установили оборудование и вскоре в едва освещённых подземных цехах начали изготовлять оружие, переплавляя на детали для пулемётов решётки, канделябры и распятия из разграбленных немецкими солдатами церквей. Ходили слухи, что в тайных переходах подземного завода эсэсовцы складировали тысячи бесценных манускриптов, раритетных книг и живописных полотен. Впрочем, ярому поклоннику и коллекционеру живописи эпохи Возрождения Мёльдерсу, стоявшему у станка по двенадцать часов в сутки, осознание этого примечательного факта вряд ли могло принести хоть какое-то утешение.
Посты охраны, патрули, вездесущая колючая проволока — даже экстрасенсу едва ли возможно было бежать отсюда. Как и в первый свой визит в Ванслебен, Штернберг поймал себя на том, что невольно пытается представить себя на месте Мёльдерса и обдумывает план побега; как и в прошлый раз, дохнуло глинистым холодом безнадёжности. Обычные заключённые (все эти подробности Штернберг узнал от капитана) спускались под землю работать, а остальное время проводили в большом четырёхэтажном здании красного кирпича, бывшей солеварне, перестроенной в подобие тюрьмы. Немногие узники вроде Мёльдерса, считавшиеся особо опасными, находились под землёй круглые сутки, носили тяжёлые кандалы, несколько десятков метров от камеры до цеха и обратно проходили под надзором конвоиров. Погребённые заживо.
