не обращали на нее внимания.
На остановке сошли все вместе — и Сергей с Музой, и веселые юноши, и недовольная старушка с внуком лет пятнадцати. И встретились все у кассы кинотеатра — троица пацанов и бабушка тоже пришли посмотреть «Чернобыль».
Пока шла реклама, ребята вполголоса переговаривались и смеялись, а бабка продолжала на них прикрикивать. Муза молчала, заворожено глядя в экран.
Начался фильм, пацаны притихли, но время от времени шептались и посмеивались, хотя ничего такого смешного в фильме не происходило. Бабушка, поняв, что бороться с ними бесполезно, тоже умолкла.
Фильм Сергею не понравился, глупый и сумбурный. Главный герой за два часа экранного времени успел побыть и пожарным, и врачом, и добровольцем — везде лез и при этом всегда оставался целым и невредимым, как заговоренный, хотя должен погибнуть в самом начале. Актеры играли сами себя, словно совсем не вживались в роли, а прибегали на съемочную площадку между делом. Драматизм фильма чуть выше плинтуса. Мелодрама натянута и высосана из пальца, а логика событий отсутствовала вовсе. Чернобыль там был фоном для дурацкого треша. Казалось, что все силы съемочная группа вложила в реквизит, создала неплохую атмосферу середины восьмидесятых годов и на этом запал кончился, и сняли убогое кино.
Зато Муза сидела, раскрыв рот, погрузившись в действо с головой. И не мешали ни гогочущие пацаны, ни шипящая на них старушка — продолжала увлеченно смотреть, словно на экране разворачивался оскароносный шедевр, а не убогая поделка.
Сергей не следил за сюжетом и наблюдал за зрителями. Бабушка, судя по всему, увлеклась фильмом, и не обращала внимания на шумящих юнцов, внуку фильм тоже пришелся по душе, смотрел, ни на что не отвлекаясь. Троица пацанов пришла не столько посмотреть фильм, сколько весело провести время и оттягивалась по полной. Парочка подростков — юноша и девушка — пришли сюда пообниматься и вовсе не смотрели на экран. Парень, сидящий у выхода, в течение получаса раза два выходил — то ли покурить, то ли поговорить по телефону. А девочка, которая с ним пришла, лузгала семечки, и когда ей сделали замечание, притихла.
Под конец фильма Сергей едва не задремал, а когда пошли титры и все поднялись, подтолкнул Музу, которая продолжала заворожено пялиться в экран. Вздрогнула, посмотрела на него пустым взглядом, и словно вернулась из далекого трансцендентального путешествия.
Вышли предпоследними. В зале оставалась сидеть старушка, видно, захотела досмотреть все до последней копейки. Малолетний внук стоял, набычившись, в выходе и ждал.
На улице смеркалось.
— Как тебе фильм? — спросил Сергей.
— Плохое кино.
— Я думал, тебе понравилось. Ты так увлеченно смотрела.
— Я всегда так смотрю. И читаю. Чтобы понять, нужно смотреть внимательно.
Муза взяла его под руку.
— Купим вина? — сказал Сергей.
— М-м-м… давай. Полусладкое. Я люблю полусладкое. Красное. А ты какое любишь?
— А я обычно пью пиво или водку.
— А зачем тогда предложил вина?
— Ну… девушки предпочитают вино.
В «Красном и белом» выбрали испанское полусладкое. Долго гуляли по узким улочкам. Кажется, Муза опять включила магию, — он не узнавал улиц. Снова провалились в прошлое. Горели газовые фонари, вдалеке цокали копыта по булыжной мостовой.
— Красиво здесь? Нравится тебе?
— Очень. Будто в прошлое попали.
— Это и есть прошлое, но не совсем наше. Это тот самый город, в котором ты хотел бы жить.
Сергей приобнял ее за плечи.
— Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Такого не бывает.
— Мы с тобой можем сюда заглядывать, когда нам этого захочется. И быть здесь сколько нам нужно.
Навстречу шел высокий человек, отбрасывая тени от газовых фонарей в разные стороны. В легком подпитии, его пошатывало. Поравнявшись с ними, бросил взгляд на Музу, и в глазах блеснул огонек.
— Муза? Ты? А я тебя искал!
— Вы меня с кем-то перепутали.
Мужчина посмотрел на Сергея. В пьяном взгляде чувствовалось отчаяние.
— Нет, это ты!
— Вы пьяны! Я вас не знаю!
— Гражданин, дама вас не узнает, — заметил Сергей. — Дайте нам пройти.
Губы незнакомца скривились в презрительной улыбке.
— Проходите! Но не слишком-то доверяйте этой непостоянной музе.
Обошли пьяного и двинулись дальше. Человек еще долго стоял и смотрел вслед. Обернувшись, Сергей увидел в свете фонаря согбенную фигуру.
— Кто это?
— Не знаю.
— Не ври. Этот человек назвал твое имя.
— Ну… мы были с ним знакомы… давно.
— Ты ему тоже помогала писать?
Муза не отвечала. Сергей остановился, взял ее за плечи и сильно встряхнул.
— Говори!
— Да Я… помогала раскрыть талант. Но… он запил. А человеку, который гробит талан, т никакая муза не поможет.
— И много у тебя таких… писателей?
— Я не хочу об этом говорить.
— Ладно… пошли.
Сергей бросил взгляд за спину, но писатель, пропивший талант, уже исчез.
В молчании пошли дальше по узкой улочке. Хоть и понимал, что оба взрослые люди и у каждого уже были любовники, но сердце бешено колотилось.
— Извини, я не думала тебя расстраивать, — Муза прильнула к его плечу. — Все это в прошлом. Ты для меня важнее.
Сердце все равно заныло. До боли стиснул челюсти.
— Прости, — повторила Муза. — Ты мой единственный.
Миновали аллею и шагали по ярко освещенному проспекту. От сердца отлегло, но голове все еще кружились мысли о том, что не такой уж он и единственный. И никак не удавалось отвязаться от этих мыслей.
Прогулялись по парку, будто между ними не произошла размолвка, и вернулись домой.
— Что будем сегодня писать? — нарочито бодрым голосом спросила Муза.
— Не знаю, — Сергей ощутил себя очень уставшим, словно целый вечер разгружал вагоны с цементом.
— Конечно же о любви, дурачок!
Он поставил на кухне чайник и сел за стол. Заныло в затылке, наверное, давление. Не знал, высокое или низкое. Перенервничал. Когда закипел чайник, залил кипяток в заварник и дал настояться.
