Муза подсела к столу и разлила чай по чашкам.
— Что тобой?
— Голова болит.
— Это из-за него?
— Не знаю. Устал.
— Ничего, сейчас мы начнем писать, и все как рукой снимет.
Перешли в зал. Пока Муза заправляла бумагу в печатную машинку, Серж запустил принтер. Тот пожужжал и замер в ожидании команды.
Муза притушила свет. Скинув белоснежную спортивную курточку и оставшись в одних брюках, прижилась к Сержу обнаженной грудью. Подняла голову и поцеловала в губы.
— Ты мой единственный, — повторила, как мантру.
Пальцы потянули край его футболки, и вскоре Серж тоже остался с обнаженным торсом. В нем зародилось желание.
Поднял ее на руки и отнес к разложенному загодя дивану. Стянул с нее джинсы, снял свои. В тусклом свете ночника подруга казалась особенно прекрасной. Забылись все обиды, теперь Муза была самой желанной.
— Пойдем, — прошептала.
Склонился, поцеловал в грудь, и медленно и осторожно вошел в нее.
Бойки печатной машинки неторопливо отбивали такт. Когда Муза тяжело задышала, закатив глаза, желание неожиданно покинуло его. Остановился. Замерла пишмашинка, занеся боек с литерой над листом.
— Продолжай, — Муза приоткрыла глаза. — Нам нужно написать новую повесть. Не останавливайся.
Попытался продолжить, но мужское достоинство резко уменьшилось в размерах, и все, что теперь оставалось — это лечь и лежать. Повернулся на спину и закрыл глаза.
Муза поднялась на локте.
— Мы не написали повесть.
— Я знаю. — Он закрыл глаза. — Напишем. Успеем. Потом.
— Нам нельзя останавливаться.
Серж приоткрыл один глаз.
— А ты его любила?
— Кого? Ах, ты о нем. Хочешь знать правду?
— Да.
— Любила… — после долгой паузы сказала Муза. — Как и тебя. Как и всех других, с кем мы писали. Я же муза. Я должна помогать писателям.
— И много у тебя было… хм… — в сердце вонзилась острая игла… — писателей?
— Ну… как тебе сказать? Остались книги. Хорошие книги. И твои книги будут хорошими… если ты этого захочешь. Понимаешь, тут все зависит от твоего желания. Без этого не бывает союза музы и писателя. Любовь зажигает сердца. Книга, написанная без любви, будет мертва.
— Я… я люблю тебя. Но… — он умолк.
— А ты не задавай лишних вопросов. Люби. Любовь не терпит вопросов и ответов. Это все разрушит.
Он резко повернулся к ней.
— А почему ты так долго не приходила? Где ты была? И с кем?
— Если ты думаешь, что с другим, то нет. Муза любит одного человека… Разлука укрепляет любовь. А неверие разрушает, слышишь? — голос ее дрогнул. — И обижает!
— Да… прости… я тебя обидел.
Она положила голову ему на грудь.
— Я не обиделась. Я хочу сохранить любовь. Я хочу сохранить твой дар. Без нашей любви мир потеряет одного хорошего писателя.
Ладонь скользнула по животу, и Серж вновь ощутил желание. И Муза поняла это.
— Продолжим?
Замершая машинка ожила и лениво стукнула бойком по листу бумаги, продолжив почти умершее в зародыше слово.
Муза оседлала его и долго двигалась, то почти доводя до оргазма, то давая остынуть, и снова начинала. Он то поддерживал наездницу за бедра, то сжимал груди в ладонях. Прекрасная Муза склонилась над ним, и они слились в долгом поцелуе и экстазе.
Принтер пожужжал вхолостую и замер.
Муза продолжала лежать на нем, закрыл глаза и ткнувшись носом в щеку.
— Это так здорово, Кажется, мы написали очень хорошую повесть. Пожалуйста, никогда, слышишь, никогда не задавай мне вопросов. Никогда больше. Я тебя люблю, а ты любишь меня, и больше нам никто не нужен. Никто не должен вторгаться в нашу жизнь.
Лежали в обнимку и смотрели в окно, за которым кто-то устроил фейерверк. Разрывы петард глухо бахали, рассыпая разноцветные искры. Отсветы мелькали на стене. Наверное, праздновали день рождения или свадьбу.
Серж положил руку ей на грудь и снова почувствовал желание.
— Нет, — сказала Муза. — Не нужно. Ты же не хочешь превратиться в Никитина?
— В Афанасия?
— В Юрия. Восемь романов в год. Нельзя писать так часто. Нужно делать перерывы.
Он снова прижал ее к себе.
— Ты останешься со мной? Ты не уйдешь? Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Каждый день.
Она отстранилась.
— Я тебя тоже люблю. Но я должна буду уйти. Я вернусь. Обещаю. Новая книга должна созреть. И мы ее напишем.
— Ты не поняла. — Он вздохнул. — Я тебя люблю… как женщину. Я хочу, чтобы мы вместе жили. У нас будут дети. Я буду тебе по утрам приносить кофе в постель, а ты кормить меня ужином. Мы будем отводить детей в школу. Даже если совсем перестанем писать.
Муза грустно улыбнулась и покачала головой.
— Наши дети — книги. Других детей у нас не будет. Я … муза. Я не буду готовить тебе ужин. Я не возьму твою фамилию. У меня, если ты хочешь знать, совсем нет фамилии. Ты уже понял, что я не человек. Ты понял это?
— Я… догадывался. Ты — ангел.
— Я не ангел. Я — муза. И чем меньше ты задаешь вопросов, тем дольше я буду твоей и только твоей музой.
Он сел, прислонившись спиной к стене. Муза подобрала ноги.
— Ты опять уйдешь надолго. Что мне делать?
Она провела ладонью по его щеке.
— Сними проститутку, я не обижусь.
— Нет… мне нужна одна ты.
— Тогда потерпи до следующего раза.
Уснули под утро, а когда Серж проснулся, Музы рядом не было.
На оборотном листе с машинописным текстом губной помадой было написано «Люблю».
Полистал за чашкой кофе рукопись. Эту историю однажды начинал рассказывать и забросил. О том времени, когда он вступил во взрослую жизнь. Еще оставался ребенком, но уже жил самостоятельно. Лет 17 стукнуло, обитал в однокомнатной квартире, предоставленной бабушкой. Познакомился с девушкой чуть старше,
