я – мужчина.
– Мне кажется, это нелогично. Именно женщины всегда считались хранительницами чего-то там.
Алекс на мгновение притормаживает, но тут же исправляется.
– Хамелеоны и люди живут по разным правилам, детка. Да и куда ты хочешь убежать? Зачем? До того несколько лет куковала в своём борделе и не жаловалась.
– Вот именно! Я, матушки-блятушки, не жаловалась!
– В любом случае ты моя, котёнок.
Она морщится.
– У меня есть имя.
Он открывает перед ней дверь и они заходят в дом, где едва уловимо пахнет смолой, словно его только что построили из ничем не покрытой древесины. Внутри царит какой-то японский даже минимализм, приятный, но после очаровательно-вычурной «Магнолии» – пустой.
– Что, имя настоящее? – усмехается он и будто действительно ждёт ответа. – Зачем ты носишь на себе чужой облик? Ты концентрируешься даже сейчас.
Она ведёт плечом, осматривая при этом дом так, будто бы переехала сюда навсегда.
– Привычка, я почти не замечаю.
– И это поражает. Так менять облики – одна из высших ступеней мастерства. Моё почтение.
– Ты бы поработал в борделе сам, выштрудировался бы только так.
– Я предпочитаю другие способы тренировок.
Они заходят в большую кухню с мраморным гарнитуром и картинами с пушистыми котами. Мило и странно. Уют своеобразный, так что Ханне нравится.
Она садится за стол, Алекс ставит чайник и ищет что-то в холодильнике. Словно они уже давно знакомы, всё запланировали, обсудили даже, какого цвета в этом доме будет чайный сервиз. При таком раскладе – какие тут могут быть слова и возражения.
Перед Ханной ставят тарелку с разогретой пиццей и чашку матчи с молоком.
– Вкусно, – не выдерживает она и позволяет себе по-настоящему улыбнуться, на какое-то время просто… выдохнув. Расслабившись.
– «Гортензия» в отличие от «Магнолии», организация, где тебе будут давать более чистую работу, в разных уголках мира, так что мы сможем путешествовать.
Она приподнимает бровь и задумчиво жуёт, а когда проглатывает, усмехается:
– Убивать там или воровать – это работа почище? Какого же ты мнения обо мне?
– Во-первых, убивать нужно будет не так часто, во-вторых, я считаю, если ты так хочешь это знать, что ты дешёвая шлюха.
Хоть и беспокойное, но ощущение теплоты, словно ливнем смывает, и из-за него же, видимо, мокнут её глаза. Она быстро берёт себя в руки. Но осадочек холодком ощущается в позвоночнике.
– Самая дорогая из всех. И самая искусная. Ты мне просто завидуешь, каждый втайне мечтает быть проституткой.
Алекс едва ли не давится и вцепляется пальцами в стол от смеха. А затем хватает её за руку и целует нежную кожу.
– Прозвучало грубо, но я так думаю. «Магнолия» – дешёвое блядская дыра, ты могла бы найти место гораздо лучше, но с другой стороны, откуда тебе было это знать, верно? – он снова улыбается. – Я не виню тебя и не считаю, что с тобой что-то не так. И даже не буду вспоминать о твоём прошлом, если ты этого не захочешь.
– О, как мило с твоей стороны, я очарована.
– И для справки: я никогда не мечтал стать проституткой.
Они смеются, затем Алекс добавляет ещё кое-что:
– И мне плевать на то, насколько ты искусна, Ханни. Я в девушках ценю совсем другое.
Она замирает, накалывая на вилку пеперони:
– И что же?
Боже, будто нет важнее дел, чем его грёбаные фетиши…
Алекс отпускает её руку.
– Покорность.
…но Ханну, словно невинную прелестницу, бросает в дрожь.
***
Френк был слишком ослаблен, чтобы понять, что произошло, сразу же.
Он так долго удерживал свой бизнес, посвятил ему всё свою жизнь, чтобы хоть как-то держаться на плаву, а когда узнал, что Равен испарился и увёл с собой хамелеона и лисицу – ничего не почувствовал.
Возможно, это шок. Защитная реакция. Что-то такое.
А может быть он слишком устал… продолжать.
В итоге сил хватило только на то, чтобы оборвать связь дракона с девушками, чтобы они не пошли за ним и не привлекли ко всему этому лишнее внимание.
Теперь им легче сбежать, но только если они узнают, что свободны и захотят что-то менять, а этого не произойдёт. И по привычке никто не ступит за порог «Магнолии», как оно было всегда.
Возвращать Френк никого не собирается, у него уже нет возможностей.
По правде говоря, хоть это решение и далось ему с большим трудом, но он собирался перебраться в другой город и уже почти договорился насчёт подходящего помещения. Там можно было бы повысить цены, продавать шлюх, как элитных, дела могли пойти в гору.
Пусть это место и дорого ему, как напоминание о мёртвой жене.
Но всё меняется, слишком много утекло воды, за течением которой нужно успевать, если хочешь выжить.
Но переезжать ли без Ханны? По большей части он всегда ориентировался на неё.
Мечтал даже найти ещё одну такую, но всё тщетно. Такая удача попадается лишь раз…
«Кто чёрта держит, тот его держи: Не скоро ведь опять его поймаешь…»
…и Френк её упустил.
Может, и к лучшему. Торговать хамелеоньими услугами сейчас чревато, открыто – муторно, а бесконечные капризы едва ли окупаются.
Тем более в последнее время всё неприятнее ему становится Жан, а если вспомнить странных лазутчиков, можно подумать, что сегодняшняя ночь – подарок небес.
Он раздумывает об этом, глядя как Лейла ворочается во сне и, наконец, разлепляет веки.
– Всё тело ноет.
– Могло быть гораздо хуже.
– Да… Как ты это сделал?
– Неважно.
– Ты заплатишь мне?
Он задумывается.
– Да. Если захочешь уйти.
***
Алекс продолжает расписывать ей все прелести работы. Ханна уже один раз доверилась мужчине, который говорил ей, что делать со столь деликатной силой и… Ничего плохого не произошло. Она понимает, что у неё мало настоящего жизненного опыта, зато есть неудобный характер и отсутствие всех тех штук, которыми заморочены обычные люди: хорошее образование, деньги, связи.
Хотя, может быть, она и решила бы всё привычным для себя способом.
Но пока удобнее побыть рядом с Алексом и посмотреть, что будет дальше, правда ли всё так здорово, как он расписывает, правда ли они теперь… принадлежат друг другу?
Странно, они совсем незнакомы, но у Ханны такое чувство, будто бы Алекс всегда был рядом, словно нет никого привычнее и роднее.
Наверное, это то, о чём заливал Равен в котельне. Пресловутая социальность. Общность с сородичами.
Это, конечно, хорошо, но жить можно и в одиночестве.
Без странного трепета, который расплывается по телу топлёным маслом.
– Почему ты сказал, что мы женаты? – она раздевается перед тем, как зайти в душ.
Алекс наблюдает за ней.
– Так и есть. Та
