связь, что мы создали ради твоего спасения, именно её стремились обрести те, кто хотел стать парой. Мы подходим друг другу. Совместимы.
– Для чего?
Он усмехается:
– Для всего, Ханна. Но в первую очередь для секса.
Она что… краснеет?! Да ни в жизнь! Нет. Нет. И ещё раз нет.
– Я…
– Хочешь меня, – расстёгивает он пуговицы на рубашке. – Это естественно. Я не понимаю, чему ты удивляешься.
– Какого же ты о себе мнения!
– Дело не в этом… – с оголённым рельефным торсом он подбирается к ней ближе: гибкий, загорелый, идеальный. И что-то Ханне подсказывает, что это его настоящий облик. – Я же говорю, детка, мы подходим друг другу.
Сильными руками он избавляет её от последних элементов одежды: трусики падают на пол, лифчик оказывается на крючке.
Ханна, кажется, тоже на нём оказывается.
Она тонет в ржавом море хамелеоньих глаз.
– Поможешь мне с брюками?
– Что?
– Поможешь. Мне. С брюками?
Это приводит её в чувство, красная ухмылка наклеивается на красивое белое лицо. В одно мгновение. Затем Алекса касается привычный, нежный вопрос:
– Как ты хочешь, чтобы я выглядела?
Она пробегается пальцами по коже, скрытой тканью, прислушивается к его желанию и… вскрикивает.
– Какого чёрта? – звучит едва ли не оскорблённо, будто бы её тут – ой, ну да, простите – домогаются!
– Я попросил тебя помочь, жена.
Алекс давит на её плечи, заставляя встать на колени. Ханна изо всех сил удерживает привычный ей облик, стягивая с него брюки вместе с трусами.
– Ты извращенец… Зачем тебе видеть то, как я выгляжу? У тебя вообще есть предпочтения?
– Неа. Мне плевать. Сомневаешься в своих способностях предугадывать или в чём-то ещё?
– Я не…
Она приближается к его бедру губами, чтобы поцеловать, а затем и укусить, потому что большинство мужчин это будоражит, но…
Сама не понимает, как оказывается на ногах вжатой лицом в стекло душевой.
– Мне плевать на то, как кто выглядит. Но я хочу /тебя/. Мне любопытно. Будь добра.
Он водит по её спине пальцами, которые неожиданно напористее, чем она себе представляла.
Его голос проникает в неё, словно… ну да, член. Ханна дрожит и впервые за долгое время всерьёз хочет кому-то отдаться. Не трахнуть мужика, а довериться ему полностью. Впервые за долгое время она мокнет от одной лишь мысли о мужчине рядом, не заливая в себя по самые глаза «волчий хвост» или что похуже.
При мысли о том, какими уловками ей приходилось пользоваться, чтобы уговорить себя продолжать работать в «Магнолии» с улыбкой на лице, она кривится и мрачнеет. Пока она была там всё казалось сносным. Да что уж там, ещё несколько минут назад всё так же казалось сносным.
– Да, – шепчет она, вывернувшись, чтобы взглянуть на него, – подавись!
Алекс не отпускает её даже когда замечает слёзы, хотя Ханне было бы куда лучше, если бы он хотя бы отошёл.
Она не делала этого уже давно, хотя и не видит ничего ужасного в своём настоящем облике. С тех пор, как научилась меняться полностью, не было большой проблемы в том, чтобы убрать лишний вес, дряблую кожу и прыщи. У неё нормальная фигура, оливковая кожа, чёрные и густые с кулак волосы до копчика, нос с горбинкой и несколько родинок на лице. Раньше ещё были тёмные глаза, но после того, как пробудилась сила… Они оранжевые при любом раскладе.
Она не может исправить моменты с носом и, например, увеличить себе грудь, облик-по-умолчанию в целом не деформируется, если некоторые манипуляции нельзя провести естественным путём.
В детстве её травили из-за веса и поведения, наверное, в какой-то степени.
Когда она была подростком… боялись. Ханна, как бы это сказать, всегда была немного агрессивной.
Правда, каким-то образом – давление членов, наверное – агрессия и хабалистость переросли в сарказм и дурацкий юмор.
Она стала прекрасной чёртовой порно-звездой, какое ей уже дело до неудачной школьной любви или старых комплексов?
Глупости.
Вот только… она впервые за много лет перед кем-то, почти что перед незнакомцем, который ей, кстати, даже не платит, по-настоящему обнажена.
Дикость.
Алекс с удовольствием проводит руками по чувственным изгибам, тянет Ханну на себя за волосы, заглядывает в лицо, усмехается и, наконец, врубает воду.
– Всё будет хорошо, – звучит у её уха, – только делай, что я говорю, будь славной девочкой.
– Кто вообще сейчас говорит «славная девочка»? – не выдерживает Ханна. И получает смачный шлепок по заднице. – Поняла.
***
Ханна отдаётся в руки Алекса и ни на мгновение не жалеет об этом.
Ей интересно под трепет собственного сердца наблюдать за ним, таким родным и чуждым одновременно.
Она привыкла уступать предпочтениям других, потому слушается, такая идеальная в непривычной для себя роли рабыни.
Забавный факт, но большинство мужчин, которые ей попадались, хотели, чтобы всё сделали за них. Поскакали на члене, облизали его, поскакали снова. А хозяин виновника торжества чтобы просто сидел и старался не кончить раньше времени.
Алекс совсем не такой.
И Ханне это нравится.
Он помогает ей помыть голову. Затем ведёт губкой по телу, спускается рукой ниже, поглаживает с уверенной нежностью, от которой дрожат ноги. Вода будто бы стала горячее, Ханна дышит сбивчиво и вскрикивает от неожиданности, когда Алекс вставляет палец не туда, куда она ожидала.
– Ай… Ты вообще не собираешься спрашивать, да?
– Тише, я буду осторожен, не волнуйся.
В голосе слышится усмешка, Ханна бы охарактеризовала её как «тёплую» – и этого достаточно, чтобы заткнуться.
Она подрагивает в его руках, позволяя делать с собой всё, что ему нужно. Несмотря на не самые привычные ощущения (анал – не её конёк, сюрприз-сюрприз), Ханна впервые за долгое время расслабляется. Потому что вообще не использует силу.
Её способности не интересует его.
В горящем взгляде оранжевых глаз буквально «нахуй твои приколы, Ханна».
И это ошеломляет.
Сбило бы с ног ещё, если бы Алекс не вцепился в бёдра так крепко, будто хочет оставить синяки.
Она стонет, прижатая к стеклу, пока его пальцы проникают в неё всё резче и… кончает.
Пусть он трогал её везде, но это ведь не должно работать так просто?
Алекс никак не комментирует это. Он выключает воду и подхватывает Ханну на руки. Она прижимается к его груди и зевает: по телу разливается сладкая истома. Сейчас бы заснуть в объятьях этого мужчины и ни о чём не думать.
Он достаёт из шкафа полотенце и промокает её оливковую кожу. Нежность такая, что стынет сердце. Ханна наблюдает за ним, впервые так сильно чувствуя себя… жертвой.
Откинувшая щит в виде чужого облика и
