ПИОНЕРАМ АВСТРАЛИИ!
ВАМ, ДАВШИМ ЖИЗНЬ НАШЕЙ СТРАНЕ,
Памяти тех,
Чьи имена, чьи доблестные, беспримерные деяния,
Чьи дерзновенные подвиги
Не были высечены на могильных камнях и плитах.
Вам, проложившим пути через непроходимые чащи,
Вам, покорившим безмолвие австралийских зарослей,
Вам, безымянным борцам и одиноким труженикам тех далеких лет,
Что канули в вечность,
Вам, чьи имена не занесены в книгу истории
Нашей страны,
Вам, отдавшим все свои силы ее земле,
Вам, чьи имена почти позабыты в горячке колонизаторства
И суетной жизни больших городов,
И в первую очередь тебе,
ДОБРЫЙ, СТАРЫЙ ОТЕЦ,
С любовью посвящаю
Эту книгу.
Стил Радд
Когда известный австралийский писатель Алан Маршалл — его книгу «Я умею прыгать через лужи» вы, вероятно, читали — узнал, что мы собираемся издать для ребят повесть Стила Радда «На нашей ферме», он с радостью согласился написать к ней несколько вступительных слов. Он передал их нам во время своего пребывания в Советском Союзе осенью прошлого года.
С некоторых пор я с беспокойством стал замечать, что утрачиваю чувство юмора. Что это: или я разучился смеяться, или современные писатели разучились смешить? Истосковавшись по смеху, я вытаскивал книги, числившиеся в разряде «смешных», но они, вызывали у меня лишь кислую улыбку или раздражение.
Мне не терпелось найти писателей, чем-то напоминавших тех, кого я читал в дни моей юности и чьи замусоленные книжки заставляли меня смеяться до слез.
Что же произошло с писателями? Что случилось со мной? Когда-то я умирал от смеха, читая «Похождения бравого солдата Швейка», но это было много лет назад, а смех нужен мне каждый день, как чашка чая, особенно теперь, когда стареешь.
И вот совсем недавно я обратился к книгам, прочитанным мною в те далекие годы, когда я еще только приобщился к таинству чтения. Я перечел «На нашей ферме» Стила Радда, и чудо свершилось — эта книга заставила меня смеяться так же громко, как и много лет назад. Да, невозможно удержаться от смеха, читая одного из самых любимых наших писателей, Стила Радда. Он умел необычайно живо и ярко изобразить даже самые обычные, повседневные дела, находя в них множество поводов для веселья и смеха.
«Описанные мною события почти целиком взяты из жизни», — говорил о своей книге Стил Радд. Он писал о реальных людях, несколько утрируя какие-то их отдельные черты, иной раз прибегая к гротеску, но это не мешает нам принимать близко к сердцу их горести и невзгоды, все «чудеса» их дикого существования. А самое удивительное — это то, что, читая книги Стила Радда, мы смеемся не над его героями, но вместе с ними, благодаря чудесному таланту их автора.
Стил Радд — псевдоним Артура Хой Дэвиса, Родился он 14 ноября 1868 года неподалеку от городка Тувумба, умер в Брисбейне 11 октября 1935 года.
Ему не было двенадцати лет, когда пришлось бросить школу и отправиться на заработки. Жизнь его была очень трудной.
Рассказы свои он начал писать, когда работал клерком в Брисбейне, и впоследствии напечатал их в крупном еженедельнике социалистической партии «Бюллетене» — ведущем литературном журнале тех дней.
Стил Радд пишет о бедных фермерах-селекторах, не имевших ни денег, ни привилегий, которыми пользовались скваттеры — богатые землевладельцы, захватившие лучшие участки земли. Жили и трудились мелкие фермеры на нескольких акрах малоплодородной земли, часто заброшенной скваттерами.
Австралия многим обязана этим людям, которые покоряли целинные земли диких зарослей топором, мотыгой, огнем, своим потом, своими страданиями.
Австралийцы будут гордиться тем, что юные советские читатели познакомятся с их любимым писателем Стилом Раддом.
Алан Маршалл Октябрь 1964 года. Москва.
Часть первая. На нашей ферме
Двадцать лет прошло с тех пор, как мы поселились у Крика. Двадцать лет! Я хорошо помню тот день, когда мы приехали из Стэнторпа на повозке Джерома; нас было восемь да еще всякий скарб — кровати, кадушки, ведро, два кедровых стула с сосновыми сиденьями и спинками, которые приделал отец‚ несколько котелков и старый пес Криб. Жарища стояла невыносимая. Нас так мучила жажда, что мы осушили до дна все ручейки до дороге.
Отца с нами не было; он уехал на несколько месяцев раньше — строить дом и копать колодец, Домик он сколотил из досок, крышу покрыл дранкой. Места в нем было для двух комнат, только перегородку еще не поставили. Пол в доме был земляной, и отцу приходилось утрамбовывать его смесью песка и свежего коровьего помета. Он проделывал это примерно раз в месяц, и мы в тот день не смели войти в дом: ждали, пока не просохнет пол. Жили мы без замков. На ночь двери закладывались колышками, но сквозь щели в стенах мы видели каждого, кто подъезжал к нам, — доски-то были неплотно пригнаны. Мы с Джо частенько считали звезды сквозь просветы в крыше. Это было нашим любимым занятием!
На другой день после приезда отец повел нас и ма к оврагу посмотреть участок земли, который он хотел расчистить под кукурузу. Участок не был еще огорожен, но на деревьях уже красовались отметки землемера, обозначавшие границы наших владений. Земля, по словам отца, была отличной, да и лес что надо — настоящий строевой. Отец еще показал нам одно местечко в скалах на горе. Уверял, что там непременно есть золото. Только нам запретил об этом болтать. В тот же вечер мы с Джо сбегали туда, перевернули каждый камешек, но золота так и не нашли.
Место было действительно дикое — настоящий австралийский буш[1]‚ — кругом лес, бурелом, гоанны[2] да коалы[3]; до ближайшей фермы Дуайеров три мили, Вспоминая все это, я часто дивлюсь, как наши женщины сумели перенести эти первые трудные годы. До сих пор помню, как ма, оставаясь одна, садилась на бревно — там, где сейчас проходит дорога, — и часами горько плакала. Что говорить, грустно ей было и одиноко!
Вскоре отец стал поговаривать, что надо бы расчистить несколько акров зарослей под кукурузу. Мы говорили об этом целые дни напролет. Это казалось весьма увлекательным делом, пока мы за него не взялись. Не прошло и двух недель, как пламя костров, озаривших лесную темь, треск и стон огромных падающих деревьев утратили в наших глазах всякое поэтическое очарование.
Да, много пота мы пролили, пока свалили лес на этих четырех акрах (потом у нас там стояли стога сена). Тогда нам казалось, что самое страшное позади; мы еще не знали, что за адский труд — расчищать землю от леса. Отец подбодрял нас, подсчитывая, сколько мы выручим от урожая, только бы вовремя подготовить землю! Послушав его, мы забывали об усталости и принимались работать еще усерднее.
С помощью жердей, служивших нам рычагами, мы перекатывали громадные стволы деревьев, предавая их адскому пламени костров. Работали все не покладая рук, даже девочки. А когда с деревьями было покончено, наступила очередь веток и сучьев. День-деньской, обливаясь потом, мы таскали огромные охапки веток; пот смешивался с грязью, одежда прилипала к спине.
Порой мои братья Дэн и Дейв усаживались в тени возле котелка с водой и не сводили глаз с жалкого расчищенного клочка земли, отнявшего у нас столько сил; потом с тоской оглядывали расстилавшийся перед ними лес, который еще предстояло корчевать, и всякий раз спрашивали отца — а он никогда не отдыхал во время работы, — что толку надрываться, если у нас все равно никогда не хватит сил расчистить весь участок? Почему он не выбрал землю на равнине, где лес не нужно корчевать, а воды хоть отбавляй? Отец только покашливал, как будто у него что-то застряло в горле, и принимался яростно ругать скваттеров[4] и всяких жуликов из правительства. Впрочем, он быстро остывал, и надежды снова окрыляли его.
— Поглядите-ка на Дуайеров, — бывало, говорил он. — В прошлом году они выручили за свою пшеницу целых семьдесят фунтов. Да еще оставили курам на корм. И кукурузу они уже посеяли, а ведь работников-то у них всего двое!
Хватало у нас и других забот, кроме расчистки. Если несколько дней не было дождя, колодец иссякал, и нам приходилось по очереди носить воду из источника — целых две мили! Лошади у нас не было. Да и какой толк в лошади, если нет ни бочонка, ни тележки? Воду мы таскали просто в ведрах. Нелегкая это была работенка! Пока дотащишь до дому, столько раз приложишься к ведру, что и половины не останется. Правда, мы всегда старались напиться вдоволь у источника. А если терпели и не пили по дороге, то ведро все равно билось о ноги и наполовину расплескивалось. В общем, никто из нас не любил ходить за водой. Мы предпочитали целый день таскать сучья в костры и даже не обедать, только бы не ходить к источнику.