Я многому у него научился, во многом поднаторел. Как-то, сильно перебрав во время очередных переговоров, я следующим утром чувствовал себя чудовищно: меня мутило, вместо головы на плечах будто утвердился аквариум с покачивающейся водой и рыбками… Но не мог же я броситься на глазах Вероники к домашнему бару и залить в себя "реанимационную" рюмку, как называли мы с Маркофьевым утренние сто грамм. Вероника же, всем видом демонстрируя неудовольствие моим поздним возвращением накануне, собиралась в магазин.
— Можно я тебе помогу? — нашелся я. — Схожу за продуктами?
Она посмотрела недоверчиво. И просияла. Она такой чуткости во мне предположить не могла!
— Да-да! — подтвердил я. — Нельзя все переваливать на тебя…
Взял сумку и поспешил в соседнее кафе. После чего действительно заглянул в супермаркет и купил то, что мне было велено.
Когда вернулся домой, Вероника смотрела даже отчасти виновато.
— Только не ругайся. Ты ведь вчера, наверное, устал… Я забыла сказать про подсолнечное масло. Совершенно вылетело из головы…
— Нет вопроса, — сказал я. И снова устремился в кафе. Где выпил уже не рюмку, а полный стакан и две кружки "Хейникена".
Вероника смотрела теперь не так благосклонно.
— Ты долго отсутствовал…
— Очередь… Да и масло я взял сперва кукурузное, пришлось менять…
Она повеселела.
— Что с вас, мужчин, взять? Теперь понимаешь, каково это — вести хозяйство?
Подождав, не отправит ли она меня в магазин за чем-либо в третий раз, я лег и захрапел.
Контрольный вопрос. Почему при посещении магазина лучше быть бедным, чем богатым?
Ответ. Потому что можно потратить все деньги, которые имеются в наличии, и больше вас в магазин никто не пошлет.
ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ НА РЫНКЕ И В МАГАЗИНЕ
Я отправился на рынок за яблоками. Хотел купить килограмма два. Но тетка, которая начала яблоки взвешивать, стала просить:
— Возьмите пять… Последние остались…
И, не дожидаясь моего согласия, высыпала остатки яблок в мою сумку. Я решил: пойду ей навстречу… Надо, в конце концов, помогать ближнему…
Контрольный вопрос. Что произошло дальше?
Довольный собой и своей отзывчивостью, сопровождаемый возгасами тетки "Кушайте на здоровье!", я пошел домой. И когда высыпал яблоки из сумки, обнаружил, что половина из них — гнилая.
* ОТЗЫВЧИВОСТЬ НАКАЗУЕМА!
Разберемся, что произошло.
1) С чего постороннему человеку было желать мне добра и здоровья? И близкие плюют друг на друга, а уж дальние…
2) Следовало сразу сообразить: на дне мешка всегда остается гнилье.
3) И ведь все это я понимал!
Вывод. Сам виноват!
КТО НА ЧЕМ?
— Все друг друга обштопывают, — говорил Маркофьев. — Кто за что отвечает, тот на том и наваривает. Отвечаешь за производство хлеба — накидываешь лишку на булочки. Отвечаешь за ремонт телевизора — наживаешься на телеприемниках. И так во всем. Кто же платит? Тот, кто ничего не производит!
И еще он говорил:
— Жизнь — это рынок. Не в капиталистическом понимании, а в нашем, примитивном. Обычный колхозный рынок. Где продавец и покупатель знают, что один будет назначать цену, которая ему выгодна, а другой будет стремиться найти товар подешевле. И самое главное: тот и другой уверены, что после совершения мелочной сделки, друг друга никогда больше не встретят и не увидят.
ПРОСТРЕЛ
Я ехал в маршрутном такси. Лицом ко мне и спиной к водителю сидели две женщины. Одна из них, судя по доносившимся обрывкам разговора, страдала остеохандрозом. Да еще в спину ей дуло через открытое стекло кабины. Она, бедняжка, ежилась, куталась в платок, закрывала им шею. И выразительно (как и ее подруга) поглядывала на меня. Конечно, я должен был предложить ей поменяться местами. Должен был вскочить, как пионер, и уступить свое, лучшее, не на сквозняке, кресло. Но с какой стати я должен был это делать? Если бы меня продуло, то я бы сам начал мучиться прострелом! Кроме того, дамочка ведь не просила об этом! И я молчал. И тупо на них смотрел.
Контрольный вопрос. Как надо себя вести, если не хочешь чего-то делать?
Ответ. Надо тупо смотреть.
ДЕЛОВОЙ УЖИН
Но в целом признаки моего помудрения были налицо. Некто приглашал меня на деловой ужин — в четверг вечером. Я собирался уезжать за город в среду — на три дня.
Как я поступил бы раньше? Стал бы извиняться, объяснять, что уезжаю, пустился бы в мелочное растолковывание, почему непременно должен ехать, непременно упомянул бы, что очень хочу присутствовать на званом мероприятии… Будь он неладен!
Как я повел себя теперь? С благодарностью принял приглашение. Ничего про свои планы не сказав. До четверга и среды было столько времени! Столькое может измениться, произойти… Вдруг я не уеду? Вдруг изменятся планы приглашающего? Вдруг он ужин отменит? Зачем же я буду брать инициативу отказа на себя?
Вот чему научили меня жизнь и Маркофьев: не спешить, не брать инициативу, не пускаться в рассупонивание…
Так и вышло, как я предполагал. И я не уехал, и ужин не состоялся. Видимо, приглашавший просто сболтнул… Хорош бы я был, если бы начал суетиться заранее!
НАДО КРИЧАТЬ
В троллейбусе тетка внушительных габаритов наступила мне на ногу. Чуть не расплющила мою ступню. И внимательно на меня посмотрела.
Обращали внимание: все, кто наступает вам на ноги, почему-то внимательно после этого на вас смотрят.
Контрольный вопрос. Как бы я поступил раньше? Ответ. Промолчал, скромно и стыдливо потупившись…
— Не смотреть надо, а извиняться! — заорал я ей в лицо.
Вот каким сделал меня Маркофьев!
Вывод. Людей надо воспитывать!
ДОЛБОЛОБ-4
Позвонил всегда невовремя звонящий упырь и сказал, что хочет зайти в гости.
Я не очень хотел его видеть. Он настаивал.
Как я поступил бы раньше? Расшибся бы в доску, чтоб его уважительно принять. Угодить. Побежал бы в магазин… Накупил бы снеди… И выпивки. Предупредил бы Веронику, что при этом госте, деликатнейшем из людей, не следует упоминать о тяжелых болезнях и смерти — поскольку его жена неизлечима и в госпитале. А упырю бы шепнул, чтоб он не брякнул ненароком чего-либо о больных детях, поскольку это может задеть Веронику. Теперь я думал: как будет, так будет. Хочет прийти — пусть идет. И плевать, что обеда нет. Водка есть — и ладно! Почему и кому я должен подстилать соломку? Мне ее много подстилали?
ТАК ЖИВУТ ЛЮДИ
В результате я просто слинял по своим надобностям, а когда вернулся, долболоб и Вероника сидели и травили анекдоты. Он — о дефективных недоносках — с уклоном в черный юмор: "Одному мальчику в школе все время ставили "двойки" и мама его за это стегала ремнем, а он однажды ей сказал: "Ты думаешь, легко писать протезом по трафарету для слепых?" "Тетя Поля, почему выбросили новые ботинки, разве дяде Пете прибавили зарплату?" — "Нет, просто Анечке ноги трамваем отрезало". А Вероника трещала про "две новости, плохую и хорошую": "Врач говорит: "Плохая, у вас обнаружен канцер в последней степени, а хорошая — я медсестричку, которая у вас кровь на анализ брала, такую длинноногую, вчера трахнул".
Да, так они сидели и зубоскалили… Так живут люди. А я послушал, да и ушел спать… Мыслимо ли было такое мое поведение раньше?
Таким сделал меня Маркофьев… За это ему — огромное спасибо!
ОТЕЦ
Если в двенадцать ночи вам позвонят пожилые родители — то с какой целью и о чем вы первым делом подумаете? Что испытаете? Мама не могла произнести ни слова, рыдала в трубку. У меня все оборвалось внутри.
— Отец? — коротко выдохнул я.
— Да, поехал на дачу и не вернулся.
Я медленно приходил в себя.
— Ты хочешь сказать — он просто опаздывает?
— С ним наверняка что-то случилось. Сейчас столько аварий…
— Мама, — сказал я, медленно оживая. — Что за манера причитать по каждому поводу! Ну и задержался он на свежем воздухе…
— Он всегда приезжал в восемь…
— А сегодня решил погулять дольше. Лето. Темнеет поздно.
Хотя и мне самому с каждой минутой становилось все тревожнее. Отец — точный человек. И если всегда приезжал в восемь, причиной задержки могли стать только весьма серьезные обстоятельства. Я живо представил искореженную машину, лужу крови на асфальте, тело, которое тащат на носилках санитары.
Через час я был у мамы. До двух ночи мы обменивались успокаивающими фразами, она прикладывала к глазам платочек, но в целом держалась неплохо и лишь досадовала, что отпустила отца в загородное путешествие одного. В три я начал подумывать, что и впрямь пора обзванивать больницы и морги. Исподволь, взглядом, отыскал на полке справочник с телефонами медицинских учреждений. И тут в скважине заскрежетал ключ и вошел отец. Он был бледен и пошатывался, но целехонек. За чаем, которым ему просто необходимо было взбодриться, он рассказал, что ехал по шоссе, пролегавшему неподалеку от международного аэропорта. Туда, после дружественного визита в одну из европейских стран, должен был вернуться глава нашего государства. По этому поводу все подъезды и подступы к аэропорту были перекрыты. Машин на трассах сгрудилось великое множество, отец не мог двинуться ни вперед, ни назад. Мобильные средства связи — в целях безопасности первого лица — оказались блокированы. Между тем, прибытие важного спецрейса задерживалось. (Впоследствии выяснилось: наш лидер и принимавший его руководитель соседнего государства засиделись за ужином). Никому из томившихся в искусственной пробке, однако, об этом не сообщали и проехать не позволяли, ожидая, что лайнер прибудет с минуты на минуту, хотя он даже не вылетал из пункта отправления. Машины выли сиренами — что толку?! Некоторым, особенно нервным из числа водителей и пассажиров, стало дурно. Но и "скорая помощь" пробиться к ним не могла — несмотря на вой сирен и истошные вопли выскочивших из автомобилей и размахивавших руками родственников. В конце концов наш всенародный любимец прибыл-таки на родную землю, его эскортировали в резиденцию отдыхать, и чудовищные скопления транспорта начали помаленьку рассасываться.
