Тут внезапно появился Раман.
– Как ты смеешь есть жаркое на берегу реки, где омываются девственницы, – гневался Раман, – я все расскажу императору, если ты не прокатишь меня на своей спине по главной улице города.
Гуру ничего не оставалось, как только согласиться. Император, завидев, что на его придворном гуру едет какой-то человек, тотчас приказал слугам избить наездника. Пока слуги приближались, Раман сказал гуру:
– Я чувствую перед тобой вину, давай, садись на меня и тогда я отплачу тебе за свою несправедливость.
Гуру из тщеславия согласился. Прибежали слуги, и гуру был избит до полусмерти, а потом доставлен во дворец.
Долго смеялся император ловкости Рамана Благочестивого.
Однажды Джалал Прекрасный в сопровождении своих дочерей отправился в свой сад посмотреть, не зацвели ли благородные жасмины и лилии. Однако недалеко от тропинки они увидели садовника, который крепко спал на росистой траве, не укрывшись даже тонкой накидкой.
– Отец, – удивились дочери, – как же этот человек, которому голая земля служит постелью, не простудился и совсем не чувствует этих ужасных неудобств.
– Дочери мои, – сказал султан, – человек – это воплощение работы, которую он выполняет. Чтобы прояснить эту мысль, он приказал одного из бесстрашных воинов переодеть в шелковые одежды, надушить благовониями и поселить во дворец – в самые роскошные палаты.
Прошло время. Джалал повелел вызвать к себе этого батыра и назначил его стражником городских ворот. Каково же было удивление дочерей султана, когда после первого дождя воин так жестоко простудился, что понадобилась помощь придворного лекаря.
Ходжа Насреддин стал судьей. Как-то раз ему попалось очень запутанное дело, и он никак не мог установить, кто виноват – ответчик или истец. Немного подумав, он решил наказать обоих палочными ударами. Совершив эту процедуру, Насреддин облегченно вздохнул:
– Теперь моя совесть чиста, ибо виновный наверняка не избежал кары.
От избытка сердца глаголят уста
Устроили как-то звери поэтическое состязание. Многие стремились попытать счастье и завоевать титул самого большого поэта леса.
И вот после первых двух конкурсов осталось только три участника: антилопа, соловей и суслик. Им было предложено воспеть любовь. Пока они готовились к выступлению, звери толковали меж собой: ладно, антилопа – сама воздушность и утонченность, она-то знает, что такое любовь, или соловей – тот маэстро; даже если он и не был влюблен, наверняка что-нибудь придумает. Ну а суслик? Звери расхохотались: что может знать о любви этот плюгавенький недоросль? И в предвкушении потехи пригласили участников выступить со своим номером.
Вышла антилопа на середину поляны и стала декламировать:
Был медведь в меня влюблен
И жираф – возможно,
Предлагал мне руку слон
И просил так слезно!..
И много еще интересного узнали звери из гимнов антилопы. Затем вылетел на поляну соловей и зарокотал:
Ах, волшебница синица!
Уже год, как ты мне снишься.
Ты мне сердце расколола,
Я умру от этой боли!
Зааплодировали звери соловью, кто-то даже слезу пустил. И вот настал черед третьему участнику. Вышел суслик на середину и запел:
Моя любовь – черемуха во цвету,
Безумный крик ласточек в степи перед дождем,
Глаза молодого оленя, смотрящего с обрыва.
Моя любовь – шелест листвы под напором ветра,
Песня флейты, раздающаяся в горах,
Гул вечности, звучащий в сердце.
Моя любовь – это радость свободы,
Печаль одиночества,
Мука разъединения…
Не закончил суслик свою песню и убежал. Навсегда. Больше его не видели. А самым большим поэтом леса так никто и не стал.
Извне не осилишь – изнутри побеждай
Отправились как-то два монаха из монастыря Шэй-чу в лес. За беседой они зашли довольно далеко – туда, где уже редко ступала нога человека, где лес переходил в зловещие джунгли.
Тут они вдруг услышали странный шум, и через мгновение перед ними, оскалив огненную пасть, стоял огромный тигр.
Монах Шау-линь вскрикнул и, ища руками какую-нибудь палку для защиты, попятился назад. Привлеченный этими беспокойными движениями, тигр начал медленно наступать на него. Бедный Шау-линь так растерялся, что хватал уже все подряд.
Видя, что товарищу угрожает смертельная опасность, второй монах, Ли-дзюань, издал ладонями сильный звук, который тут же привлек внимание тигра. Зверь резко обернулся и пошел на Ли-дзюаня. Тот замер, словно статуя, и устремил на тигра неподвижный пристальный взгляд. Зверь забеспокоился, затоптался на месте и, наконец, глухо зарычав, бросился в заросли и убежал.
Когда потрясенные монахи пришли в себя и отправились в обратный путь, Шау-линь спросил:
– Но как тебе удалось отпугнуть его, Ли-дзюань?
Тот, немного помедлив, ответил:
– Никогда не нужно искать помощи извне. За этой суетой ты теряешь много сил и еще больше привлекаешь к себе врага. Лучше сосредоточься и усилием воли вызови в груди огонь. К тому же звери его очень боятся!
Один человек захотел переплыть море на парусном судне. Он уселся на берегу и стал ожидать попутного ветра. Прошел день, другой, а ветер, что был ему нужен, все не дул.
– Господи! – воскликнул он в отчаянии. – Когда же, наконец, подует попутный ветер?
– Когда ему заблагорассудится, друг мой, – ответил Бог.
– Но что же мне делать в таком случае? – расстроился человек.
– Подчинись тому, что не от тебя зависит, и улучши то, что зависит только от тебя.
– Но что может зависеть только от меня?
– Вероятно, что-то в тебе самом! – ответил Бог.
Сильный ястреб прячет свои когти
Гуньи Бо прославился своей силой среди правителей. Весть о нем дошла и до чжоунского царя Сюиньвана. Царь приготовил дары, чтобы пригласить к себе Гуньи Бо, и тот явился. При виде его немощной фигуры в сердце Сюиньвана закралось подозрение.
– Какова твоя сила? – спросил он с сомнением.
– Силы моей, вашего слуги, хватит лишь, чтобы сломать ногу весенней саранчи да перебить крыло осенней цикады.
– У моих богатырей хватит силы, чтобы разорвать шкуру носорога да утащить за хвосты девять буйволов, – воскликнул государь в гневе, – а я еще огорчен их слабостью! Как же ты мог прославиться силой на всю Поднебесную, если способен лишь сломать ногу весенней саранчи да перебить крыло осенней цикады?
– Хорошо! – глубоко вздохнув, сказал Гуньи Бо. – Но ваш вопрос я осмелюсь ответить правду. Учил меня Наставник с Шань-горы. Равного ему по силе не найдется во всей Поднебесной. Но никто из людей об этом не знал, ибо он никогда к силе не прибегал. Однажды я услужил ему, рискуя жизнью, и тогда он поведал мне: «Все хотят узреть невиданное – смотри на то, на что другие не глядят; все хотят овладеть недоступным – займись тем, чем никто не занимается.
Поэтому тот, кто учится видеть, начинает с повозки с хворостом; тот, кто учится слышать, – с удара колокола. Ведь то, что легко внутри тебя, не трудно и вне тебя. Если не встретятся внешние трудности, то и слава не выйдет за пределы твоей семьи».
Вот что поведал мне Наставник.
Слава же обо мне дошла до правителя, значит, я нарушил завет учителя и проявил свои способности. Правда, слава моя не в том, чтобы своей силой злоупотреблять, а в том, как своей силой пользоваться.
Ярмарка была в самом разгаре. Наиболее захватывающее зрелище здесь представлял открытый тир, где выдавался приз даже за одно попадание в мишень. Вот и мулла Насреддин решил попытать счастье. При его появлении удовольствие толпы возросло: наверняка сейчас все увидят, как Насреддин перехитрит самого себя. Взяв лук и три стрелы, мулла воскликнул:
– Следите за мной внимательно!
Тогда он согнул лук, сдвинул шапку на затылок, как это делают солдаты, тщательно прицелился и выстрелил. Стрела пролетела очень далеко от цели. Толпа осыпала его градом насмешек.
– Тихо! – возвестил Насреддин. – Это была демонстрация того, как стреляет солдат. Он часто не попадает в цель. Вот почему он проигрывает войны.
С этими словами мулла вложил вторую стрелу в лук и быстро спустил тетиву. Стрела, даже наполовину не долетев до цели, упала очень близко. Наступила мертвая тишина.
– А сейчас, – обратился Насреддин к собравшимся, – вы видели выстрел человека, который слишком нервничает при желании поразить цель. Он не может сконцентрироваться, поэтому и стрелы его не долетают.
Все были очарованы этим объяснением.
А тем временем мулла с безразличным видом повернулся к мишени, прицелился и пустил стрелу. Она попала в самое яблочко.
Выбрав приз, Насреддин уже собирался уйти прочь, как толпа разразилась криками протеста.
– В чем дело? – спросил Насреддин.
Толпа опять невнятно загудела.
