Он стал целовать уголки ее глаз и кончик носа.
— Я пожалел о письме почти сразу же, как его написал, — прошептал он, продолжая осыпать ее поцелуями. — Всю эту неделю я пытался держаться подальше от вас, но не смог. Как бы сильно ни пытался, просто не смог.
Он снова нашел ее губы, и на этот раз она не сумела устоять и ответила на поцелуй. И как могла не ответить? Столько дней он населял ее мысли. Хастингс, которого она когда-то любила и потеряла, был здесь, перед ней и молил о прощении.
Он застонал и с силой притянул ее к себе. Она не помнила, как ее руки оказались на его спине и стали гладить повлажневшую кожу. Ей было трудно думать, трудно делать что-то. Сейчас она могла только чувствовать. Он приоткрыл ее губы своими и стал целовать еще крепче. Кончики ее пальцев скользнули по его спине, до того места, где начиналась грубая ткань штанов.
Он провел по ее талии, по изгибу бедер. Эви застонала, когда он сжал ее попку. Жар охватил ее тело лесным пожаром.
Проживи она тысячу лет, никогда не забудет эти минуты и ту волну желания, когда сплелись их языки. Она словно стала невесомой, но гадала, что будет дальше.
Сколько бы у него ни было грехов, в этот момент он принадлежал ей.
Ему необходимо взять себя в руки. Иначе к утру репутация Эви будет лежать в руинах.
Его тело ликовало при этой мысли. Яркие картины, на которых они оба в постели, голые и сплетенные в объятиях, заставляли сердце бешено биться. Пальцы так и чесались сорвать с нее одежду, расплести волосы и уложить на покрывало.
При этой мысли он застонал и слегка сжал округл полушария ягодиц. Нет, нужно прекратить это. Не испортить ей будущее. Это все, что он может ей дать.
Она никогда не станет его Эви, как бы отчаянно он ни хотел этого.
Огромным усилием воли он оторвался от ее губ, обнял еще крепче и стал ловить губами воздух. Почему правильный поступок кажется таким неверным и глупым?
Он чуть отстранился и взглянул на нее, сжимая зубы, чтобы не поцеловать снова. Ее веки отяжелели, губы распухли и покраснели от поцелуев.
— Ты — самая прекрасная, очаровательная, неотразимая женщина на свете.
Она застенчиво улыбнулась.
— Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня и мою глупость, совершенную много лет назад.
— Наверное, я смогу простить тебя. Если ты этого хочешь.
— После такого поцелуя? И ты еще сомневаешься в моих чувствах?
Он едва сдерживался, чтобы не подхватить ее на руки и не отнести в постель прямо здесь и сейчас.
— Н-нет, полагаю, что нет.
Он провел ладонями по ее рукам от плеча и вниз. Нет. Он не в силах вот так ее отпустить.
— Клянусь, что не только не скажу ни слова твоей семье, но и уеду завтра утром.
Она озабоченно нахмурилась:
— Так скоро?
Поддавшись искушению, он снова поцеловал ее. Боже, чего бы он ни дал за то, чтобы унести ее на кровать и сделать своей! Она может работать на конюшне сколько захочет при условии, что ночи будет проводить с ним… в качестве его жены.
Он тяжело вздохнул, прежде чем разжать руки.
Ведь он не свободен. По крайней мере потеряет свободу еще до конца недели.
— Не хочу ставить под удар твои планы еще больше, чем уже поставил. Что, если Ричард снова проговорится, только на этот раз в присутствии твоего отца?
Она грустно кивнула:
— Ты абсолютно прав. — Она взяла его за руки и сжала. — Пожалуйста, останься до охоты. Мы так и не устроили скачку, как собирались много лет назад.
Он сознавал, что должен уехать как можно скорее. До Лондона путь не близкий, а теперь, когда он принял решение, как поступить, Бенедикт хотел сделать это как можно скорее.
Он глянул ей в глаза, упиваясь улыбкой, которую она дарила ему, не Джеймсу Бенедикту. Он не мог устоять перед ней. И хотя ему почти нечего предложить Эви, самое малое, что он мог сделать, — согласиться.
— Хорошо. Я с удовольствием еще раз проедусь вместе с тобой.
— Тогда до завтра.
Она поднялась на носочки и прижалась поцелуем к его губам, перед тем как повернуться и направиться к двери.
— Да, Бенедикт, — вспомнила она, у самого порога.
— Что?
— Больше никаких тайн между нами. Договорились?
Если она задаст вопросы в правильном ключе, он лгать не будет. Но и ничего ей не расскажет. Кроме того, он завтра уезжает, так что они вряд ли увидятся.
Бенедикт согласно кивнул:
— Даю слово.
«Спустя пять лет я наконец услышу голос слов, которые знаю наизусть! Весьма интересная перспектива! Узнаю ли я вас, когда увижу? Думаю, да».
Из писем Хастингса Эви
Прошлой ночью ее целовали долго и страстно.
Эви старалась не выдать себя, стереть с лица хмельную улыбку, пока горничная старательно укладывала ее волосы в приличествующую леди прическу.
Это оказалось нелегко. Эви хотелось хихикать, как школьнице, и рассказывать о безумных, головокружительных поцелуях Бенедикта. Услышав, как возмутительно вела себя Эви, Морган, возможно, упадет в обморок.
Все эти годы ее видение мира было искажено ужасным концом отношений с Хастингсом… Бенедиктом. Но утром, пробудившись от бесстыдных снов, Эви поняла, что, возможно, зря хотела отречься от мужчин подобным образом. Оглядываясь назад, она поняла, какой была молодой и глупой.
Но теперь… теперь она изменилась. Извинения Бенедикта были искренними. Она поверила; что он никогда не хотел причинить ей боль. Их поцелуи были чем-то вроде прозрения. Она никогда не хотела выходить замуж, но теперь думала только о том, как хорошо каждое утро просыпаться рядом с Бенедиктом, обнимать его, ощущать его тело.
— Миледи, с вами все в порядке?
Эви моргнула и посмотрела на горничную в зеркало:
— Простите?
— Вы вдруг так раскраснелись… страшно подумать, а вдруг заболели?!
Если ее лицо еще не полностью залилось краской, то теперь стало багровым.
— Нет, нет, конечно, все хорошо, Морган. Я просто не могу дождаться начала охоты.
Она слабо улыбнулась. Морган кивнула и снова принялась за работу.
Не может дождаться охоты, как же! Она не дождется, когда снова увидит Бенедикта, особенно верхом на Бруте. Она все еще надеется, что ему не понадобится уезжать так рано. Еще одна ночь им не повредит. Возможно, они сумеют снова встретиться под звездами, только на этот раз поздно ночью, когда меньше шансов быть обнаруженными.
Когда наконец прическа была сделана, Эви направилась в комнату для завтраков. К сожалению, там уже собрались все, кроме Бенедикта и папы, который, как обычно, уже был на конюшне. Эви старалась прислушиваться к разговорам, но после бесчисленных любопытных взглядов мамы решила сдаться.
