Он провел пальцем по розовым складкам, а затем развел их и дотронулся до клитора. Алекс поигрывал с ним, наблюдая, как Шарлотта выгибает спину, корчится на постели, стонет и кусает губы. Это зрелище так возбудило его, что он утратил контроль над собой.
— Я не могу больше ждать, — простонал Алекс и, шире разведя ноги Шарлотты, вошел в ее лоно.
Стоны Шарлотты сменились всхлипами. Она почувствовала, как ее эластичное влагалище плотно обхватило его твердый член, и испытала блаженство.
— О Боже… — простонал Алекс, прикрыв глаза.
— Алекс, пожалуйста… — взмолилась Шарлотта, и он начал делать ритмичные движения.
— Быстрее, прошу тебя, быстрее, — подгоняла она его.
Она не могла дотянуться до него, так как Алекс стоял на полу между ее раздвинутых, согнутых в коленях ног и опирался на край кровати. Каждый раз, когда его член входил в нее, она громко ахала, а когда выходил — всхлипывала.
Темп его толчков усилился, и Шарлотта начала громко кричать, выгибая спину и высоко поднимая бедра. От оргазма мышцы ее влагалища сократились, сдавив в спазме член Алекса. Сделав еще три мощных толчка, Алекс взревел и впал в экстаз, который по своей силе превосходил все пережитые им когда-либо прежде.
Шарлотта лежала в изнеможении под упавшим на нее Алексом. Его волосы щекотали ей грудь и живот. Это были божественные ощущения.
Ей удалось восстановить дыхание только после того, как Алекс скатился с нее на постель. Его член покинул ее лоно, и Шарлотте сразу же стало не хватать ощущения физического контакта с Алексом Но он был совсем близко, рядом с ней. Алекс передвинул Шарлотту с края постели и удобно уложил ее спиной к себе. Его член упирался в ее ягодицы.
— В следующий раз я постараюсь доставить тебе больше удовольствия, — прошептал он ей на ухо, обдавая горячим дыханием.
Она засмеялась и откинула с лица волосы, которые лезли в глаза.
— Боюсь, что я тогда не выживу.
Алекс хрипловато рассмеялся и погладил ее по голове. Многолетняя разлука не охладила их пыл.
— Можно, я задам тебе один вопрос? — помолчав, спросил Алекс.
Шарлотта повернула голову и взглянула на него через плечо.
— Ну конечно.
— Каким был Николас в младенчестве?
Шарлотта шевельнулась в его объятиях.
— Он был прекрасным малышом. С четырех месяцев Николас стал спокойно спать по ночам, и я не знала с ним забот. В семь месяцев он начал ползать, а в одиннадцать сделал свои первые шаги.
Слабая улыбка тронула губы Алекса, но в его взгляде сквозили то ли гнев, то ли печаль. Он, конечно же, сожалел, что не видел сына в то время. Шарлотта заглянула в серые глаза мужа, и у нее защемило сердце.
— А когда он начал говорить?
Шарлотта тихо рассмеялась, вспомнив милый детский лепет Николаса.
— Похоже, с того момента, как только появился на свет. Но если ты имеешь в виду первые членораздельные слова, то наш сын произнес их, когда ему было месяцев девять. Точнее сказать не могу.
— Николас — замечательный ребенок, — после небольшой паузы промолвил Алекс.
У Шарлотты перехватило горло от нахлынувших эмоций, а сердце исполнилось гордости. Для нее слова Алекса были высшей похвалой.
— Да, это так. Кстати, Алекс, он тоже считает тебя замечательным отцом.
Николас считал отца могущественным волшебником. Недаром Алекс делал все возможное, чтобы завоевать расположение сына. Два дня назад он взял его на рыбалку и учил, как надо ловить рыбу.
Алекс глубоко вздохнул.
— Расскажи мне о своей жизни в Америке, — попросил он, наблюдая за Шарлоттой из-под полуопущенных век.
«Мне было там одиноко и плохо без тебя», — хотела ответить Шарлотта, но не стала докучать ему своими переживаниями.
— Я вела там тихую, размеренную жизнь. У меня было много забот, мы с Джиллиан занимались домашними делами. Я научилась шить, чинила, перешивала и штопала нашу одежду.
— Ты была счастлива?
— Я не могла быть по-настоящему счастливой вдали от тебя и близких мне людей.
— А разве у тебя не было хороших знакомых? Разве ты не завела друзей? Я никогда не поверю, что у красивой молодой вдовы не было поклонников.
Шарлотту не обманул его небрежный тон. Взгляд Алекса был свиреп и испытующ. Алекс был собственником до мозга костей. Шарлотта могла бы рассказать ему о Лукасе, но не стала этого делать. Ей хотелось, чтобы Алекс не подвергал сомнению ее любовь к нему, чтобы он был полностью уверен в ней. А упоминание о другом мужчине — пусть даже его и Шарлотту связывали чисто платонические отношения — не способствовало этому.
— Я не поощряла их ухаживаний. Кроме того, у меня был Николас, который требовал постоянного внимания.
Алекс издал вздох облегчения и лег на спину. Шарлотта повернулась к нему и устроилась под боком, прижавшись горячей щекой к его груди. Ее успокаивал громкий стук его сердца.
Они переговаривались шепотом под покровом темноты, обсуждая подробности жизни Шарлотты и Николаса в Нью-Йорке. Алекс спросил, ждут ли ее в Америке неотложные дела и нужно ли ей возвращаться за океан. Шарлотта рассказала ему, что недавно в письме известила агента по аренде недвижимости об отказе от квартиры, которую снимала несколько лет. Она разрешила продать мебель, но распорядилась, чтобы ее личные вещи прислали в Англию. Это было нетрудно сделать, так как перед отъездом из Америки Шарлотта, которая не была уверена, что вернется назад, запаковала оставшиеся вещи в коробки.
Алекс предпочитал молчать о своей жизни в этот период, и Шарлотта сочла за лучшее не расспрашивать его, чтобы не омрачать эту ночь и не подвергать опасности наметившееся сближение.
— Я был сегодня неосторожен, — заметил Алекс, — и не принял никаких мер, чтобы ты не забеременела.
Шарлотта вскинула на него взгляд. Выражение его лица было непроницаемым. Однако она хорошо помнила его слова, которые резали ей слух: «Я хочу много детей, но заводить их с тобой не собираюсь».
У Шарлотты болезненно сжалось сердце. Вряд ли Алекс изменил свое мнение на этот счет, для этого прошло слишком мало времени. Но Шарлотта надеялась, что когда-нибудь Алекс передумает и захочет, чтобы она родила ему еще одного ребенка.
Она посмотрела на него вопросительно. Шарлотта слышала о существовании различных способов предохранения — о презервативах, так называемых французских письмах, и о противозачаточных резиновых колпачках, так называемых голландских чепцах.
— Не беспокойся, — продолжал Алекс, — в дальнейшем я буду осторожнее и постараюсь не изливать в тебя семя.
Он погладил ее по руке, и эта ласка была одновременно чувственной и успокаивающей.
