— Не надо выкапывать его из-под земли.
— Почему?
— Потому что это удовольствие я оставлю для себя.
Она выпрямилась, усилием воли улыбнулась.
— Где бы он ни был, я до него доберусь.
— Ты в него влюблена? — догадалась Кейлин.
— Да. Он только что поцеловал меня на прощание. Не думаю, что у него есть ответные чувства ко мне, так что я попросила меня поцеловать, и он это сделал.
Кейлин расхохоталась.
— Браво, сестренка! — и добавила: — Значит, я была права, и это из-за тебя он сам не свой.
— Что значит — сам не свой? — Эмбер уцепилась за спасительную соломинку.
— Я подозревала, что Ричард в кого-то влюблен, очень уж странно он вел себя в последнее время. Думала, конечно, что в тебя, больше кандидатур не имелось. И тут эта история с нашим родством! — Кейлин стиснула руки Эмбер. — Я и забыла, подумала, что мне показалось. А оказывается, нет. Он просил меня о тебе позаботиться. Особенно о тебе.
— Это еще не значит, что он меня любит.
— Поверь мне, Эмбер, я знаю Ричарда несколько лет. Он не влюблялся, поэтому не умеет скрывать. Ты бы видела, как он на тебя смотрел, когда ты не замечала! Особенно на Балу Цветов. Да и сегодня вечером.
— Кейлин, ты все придумала!
— Это легко проверить. Достаточно догнать его и спросить. Он не успел уехать далеко.
— Не надо его догонять, — мрачно сказала Эмбер, — пускай едет. Если ему нужно это бегство, мы его не переупрямим.
— Что же ты намереваешься делать?
— Давай возвратимся в зал.
Оттуда как раз донесся гром аплодисментов, что свидетельствовало об окончании представления.
— А завтра решим. Только вот… Ричард же может уехать за границу, и тогда мы его не найдем.
— О, это как раз не проблема, — отмахнулась Кейлин. — Я давно приплачиваю Филиппу, чтобы он сообщал мне, где они с Ричардом находятся. Ничего сокровенного, но так спокойней.
— Я тобой восхищаюсь, — созналась Эмбер.
— А я — тобой. Твоей выдержкой и любовью к окружающим, хотя ты росла в окружении чужих людей. Идем, сестренка.
Все нахваливали спектакль, однако Эмбер и думать ни о чем не могла. А если Кейлин ошибается? Если Ричарду неприятно общение с нею? Если речь о любви не идет? Эмбер так и этак перетасовывала разные варианты, стоя в окружении гостей и отвечая на поздравления. Она даже не видела лиц, не запоминала слов. Все мысли вращались вокруг Ричарда, как Земля вокруг Солнца.
Что, если Кейлин ошиблась?
Но Эмбер себя перестанет уважать, если упустит шанс.
— Миледи, — с поклоном обратился к Кейлин незаметно подошедший Бертрам, — к вам еще один гость.
— Представьте его.
— Он сказал, что хочет представиться сам.
— Что такое?
Кеннет удивленно повернулся к распахнувшимся дверям, в которых как раз появилась огромная цветочная корзина.
Корзина шествовала на двух ногах в сверкающих сапогах и направлялась прямо к именинникам. Гости расступались, близнецы замерли. Оказавшись рядом с ними, корзина опустилась на пол, а над роскошными розами возникло лицо человека лет двадцати пяти.
Он обошел корзину, взял Кейлин за руку и поцеловал, после чего поднял на нее сияющий взгляд.
— Мисс Фэйрхед, я обещал вам, что преподнесу подарок на день рождения. И я выполнил свое обещание.
— Ларольд! — пролепетала зардевшаяся Кейлин. — Но… но вы же в Италии!
— Был в Италии, — уточнил молодой человек.
Он выглядел немного нескладным, черные волосы вились барашковыми кудряшками, и он сразу Эмбер понравился — столько радости было на его не слишком красивом, но обаятельном лице.
— Теперь свободен от всех обязательств и возвратился в Англию, чтобы обивать ваш порог с просьбами подарить хотя бы улыбку.
— Отличная речь, лорд Нотт, — похвалил Кеннет. — Полагаю, вы лорд Нотт?
— Он самый.
Джентльмен поклонился хозяину дома.
— А вы — брат мисс Фэйрхед.
— Это моя сестра Эмбер, — сказала Кейлин; по-видимому, она еще не пришла в себя.
— Кажется, у вас серьезные намерения, лорд Нотт, — протянул Кеннет, внимательно разглядывая визитера.
— Очень серьезные. — Леопольд бросил взгляд на окончательно покрасневшую Кейлин. — И, я думаю, мы обсудим их с вами и вашей сестрой чуть позже.
— Непременно, — хмыкнул Кеннет. — Даже не сомневаюсь.
Эмбер тоже не сомневалась, что на ближайшие полгода семья Фэйрхедов непрерывно будет пребывать в центре внимания. Тут никому скучать не придется.
Во Флоренции было холодно.
— И какой у вас, к черту, юг? — проворчал Ричард, поднимая заслонку на окне, чтобы не дуло. — Эта пакостная погода может здесь быть в феврале. Но в июле!..
— Господь изволит шутить, — флегматично заметил Винченцо Бассани, устраиваясь поудобнее. — Ничего. Всего десять минут, и мы можем выпить вина. Или что вы там пьете, англичане? Эль? Мне заказать для тебя эля?
Ричард ничего не ответил. Карета свернула и направилась к мосту Понте Веккио, где в вечерний час кипела жизнь. Творение Нери ди Фьоваранте всегда пользовалось вниманием народа — как местных, так и иноземцев. Впрочем, люди были повсюду, для этого на мост не надо въезжать. Но сегодня Ричард слишком устал, чтобы рассматривать пеструю толпу.
Они с Винченцо были давними знакомыми и сейчас вместе работали в больнице Санта-Мария-Нуова рядом с площадью Сан-Пьер-Маджоре. Сегодня выдался тяжелый день, может быть, потому, что в субботу в городе было полно приезжих, словно притягивавших к себе всевозможные несчастные слу чаи. Ричард провел четыре операции и сейчас чувствовал себя вымотанным до предела. К счастью, до дома Винченцо не очень далеко. Можно будет поужинать и сразу отправиться спать. Сон — это единственное спасение от воспоминаний. Нет, не нужно думать об Эмбер.
Ричард написал Фэйрхедам из Лондона, как и обещал Кейлин; затем быстро погрузился вместе с Филиппом на корабль, да и был таков.
Филипп выражал сдержанное опасение, что Африка или Индия не пойдут господину на пользу, и очень обрадовался, когда маршрут завершился во Флоренции. Все-таки цивилизованный город, а не долина Ганга с ее змеями и москитами.
Чтобы прогнать ненужные воспоминания и заставить себя позабыть о нежданной любви, Ричард проводил в больнице Санта-Мария-Нуова долгие часы, если не оперируя, то наблюдая больных. Лишь бы не пробились ростки желания возвратиться. Лишь бы не совершить ошибку, не испортить жизнь Эмбер. Работа все равно не являлась панацеей. Даже уставая до смерти, Ричард помнил ее лицо, смех, помнил ее прикосновения. У него в бумажнике хранилась записка — та единственная, что ему написала Эмбер, благодаря за подаренный браслет. Ричард по вечерам доставал драгоценный листок бумаги и перечитывал вежливые строки.
