Он придвинулся совсем близко к Софье, она чувствовала жар, исходивший от его тела. Расстегнутый ворот рубашки обнажал смуглую мускулистую грудь Призванова, и девушка невольно смутилась, вспомнив, как когда-то он прижимал ее к своей груди, а она сквозь сон едва ли не отвечала на его объятия и поцелуи. Пытаясь защититься от нового соблазна, она решительно тряхнула головой и заявила:
– Я не нуждаюсь в ваших постельных уроках, Призванов, уходите.
Его глаза внезапно сверкнули яростным огнем, и он, до боли сжав ей плечи, глухим голосом спросил:
– А может быть, ты уже получала эти уроки после меня? Признайся, тот француз, который тебя защищал… Шарль… он был с тобой? Был?
– Какое вам дело? Пустите, мне больно!..
Она, задыхаясь, пыталась высвободиться, а Даниил вдруг опрокинул ее на кровать и, глядя сверху в ее испуганно блестевшие глаза, требовательным тоном повторил свой вопрос:
– Так ты была с тем французом? Отвечай!
– Вы не имеете права допрашивать меня и судить! Но, если хотите знать, – да, была, но только один раз, после того, как он спас меня от убийц и насильников. А потом я, к счастью, заболела, и это оградило меня от его дальнейших посягательств.
– Значит, ты сблизилась с этим Шарлем из благодарности?
– Нет, просто у меня не было другого выхода! Можете считать меня падшей женщиной, но ведь это именно вы виноваты в том, что я уехала из имения в Москву, где и попала в такие ужасные обстоятельства. Да и вообще, почему я должна оправдываться перед вами?
– Скажи… тебе приятно было с тем французом? Лучше, чем со мной?
– Да как вы смеете?! – Она задохнулась от возмущения и хотела дать ему пощечину, но он перехватил ее руку.
– Прости… я, конечно, сказал глупость. Похоже, во мне взыграла обычная мужская ревность. Я вижу, что ты по-прежнему невинна и неопытна, в тебе еще не пробудилась страсть.
– Пусть это вас не заботит. Страсть во мне пробудит человек, которого я люблю.
– Юрий Горецкий? Но ведь этот глупец отказался от тебя. И если даже вы с ним и помиритесь, он все равно не сможет дать тебе то, что дам я.
– Вы считаете себя непревзойденным любовником? А для меня это не главное, для меня любовь – это чувство прежде всего духовное, а не телесное.
– Любовь – гармония духа и тела. Ты должна это познать, иначе никогда не станешь настоящей женщиной. Ну, чего ты боишься? Ведь однажды мы уже были близки.
– Я не хочу изменять Юрию… он меня любил, а вам просто нужна женщина.
– Просто нужна женщина? – Даниил тихонько рассмеялся. – Да если б это было так просто, я сейчас бы переспал с любой из служанок пана Витольда, он мне бы охотно их предоставил. Но мне нужна ты, я ждал этой минуты на протяжении всего нашего пути.
– Зачем я вам, ведь вы не любите меня… – пробормотала Софья, пытаясь высвободиться из его объятий.
– А кто доподлинно знает, что такое любовь? Ни я не знаю, ни ты…
– Вам просто хочется развлечься после ужасов войны…
– А жизнь – это вообще сплошное отвлечение от мыслей о смерти. Но зачем рассуждать об этом сейчас, когда опасность и гибель ходят рядом? Может, мы будем вспоминать эту ночь как самую яркую в нашей жизни. А теперь молчи и доверься мне…
Софья хотела возразить, но он закрыл ей рот поцелуем, а руки его в это время сдвигали с нее рубашку, гладили ей плечи, спину, внутреннюю поверхность бедер. Девушка ощутила, как горячая волна пронизывает ее тело, лишая воли к сопротивлению. Через минуту Призванов и Софья лежали уже совершенно нагие, и в слабом сиянии свечи их тела отливали таинственным светом.
– Богиня Венера… – прошептал Даниил, покрывая поцелуями ее грудь и живот.
Софья чувствовала себя пловцом, решившим отдаться на волю волн, а ласки Даниила становились все горячее, все прихотливее, и в какой-то момент девушка вдруг поняла, что уступает им добровольно, забыв и о ненависти к нему, и о любви к Юрию. Она лишь успела прошептать между поцелуями:
– Но ведь нельзя, я могу забеременеть…
Его хрипловатый голос прозвучал у самого ее уха:
– Не бойся, я достаточно опытен, чтобы этого не случилось…
Рухнули последние баррикады, которыми Софья пыталась защититься от его натиска, и, обвив шею Даниила обеими руками, она инстинктивно подалась навстречу властным движениям мужского тела.
Она даже стыдилась того, что больше не ощущает ни боли, ни страха, а лишь острое возбуждение, переходящее минутами в необъяснимый восторг. Потом, когда Даниил, утолив свою страсть, спросил ее низким бархатным голосом, было ли ей хорошо, девушка с неохотой ответила:
– Во всяком случае не так плохо, как в первый раз. Тогда это было подлое насилие, а сейчас я уступила вам сама… из благодарности, как своему спасителю. Но больше такого не повторится.
– Почему же? Я намерен прийти к тебе и завтра ночью.
– Завтра я запру дверь этой спальни и ни за что вас не пущу.
– Тогда послезавтра. Я буду ждать, когда ты меня снова примешь. Ведь ты уже начала чувствовать себя женщиной, не так ли? Надо закрепить этот пленительный урок. – Он прижал девушку к себе и спросил, проводя губами по ее шее: – Кстати, почему ты все еще обращаешься ко мне на «вы» и не зовешь меня по имени? Между возлюбленными не должно быть таких условностей.
– А я не собираюсь становиться вашей возлюбленной. Постель еще не означает истинной близости. Я буду звать вас на «вы», чтобы между нами оставалась хоть какая-то стена. И вам следует при посторонних обращаться ко мне только на «вы».
– Разумеется, я же не хочу испортить твоей репутации.
– Куда уж больше, вы давно ее испортили. А теперь уходите, мне надо побыть одной, прийти в себя после такого потрясения. Ну, чего вы ждете? Вы ведь уже получили то, что хотели!
Он посмотрел на нее с каким-то неопределенным выражением лица, потом рывком поднялся с кровати, натянул на себя одежду и, оглянувшись на Софью, небрежно бросил:
– Мне не так просто получить то, чего хочу.
После его ухода она долго лежала с открытыми глазами, следя за догорающим огоньком свечи. Мысли девушки сперва ворочались медленно, вяло, потом вдруг застучали ей в виски с лихорадочной частотой: «Что я делаю?… Какое безумие! Среди войны, в чужом доме… снова изменила Юрию… и на этот раз почти без сопротивления. А ведь я считала себя цельной натурой, у которой был принцип: кому душа – тому и тело. И что теперь? Могу ли я себя уважать? Как посмотрю в глаза Юрию? А Призванов? Кто он для меня? И как он сам ко мне должен относиться после всего?…»
Девушка металась до утра, и, хотя сон к ней все-таки пришел, но был таким отрывочным и тревожным, что не успокоил ее, а скорее утомил.
Наутро она стыдилась поднимать глаза: ей казалось, что все знают о прошедшей ночи. Но на самом деле никто ни о чем не догадывался: Призванов проявил достаточную осторожность, его спутники, измученные дорогой, спали крепко, а хозяин и слуги ночью не приближались к гостевым комнатам. Удостоверившись наконец, что тайна ее греха не раскрыта, Софья немного успокоилась, хотя по-прежнему старалась держаться подальше от Призванова.
