чувство эйфории прошло, как ему и полагается быстро уступать место тихой радости и благодарности за счастье, подаренное просто так.
Девочки не спешили начинать разговор. Они молча оглядывали родную прекрасную сторонку, где столько возможностей для доброй жизни и чувствовали эту жизнь здесь и сейчас.
— Ноги болят вот здесь, — улыбнулась Хыля указывая на тонкие икры.
— Это с непривычки. Пройдёт через денёк. Ты сегодня столько находилась. У меня так тоже бывает.
— Да я знаю. Мне и отец, и Калина говорили. Всё уговаривали, чтобы я посидела. А я уж насиделась. На ногах интересней.
Тиша посмотрела на подругу. Как она изменилась. Страшно вспомнить, какой она была всего лишь несколько дней назад, когда Тиша вырвалась с сенокоса. Грязная, больная. Казалось, что лучше уж ей не мучиться, а умереть. И вот…
— Как же ты у волхва оказалась?
— Тиша, всего лишь несколько дней прошло, а мир, словно, перевернулся каким-то кувырком. Пошла, потому что погнала меня страшная нужда.
Хыля рассказала, как подслушала разговор Агнии с матерью, как стучали в голове её слова: «Осталось два-три дня!», как не могла найти того, кто сделал бы за неё ночной путь в лес.
Тиша заплакала. Слёзы текли и текли двумя горькими ручейками, и она, устав вытирать, дала им волю.
Мимо проходила Асипиха с молодой новой второй женой Асипы. Та шла, согнувшись под тяжестью корзины с мокрыми тряпками. Асипиха вперевалочку ковыляла следом налегке.
— Ай, да невесты, красавицы. Смотрю, глаз не оторвать. Глядите, кабы женихи не умыкнули, — фальшиво запела Асипиха.
И мир утратил своё волшебство. И вновь на ум пришли трудности, невзгоды и печали.
Вспомнила Тиша про свою старшую сестру, которая должна была бы вернуться. А её всё нет и нет. И Еремей пропал.
Вспомнила своего братика, который бродит тоже неизвестно где с Ёрой, детёнка спасают какого-то. Тоже, спасатели! Лучше бы дома помогали бы. Лучше?
Хыле вспомнилась неласковая мать, которая никак не могла порадоваться за дочь, хоть и делала вид. Но Хыля чувствовала, как та фальшивит. И не могла понять, что с ней не так, в чём её вина, почему её не может полюбить самый родной человек.
Как страшно смотреть в лицо, которое тебе так долго было дорого, те же глаза, те же губы, но за ним другой человек, жестокий и непробиваемый.
Василиса пыталась понять и узнать, куда он ведёт её и пострелёнка, зачем она ему понадобилась, ведь ни пользы, ни вреда от своего присутствия не видела. Но теперь смирилась. Ведь, если бы он её отпустил на все четыре стороны, как бы она оставила Ачиму? Вот и брела молча, связанная рука к руке, нога к ноге с пострелёнком. Идти было неудобно, вначале казалось, что вообще невозможно, но потом привыкли.
Деревья, деревья, трава, кусты, поваленные стволы, ягоды, грибы… Всё это примелькалось в глазах до тошноты. Василиса устала. Но пострелёнку сложнее. Помимо трудностей дороги, страшно осознавать, что брат — предатель.
Вдруг Ачима резко встал, как вкопанный, больно натянув верёвку.
— В нужник надо, — грубо сказал в спину впереди идущему хорту.
Вулкаш остановился. Молча смотрел на Ачиму, решая, как поступить. Наконец, промолвил:
— Идите туда, — кивнул он в сторону кустов. — Я здесь постою.
Василиса не успела возмутиться, Ачима опередил:
— Нет, — сказал твёрдо. — Так не пойдёт.
К удивлению Василисы, хорт послушался. Развязал на Ачиме верёвки:
— Иди.
Освободившись на время от своего слишком близкого попутчика, Василиса опустилась на траву. Надо хоть немного отдохнуть. Вулкаш стоял, прислонившись к сосне, на неё не глядел. Василиса украдкой пригляделась к его профилю. Красивый, высокий. По-прежнему одет в волчью шкуру, хотя, по её мнению, своё звание волка, готового ради своего племени пожертвовать собой, он утратил. Наоборот, пожертвовал своими соплеменниками ради своих целей. Не по-волчьи, получается.
Тогда, ночью, по дороге в тайное убежище, которое, как впоследствии оказалось, было для Вулкаша вовсе не тайное, Ачима рассказал, что произошло. Всё-таки, Василисин внезапный приход оказался тем толчком, после которого всё и завертелось. Но Василиса не собиралась испытывать сожаления по этому поводу. Это их дела. А её дело безнадёжно, Еремея здесь не было. Может, его и в живых уже нет. Может, утонул в том болоте. Если выберется из этой заварухи, домой пойдёт, попрощается с родными и — в поленицы.
Ачима вернулся.
— Теперь ты, — кивнул Вулкаш.
Василиса пошла в ту же сторону, откуда только что вернулся Ачима. Зашла за кусты и поняла, что малец задумал. Знак. На земле он оставил знак для тех, кто, может быть, набредёт на это место.
Сама Василиса по дороге тоже успела кое-что сделать: потеряла ленту из косы. Причём, теряла её несколькими частями. Неизвестно, поможет или нет, но лучше что-то, чем ничего.
Домна и не догадывалась, насколько близко от дома всё это время был Малой. Был и часто тревожился, что столько переживаний доставляет семье. Но дело зашло слишком далеко и его надо было закончить. А с матерью и отцом после объяснится. Может, те ещё и гордится сыном будут.
Тогда на покосе, дней двадцать уже, должно быть, прошло, Малой и Ёра всеми правдами и неправдами добыли себе сухарей и отправились в сторону Берёзового Кута. К вечеру дошли. Заночевали у Ёры в хате, стараясь не попасться на глаза досужим соседским бабкам. Вроде, получилось.
На следующий день пошли искать то место, куда разбойники унесли детёнка. А тут вот и не всё удачно складывалось. Не находился путь, не попадались приметы, которыми они тот путь помечали. Сунулись туда-сюда, везде лес одинаков, боялись сами заблудиться. Уж и отчаялись. К старой землянки подходили, даже поднимали муравчатую крышку и заглядывали внутрь, долго не решаясь забраться туда. Там будут в ловушке. Но потом рискнули. Малой остался на страже, Ёра полез.
Глаза долго привыкали к темноте. Но вот стали проявляться предметы: лежанка, покрытая тряпками, грубый стол. Скорее, не стол, а пара досок на кривых ножках, ведро в углу. Вот и всё.
Заглянул Ёра под стол — что-то лежит, схватил и полез на свет.
Малой тревожно смотрел по сторонам. Увидев друга, облегчённо выдохнул:
— Нет, Ёра, это опасно. Если кто придёт, ты не успеешь вылезти, и тогда нам хана.
Пока закрывали крышку, стараясь сделать всё в точности так, как и было, Ёра, пыхтя, произнёс:
— А там больше делать нечего. Ничего нет. Вот только что и нашёл.
Отошли в кусты, чтобы там, в относительной безопасности, рассмотреть находку.
Тряпкой это, конечно, не очень
