— А какое место в этой пасторали вы отвели себе?
— Вашего мужа.
— И вам этого довольно? Вы непритязательны.
— Стараюсь по мере сил.
— Но, Эжен, вы же умрете со скуки в этом мире «вечной красоты и покоя». Вы, с вашей энергией, кажется, никогда особенно не любили ни природы, ни тишины, ни одиночества. Что, вы будете ездить на охоту с соседскими толстяками-помещиками? Или вы будете читать мне стихи на фоне лунной ночи?
— Но вы будете со мной, Изабелла, — мягко проговорил он.
— Поглядите только, какая любовь, — с иронией в голосе сказала королева. Орсини мгновенно ощетинился.
— Так вы не хотите?
— Нет, — твердо ответила Изабелла.
— И не надо, — холодная отповедь вполне в стиле Орсини испугала ее не на шутку. Изабелле показалось, что ее вновь обретенное счастье расплывается, словно мираж перед ее глазами, как развеянный ветром дым. Ей нравилась живость Орсини, его искренность и дерзость. Он ничего не боялся и ни перед чем не останавливался. Сейчас он поддался порыву, но она не могла себе позволить сделать его несчастным, утащить в глушь. Ей самой была мила мысль поселиться где-нибудь с ним наедине. Но она так хорошо знала его! Орсини был создан для шума, блеска двора, власти, интриг, ему нравилось быть тем, кем он стал. Зато он ненавидел романы, умиротворенность, долгие дождливые осенние дни, словом, все, что любила Изабелла. Это не мешало им любить друг друга, но Изабелла была уверена, что Орсини не выдержит скуки пресной жизни и в скором времени просто бросит ее.
Кое для кого их странный роман прошел незамеченным, но были и те, кто видел и краску, бросавшуюся ей в лицо, когда Орсини входил в тронный зал, и его раздражение, и невольное смущение, которое он испытывал, приближаясь к ней, чего никогда раньше не бывало. Старый кардинал Жанери, давно покинувший двор, приехал повидаться с королевой, которую он знал еще маленькой девочкой.
— Я не живу при дворе, — сказал он ей, — но дикие сплетни доходят и до моих ушей. Скажу вам по-отечески, сплетни — самый страшный враг королей. Что для вас этот юноша? Ничто. Я присутствовал при его возвышении и помню, как забавляла вас эта игра. Кто мог подумать, что он окажется хитрее нас всех! Я понимаю, вы женщина и вам хочется нравиться, но не забывайте, сколько пар глаз следят за вами, наслаждаясь каждым вашим промахом, смакуя каждое падение. Кроме того, я слышал, что он не поощряет вашего увлечения. Будьте благоразумны, дайте всем понять, сколь необоснованны, сколь нелепы подобные слухи!
Что она могла ответить ему? Чем оправдаться? Она поклялась старцу, что впредь будет разумной и осторожной, что никогда не даст повода краснеть за себя. Но как она могла исправиться, если Орсини твердо решил выбросить ее из головы! С каждым прошедшим днем он лишь отдалялся от нее. Особенно задело Изабеллу, когда он впервые начал ухаживать за другой, Жанна была не в счет. Камелия Кончиани, прославленная певица, красивая женщина с белой нежной кожей и блестящими темными глазами истинной итальянки, умеющими метать молнии, имела голос и лицо сирены. Кончиани была охотно принята королевой и была приглашена спеть для нее. Сирена очаровала весь двор, но после концерта начался бал, и дамы заметили, что их кавалеры устремились к красавице-певице. Почувствовала себя брошенной и Изабелла, когда заметила, что Орсини смешался с толпой поклонников Камелии. Певица довольно спокойно воспринимала ухаживания блестящего министра, она была слишком искушена в мужских комплиментах, чтобы не почуять фальшь в пылких комплиментах маркиза де Ланьери. Изабеллу утешило бы, если бы Кончиани сразу после концерта покинула двор, но она выразила желание остаться. Она могла запросто выразить свою королевскую волю и приказать Кончиани немедленно уехать, но не смела дать придворным повод для насмешек. Изабелла ни разу не упрекнула Орсини, но грустила она безумно. Однажды она проходила по залу и услышала голос Мари д’Алмейд.
— Маркиз де Ланьери подарил этой Кончиани огромный букет красных роз. Я сама видела, она кровавого, слепящего цвета. Знаете же, красный — цвет любви!
Изабелле показалось, что Мари обращалась к ней, и пошатнулась, но поняла, что уловила обрывок разговора фрейлин между собой. «Власть над ним ускользнула от меня», — подумала она с унылым вздохом. Несмотря на весь свой опыт, она не умела быть такой, как была Кончиани — соблазнительной, чувственной, страстной. Она была Королевой. Свое самое острое оружие она держала зачехленным — попросту не умела им пользоваться. Даже такого упрямца, как Орсини, хитростью и лаской ей легко удалось бы покорить. Но она полагала, что истинная любовь не нуждается в ухищрениях, к которым относила всякое проявление любви и нежности, чуткость и дружеское участие.
На другой день она увидела м-ль д’Алмейд, с перепуганным видом шептавшую что-то на ухо приятельнице. Вспомнив вчерашний разговор, она решила, что Орсини как минимум сделал Камелии предложение. Она подозвала фрейлину и велела рассказать, о чем она шепталась с подругой.
— Ой, ваше величество, — приседая в реверансе, сказала Мари, — я была в беседке и ничего дурного не замышляла, ни чтобы подслушать, ни что иное, как вдруг увидела маркиза де Ланьери и мадам Кончиани. Они, они…
— Что же? — нетерпеливо воскликнула Изабелла.
— Они гуляли и беседовали. Маркиз сорвал цветок («Цветок из моего сада!») и подарил ей, чтобы она приколола к платью. Она приколола и говорит… м-м…
— Что она сказала? — в отчаянии вскричала королева.
— Говорит, что, наверное, такие цветы хотели бы получить от господина маркиза вы, ваше величество. И она засмеялась! А маркиз де Ланьери… Он помолчал мгновенье, а потом… Как вам сказать, ваше величество!
— Ну говорите же, мадемуазель. Что — он?
— Он выдернул у нее тот злосчастный цветок и смял. И ударил ее, дал ей пощечину. Она отлетела на несколько шагов и едва не упала. Упала бы, если бы за ней не было решетки, окружающей беседку… Вы слышите шум отъезжающей кареты?
— Она уехала! — воскликнула Изабелла в восторге. — А где же виновник скандала?
— Вот он идет, — сказал кто-то.
Орсини вошел, гордо подняв голову, и по залу пробежал слабый ропот то ли одобрения, что он вступился за королеву, то ли неудовольствия, что он сделал это так грубо.
— Идемте со мной, — строго приказала ему Изабелла. Они перешли в кабинет, где чужие любопытные уши не могли их услышать, но королева вдруг почувствовала, что сказать ей нечего.
— Вы променяли меня на эту женщину, — чуть слышным шепотом упрекнула она его.
— Вы же сказали мне «нет». Чего ж вам еще, государыня? Вы сказали «нет» уже второй раз подряд.
