– Понятно. – Он не сводил с Антонии прищуренных глаз.
– Я вспомнила про Библию.
Слова Катрионы заставили их обоих повернуться к ней.
Она взяла со стола пакет в коричневой обертке.
– Она принадлежала папе, и на тот случай, если там есть доказательство того, что тетя Копли вправе быть моей опекуншей, я решила взять ее с собой.
Филипп одобрительно кивнул:
– Мудрый поступок. – Он заколебался и поморщился. – Хорошо, мы оставим ваш план в силе. Я тоже считаю, что если вы будете путешествовать все вместе, то в этом не должны усмотреть нарушения приличий. И я вполне понимаю нежелание Хаммерсли видеть, как графиня и его матушка обнаружат, что их затея потерпела крах. Кстати, могу я спросить, как вы предполагали донести до них эти новости?
Вся четверка растерянно посмотрела на него.
– Мы не собирались напрямую ставить их в известность, – наконец произнес Джеффри и поймал взгляд Филиппа. – Мы знали, что вы в доме, и полагали, что вы догадаетесь о том, что происходит, если мы все вдруг вместе исчезнем.
Некоторое время Филипп мрачно смотрел на Джеффри, но постепенно выражение его лица смягчилось.
– Хорошо, полагаю, что и эту проблему мне тоже удастся уладить.
Атмосфера в комнате явно разрядилась.
Двадцать минут спустя Филипп наблюдал, как четверо молодых людей садятся в гостиничный экипаж. Последним был Джеффри.
– Вот записка Каррингу, – протянул Филипп сложенный листок. – Он рассчитается за экипаж и проводит вас до стоянки дилижансов. Напишите, как только приедете, мы будем в усадьбе.
– Да? – Джеффри помахал стоявшей на крыльце Антонии и вопросительно взглянул на Филиппа. Тот лениво вскинул бровь.
– И поскольку вы старший мужчина в семье Мэннерингов, вам лучше быть наготове, чтобы отлучиться еще на денек-другой. Я предупрежу вашего ректора.
Усмешка Джеффри сменилась широкой улыбкой.
– Согласен.
Он хлопнул Филиппа по плечу и взобрался по ступенькам. Филипп закрыл дверцу экипажа, а Джеффри высунулся из окна и добавил напоследок с полным отсутствием почтительности:
– Смотрите, чтобы она не наловчилась помыкать вами.
– Это маловероятно, – сухо ответил Филипп. Экипаж, дребезжа, выехал со двора, а Филипп повернулся и направился обратно в гостиницу. Хозяин с ключами в руке стоял рядом с Антонией.
Взяв Антонию под локоть, Филипп завел ее в помещение.
– Можете запереть гостиницу, Фелвел. Я и миледи найдем сами путь наверх.
Антония распахнула глаза. Фелвел с зевком поклонился и не заметил ее замешательства. Ее непреклонно вели наверх. Девушка услышала, как запирают тяжелую дверь и задвигают засовы. Ее сердце глухо застучало. Когда они подошли к двери комнаты, у нее начала кружиться голова.
Открыв дверь, Филипп завел ее внутрь, вошел следом и затворил за собой дверь. Лицо его, лишившееся светской маски, было словно высечено из мрамора.
– А… мистер Фелвел думает, что мы женаты?
– Искренне на это надеюсь. – Отпустив ее руку, Филипп прошел вперед и оглядел комнату. – Я сказал ему, что вы леди Рутвен. – Оставшись довольным осмотром, он остановился перед камином, оглянулся и посмотрел на Антонию. Я не мог придумать другой приемлемой причины вашего пребывания здесь… наедине со мной. – Он вскинул бровь. – А вы можете?
Антония не была в этом уверена. Она покачала головой.
– Если мы в этом согласны, – продолжал Филипп, приближаясь к ней, – и прежде чем что-нибудь еще нам помешает, я собираюсь дать ответ на требования, которые вы предъявляете будущему супругу.
Он взял ее лицо ладонями, приподнял его так, чтобы встретиться с ней взглядом.
– Последним по порядку, но не по важности вы выдвинули условие, чтобы мужчина, ставший вашим мужем, не искал уединения ни с какой другой женщиной. – Он вскинул бровь. – Зачем мне уединяться с другой, если рядом со мной будете вы?
Антония заглянула в его серые глаза – они были спокойными и ясными.
– И насчет того, чтобы не вальсировать ни с какой другой дамой. Если вы будете рядом со мной, почему я должен захотеть танцевать с другой?
Антония внутренне нахмурилась.
– А что касается любовниц… – Филипп выразительно поднял бровь. – Если вы будете утолять мою страсть, разве мне понадобятся – или, скорее, разве у меня останется время на любовниц?
Эти слова заставили Антонию покраснеть, но она в ответ вскинула бровь.
– Вы замечаете, что все время отвечаете мне вопросами?
У Филиппа скривились губы.
– Это только с виду вопросы, любимая. И все они содержат в себе ответ на твое самое главное условие.
Он наклонился к ней, губы его призывно приблизились к ее губам. Она оторвала от них взгляд и посмотрела ему в глаза, с наслаждением увидела, как желание медленно раздвигает стальные створки, застилает их пеленой тумана.
– Мое главное условие? – прошептала она беззвучно.
Филипп улыбнулся, но улыбка не смягчила его лицо.
– Я надеялся, что ты поймешь это без слов. – Он заглянул ей в глаза и глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. – Бог – и добрая половина светского общества – уже знает, что я люблю тебя. – Он пристально посмотрел на нее, затем добавил очень серьезно: – Безоговорочно, безгранично, безраздельно, намного сильнее и бесконтрольнее, чем диктует здравый смысл.
Антония смотрела на Филиппа, и его слова хрустальными колокольчиками звенели в ее ушах, в голове, в сердце. Переполнившая ее радость отразилась в глазах, и он наклонился и поцеловал ее долгим требовательным поцелуем. Когда он оторвался от нее, она не сразу смогла перевести дыхание.
– Здравый смысл?
И увидела, как сталь снова заблестела в его глазах, оттесняя стихийное желание. Он медленно поднял бровь, зловеще сжал челюсти.
– Именно. – Тон его внезапно стал резким. – И это возвращает нас к твоей ночной выходке. – Он оторвал ладони от ее лица, только чтобы взять ее за талию.
Антония моргнула.
– Это была не моя выходка, а Катрионы и Джеффри.
Филипп прищурился:
– Довольно с меня ваших семейных оправданий – я сегодня уже ими насытился.
В камине упало полено, выбросив вверх сноп искр. Сдавленно чертыхнувшись, Филипп выпустил Антонию и нагнулся, чтобы поворошить поленья. Девушка тут же незаметно отошла от него на несколько шагов. Он выпрямился, поставил на место каминные щипцы и прищурился, увидев ее маневры.
– Я говорю о том, как ты распорядилась моим фаэтоном.
Антония отметила, как сверкнули при этом его глаза.
– Ты сам однажды предлагал мне взять вожжи. – Перед камином стояло удобное кресло, и она потихоньку зашла за него.
– Я предлагал тебе править в городе, на безопасной аллее с покрытием из щебня, причем я должен был сидеть рядом! Но уж точно не управлять фаэтоном глухой ночью на заброшенной сельской дороге, в полной темноте! – Он шагнул вперед, пронзая ее взглядом. – Потому я и упомянул здравый смысл, – процедил он сквозь зубы. – Вот что делает со мной любовь к тебе! А я привык к спокойствию, сдержанности, джентльменской выдержке, невозмутимости, хладнокровию – и к постоянному, черт возьми, самоконтролю!
