разговора я до пана князя доберусь живым. Разбойников, знаете ли, пане Сколоменде, развелось…
– А то! – Сочувственно покивал Сколоменд. – Плодятся, как грибы после дождя. Честному ядзвину уже без оружия до ветру не выйти.
– До ветру я, пожалуй, еще и сам смогу. – Храмовник ненавязчиво тронул похлопал себя по прикрытому подолом сутаны сапогу. – А вот до князя…
– Чем мы можем помочь пану Вацлаву?
– Мне нужен кто-то, кто представил бы семью пана Сколомеда. Кто-то, кто послал бы весточку панам Соколувским, Ясновским, Дембовским и Августовским. Им доверяю. Они обещали хпомочь. И от десятка толковых воинов я бы не отказался.
– Десятка не дам. – Сколоменд огорченно развел руками. – Оставлять весь без защиты сейчас опасно вдвойне. Четверых пошлю. И Боруту.
– Пан Борута – это хорошо. – Храмовник довольно потер руки. – Я как раз и хотел просить пана Сколоменда, чтобы пана Боруту послал. Все-таки, родство с местной шляхтой может сыграть нам на руку.
– Ну, а пану Вацлаву что с того? Не из любви же к ядзвинам пан сейчас жизнью рискует?
– Нет, не из любви. – Храмовник демонстративно почесал бока. – Какая уж тут любовь, помню еще, как мне тут бока мяли. Но не вольно бабе себя бискупом мнить. И усобицу на нашей земле разводить, тем более – не вольно.
Снова Мирославе пришлось собирать мужа в поход. Выслушав ночного гостя, Сколоменд велел Мирославе постелить ему поближе к очагу и строго-настрого велел домовому гостя не обижать. В ответ на эту просьбу гость чуть улыбнулся и что-то прошептал, едва коснувшись пальцами сутаны на груди. В ответ в кладовке что-то угрожающе стукнуло.
– Так, тихо! – Сколоменд веско приложил ладошкой о стол. – Ты, Хозяин, потерпишь как-нибудь ночку. Не забывай, что гость в дом… А ты, гость дорогой, не забывайся и домашнюю нежить мне тут не обижай. Знал, к кому шел.
– Прости, пане Сколомеде. – Храмовник развел руками, не удержался.
– В следующий раз – удержись. – Сколоменд развел руками, обращаясь в невестке. – И вот так всегда, как эти двое сойдутся. Право слово, как дети малые порой.
Мирослава ничего не сказала, но отметила про себя, что старенького храмовника со Сколомендом, похоже, связывает намного больше, чем они оба признаются. Устроив в теплом углу постель для гостя, она чуть задержалась, взбивая попышнее пуховую подушку и тихонько спросила.
– Пане-отче, а как же службы? Если пан теперь поедет… – Мирослава, конечно, знала (да и Гжесь рассказывал), что в других местах есть другие храмы и другие храмовники. Но за всю свою недолгую жизнь она бывала только в одном храме. И сейчас не могла себе представить этот храм без отца Вацлава.
– В эту неделю придется обойтись, дитя. Весточку я оставил, народ собираться зазря не будет. А потом, с помощью Творца, вернемся.
Когда все наконец-то улеглись спать, Борута еще долго ластился к Мирославе, словно большой сытый кот. Видя, что наличие гостя за тонкой перегородкой смущает жену, сегодня Борута не претендовал на большее. В конце концов. Мирослава расплакалась, расчувствовавшись от щемящей нежности, что чувствовалась в каждом его движении. На миг ей показалось, что Борута прощается.
– Скажи, – шептала она, уткнувшись в сильное мужнино плечо, — это же не может быть ловушкой?
– Ну, родная моя, сама подумай, зачем им на меня ловушки? – Пытался успокоить жену Борута. – Хотели бы, и так десять раз уже могли бы достать.
И он еще смеялся при виде ее испуганных глаз. Хотя, чего уж там, прав был во всем, если ее прямо под стенами родного поместья «достали».
Следующий день прошел суматошно. Храмовник скромно сидел в уголке у окна и что-то записывал в большую книгу. Зато Ятвежь гудела, словно растревоженный муравейник. За хозяйственными делами Мирослава не заметила, что и кому скомандовал Сколоменд. В общинном доме старейшины не собирались, это точно.
Но вскоре после восхода солнца в сторону границ с бывшим поместьем пана Кшиштофа потянулись подводы – свозить с лесных полянок последние стожки душистого сена.
Между домами с радостными визгами носилась детвора, освобожденная по такому случаю от части домашних работ. Раз такое дело, никто не отпустил мальцов ни в лес по грибы, ни с овцами по подлеску.
– Хозяин защитит, – спокойно пояснила пани Гривда в ответ на вопрос. – Но зачем влезать в лишние долги?
Да, похоже, все отношение ядзвинов к окружающей их нежити сводилось именно к этому: «Надо – договоримся, надо – поклонимся и попросим помощь… Но, лучше всего, обойдемся сами».
Гонцов, которых рассылали во все концы, Мирослава тоже не видела. Но Сколоменд прислал к ним с Неттой троих женщин в помощь и велел готовить обед на большое количество гостей.
– А что готовить-то, отче? – Спросила Нетта немного растерянно. Ее, в отличие от Мирославы, никто ночью не будил. Поэтому и ночной гость, и все, что последовало за его приходом, оказались для нее неожиданностью.
– Что-нибудь простое и сытное. – Подумав, ответил Сколоменд. – Не до праздников сейчас, но накормить людей в дорогу надо.
О том, что за люди и в какую-такую дорогу выступают на ночь глядя Нетта спрашивать не стала. Раз не говорят, не бабского ума дело. Мирослава тоже не стала ничего говорить. Ни Нетте, ни тетке Гривде, ни даже Голде, которая не вытерпела и прибежала потешить любопытство. Только молча развела руками, показывая, что сама знает не больше остальных.
– Я думала, вы утром выезжаете. – Вздохнула она, ненадолго оказавшись вдвоем с Борутой.
– Я тоже думал, что еще одна ночь у нас есть. Но так надо, ясколочко.
Мирослава кивнула и поспешила к котлам, где уже кипела вода на похлебку. Борута с гордостью смотрел вслед жене. Ни разу за время их знакомства она не закапризничала, не потребовала долгих рассказов, не стала цепляться за рукав. «Так надо» – эти слова панна Соколувна, видно, выучила с детства. «Тебе бы княгиней быть, ясколко моя!» – Пробормотал Борута, задумавшись.
– Проше пана? – переспросил храмовник, который как раз проходил мимо.
– Ничего. Задумался немного. – Борута тряхнул головой, отгоняя наваждение. Мечтать было некогда, надо было заниматься насущным.
Первые гости начали съезжаться уже к обеду.
– Гжесю! Братку! – Мирослава кинулась брату на шею и чуть не расплакалась. –
