— Необыкновенный человек, — повторяла она, пока они с Мэри убирали посуду. — Тебе на редкость повезло, Мэри.
В воскресенье Мэри помогала отцу в саду. Мать вынесла им кофе, и они присели на скамью. Утро первого сентября выдалось ослепительно солнечным.
— Тебе остался месяц работы в Чартфорде? — спросил отец. — Ты действительно хочешь потом перейти на место анестезиолога в госпитале Святой Анны?
— Мне бы хотелось.
— Потому что тебя интересует работа анестезиолога или потому что хочешь продолжать встречаться с доктором Кохрейном?
Она испуганно на него посмотрела и быстро отвернулась.
Отец терпеливо ждал. Наконец она ответила:
— Что, это так заметно?
— Посторонним, пожалуй что, нет, — мягко ответил отец. — Но родителей не проведешь.
Мэри вздохнула:
— Трудно сказать, папа. Мне всегда нравилась работа анестезиолога, но, наверное, мне лучше было бы поискать себе работу в Лондоне. Если…
— Так и поищи в Лондоне! Ты будешь несчастной, если останешься там! Этот человек тебе не подходит, и ты должна понять это.
— Я думала, он тебе понравился.
— Он мне очень нравится, но это к делу не относится. Он для тебя слишком стар и считает тебя маленькой девочкой. Он дал нам ясно это понять.
Она вскочила, едва не опрокинув скамейку.
— Папа, умоляю, замолчи! Давай лучше работать!
Она уехала в понедельник пораньше, чтобы успеть вернуться в госпиталь. На девять часов была назначена первая операция.
Мэри ехала в поезде и вспоминала слова отца: «Этот человек тебе не подходит». Наверное, отец прав. Значит, нужно уезжать из Чартфорда, и как можно скорее, пока ее безответное чувство не стало предметом всеобщих насмешек.
На понедельник у доктора Кохрейна всегда было назначено несколько операций. В одиннадцать тридцать они сделали небольшой перерыв, чтобы выпить кофе.
Мэри за маленьким столиком в докторской делала записи в журнале о последней операции. Но в это утро сосредоточиться ей удавалось с трудом.
Наконец завершив дело, она прислушалась к общему разговору и, выждав немного, сказала торопливо, как будто боялась, что передумает:
— Доктор Маккензи, я хочу кое-что вам сказать. Помните наш разговор о месте анестезиолога в госпитале Святой Анны? Я передумала и не стану делать заявку на эту должность.
Оба врача повернулись в ее сторону. Они явно не ожидали такого заявления.
— Но мне показалось, что вы очень хотели получить эту должность, — удивился доктор Маккензи.
Смутившись, Мэри стащила с головы зеленую повязку и запустила пальцы в свои темные волосы.
— Да, действительно хотела, но появились причины… личные… Я хочу найти работу в Лондоне.
Доктор Маккензи понимающе улыбнулся.
— Наверняка какая-нибудь романтическая история? — лукаво спросил он. — Что ж, мне жаль, но вполне понятно. Пойду готовить следующего пациента.
Мэри чувствовала на себе внимательный взгляд доктора Кохрейна. От этого взгляда ей стало не по себе. Она судорожно схватила первый попавшийся журнал и открыла его.
— Господи, да перестаньте притворяться, что читаете! — раздался нетерпеливый возглас доктора Кохрейна.
Она с трудом осмелилась поднять на него глаза.
— Ну и что все это значит?
— Я уже сказала. Я передумала.
— Но почему? Я знаю точно, что никакого жениха у вас в Лондоне нет. Ваш отец сказал мне об этом в прошлый раз.
Мэри вспыхнула от возмущения.
— Да какое право вы имели обсуждать с ним мои личные дела?
Он рассмеялся:
— Вы прелестны, когда сердитесь. Ваш отец просто заметил, что пока ничто не мешает вашей карьере, потому что вы никем не увлечены. Ведь большинство женщин предпочитает карьере замужество.
В дверь постучала операционная сестра:
— Пациент готов, сэр.
Мэри вскочила, радуясь, что можно оборвать неприятный разговор.
— Сядьте! — резко приказал он. — Вы еще не ответили на мой вопрос.
— Я хочу находиться поближе к дому. Мои родители скучают без меня…
— Чушь! — рявкнул он. — Я никогда еще не встречал такую счастливую супружескую пару. Они не из числа тех родителей, которые стремятся держать детей при себе чуть ли не до старости. — Он вдруг стукнул кулаком по столу. — Ну-ка, девушка, выкладывайте. Что за таинственная причина?
— Никакой тайны нет, мистер Кохрейн. Просто я поняла, что не создана для сельской жизни.
— Вы не умеете врать, Мэри. В чем же дело, моя дорогая? Прошу вас, скажите мне. — Его голос стал нежным.
Такое неожиданное участие было еще невыносимее, чем холодность и грубость.
— Но это мое личное дело… — Тут ее голос снизился почти до шепота.
— Что ж, вы правильно сказали — это ваше личное дело. — Его тон превратился в ледяной. — Я больше не стану вас расспрашивать, мисс Хантер. — Он встал и начал мыть руки.
Они больше никогда не возвращались к этой теме. Он вообще почти перестал разговаривать с Мэри. Наблюдательная Джо Миллер тут же заметила это и однажды вечером спросила Мэри:
— Чем вы так обидели доктора Кохрейна?
Мэри густо покраснела.
— Я ничего такого и не заметила, — буркнула она.
— Да бросьте! Раньше он вел себя с вами совсем не так.
— Кажется, я его обидела, — вздохнув, призналась Мэри. — Мне хочется поскорее уехать отсюда, Джо.
— Почему? Вы прекрасно со всеми поладили. Даже сестра Уайт в последнее время перестала к вам цепляться.
Это было правдой. Как-то во время недавней операции, когда мистер Кохрейн грубовато заметил Мэри, что она слишком медленно готовит лигатуру, сестра Уайт вдруг пришла ей на помощь:
— Доктор Хантер сегодня ассистировала доктору Робертсу.
— Бедняжка доктор Хантер, — насмешливо сказал он, — надеюсь, вы не свалитесь снова в обморок?
— Нет, сэр, — сдавленно ответила Мэри и так быстро подала последнюю лигатуру, что чуть не порезала ему руку ножницами.
— Эй, нельзя ли поосторожнее! Вам явно пора в отпуск. — Он повернулся к доктору Маккензи: — Скоро мисс Хантер нас покинет, но уже поступили три заявки на ее место.
Она старалась быть все время занятой, работала больше, чем требовалось, только чтобы ни о чем не думать. Миссис Дженнингс, которая до сих пор оставалась в госпитале, очень беспокоилась за Мэри.
— Вас что-то тревожит, доктор? У вас такой усталый вид.
Мистер Кохрейн взглянул на Мэри с лукавой усмешкой:
— Почему вы смутились, мисс Хантер? Или вы не согласны с миссис Дженнингс?
— Вы прекрасно знаете, в чем дело, — неуверенно возразила Мэри. Потом, решив, что все равно скоро уйдет отсюда, заговорила посмелее: — Или вы думаете, что мне приятны ваши бесконечные выговоры?
