— Правда? И что она сказала?
— Она вскользь упомянула, что у вас крупные проблемы с общественным мнением.
«Работа. Ну конечно».
— Так и есть.
— Я слышал о вашей… оплошности. — Отец Джулии подобрал мягкий вариант. — Я знаю, зачем вам нужна моя дочь.
— Я надеюсь, она сможет помочь мне исправить ситуацию.
— Даже не сомневайтесь. Джулия — настоящий профессионал, — сказал он без малейшего намека на гордость. — Когда дело касается клиентов, Джулия может любого человека заставить поверить во все, что угодно. — Старик подошел ближе. — Иногда мне кажется, она может потерять объективность и поверить в то, что сама придумала.
Повисло молчание.
— Я понимаю, почему вы видите в этом проблему, — произнес Алек наконец.
— Ей многое пришлось пережить.
Алек снова откашлялся.
— Я знаю про ее мужа. Примите мои соболезнования.
Лайл отрывисто кивнул.
— Скотт был воплощением всего, что отец желает видеть в избраннике своей дочери. Она почти ни с кем не встречалась с тех пор, как он умер. По правде говоря, я не видел ни одного из тех парней.
— О, правда?
Алек чувствовал, как краска подступает к его щекам. Он не знал, что еще сказать. Он мог возразить и сказать, что они с Джулией не встречаются. Они и не встречались. Или все-таки встречались?
Тут появилась Джулия и прояснила ситуацию с большой долей убеждения в голосе.
— Мы с Алеком идем не на свидание.
Она стояла в кухонном проеме. Рядом с ней стояла женщина — точная копия Джулии, только старше, меньше ростом и с темными волосами с проседью.
— Лайл! — воскликнула пожилая женщина, затем добавила: — Меня зовут Шерри Беллами, я мама Джулии.
— Здравствуйте, рад знакомству! — сказал он и дружелюбно улыбнулся. В искренность его улыбки никто не поверил.
— Он на пенсии, — сказала Шерри, как будто это все объясняло. Затем, обращаясь к Лайлу, добавила: — Тебе нужно найти занятие по душе и прекратить совать свой нос в дела Джулии.
Лайл пожал плечами:
— Что-то я не припомню, когда Джулия в последний раз встречалась с клиентами не по делу, да еще и в субботу. Она сказала, что они пойдут смотреть дома.
На этот раз покраснела Джулия.
— Дом, папа. Один дом. И я просто помогаю Алеку. Так же как вы с мамой помогаете мне, когда сидите с детьми. — Она подошла к отцу, встала на цыпочки и чмокнула его в щеку. — Мы ненадолго. Всего на пару часов.
— Значит, ты вернешься в обед и мы успеем устроить утренник?
— Конечно, успеем. Я же не на весь день уезжаю.
Джулия поцеловала детей на прощание, наказала им вести себя хорошо, и они с Алеком отправились в путь.
— Простите моего отца, — произнесла Джулия, как только они сели в машину.
— Ничего страшного. Он очень мило о вас заботится.
— Хорошо, что вы это так понимаете, — усмехнулась Джулия.
— Так вы почти не ходили на свидания?
— Нет.
Джулия нервно теребила пальцы. Алек осторожно взял ее руку и спросил:
— Почему? Я не верю, что дело в отсутствии предложений.
Слова Алека прозвучали ненавязчиво, но сердце Джулии все равно забилось быстрее. Возможно, именно учащенное сердцебиение заставило ее напомнить им обоим о реальности.
— У меня была пара свиданий. По большей части все ограничивалось одной встречей.
Алек снова спросил почему. Джулия посмотрела на него исподлобья и ответила:
— Думаю, вы знаете почему. У меня же есть балласт, Алек.
— Дети.
Джулия кивнула.
— Думаю, вы понимаете, что немногие мужчины горят желанием встречаться с матерью-одиночкой.
Алек отвлекся на дорогу. Джулия думала, что он отпустит ее руку, но этого не произошло. Их руки оставались сцепленными в замок до конца поездки.
Дом, который они собирались посмотреть, находился в получасе езды от города. Это был микрорайон с просторными парковочными местами и безупречно подстриженными газонами. Джулия сразу поняла, что ей не по карману такая роскошь, даже если она накопит внушительную сумму для первоначального взноса. Поэтому, когда они проезжали по обсаженной деревьями улице, она с грустью вздохнула.
— Что-то не так? — спросил Алек.
— Все хорошо. Отличный район. Очень тихое и безопасное место. — Дети могли бы кататься на велосипеде или играть на улице без постоянного присмотра взрослых. Не говоря уже о том, что до города рукой подать. Именно в таком месте Джулия хотела бы жить со своими детьми. — И в местных школах есть отличная программа по рисованию. В последние годы многие школы, особенно государственные, стали большое внимание уделять этому предмету. Но не в той, где учатся мои дети. Я бы хотела, чтобы Даниель училась здесь.
— Она любит рисовать?
Джулия кивнула.
— Очень любит, и у нее хорошо получается. Она хочет поехать в художественный лагерь в августе.
— Вы уже записали ее?
— Я… нет.
— И что вам мешает? Если это, конечно, не секрет.
— Ну, во-первых, до него ехать целый час, и программа рассчитана на неделю. А Даниель всего девять лет. Она никогда не уезжала из дома дольше, чем на одну ночь, и то только к моим родителям или сестре.
— В этом возрасте я уже два года жил в школе-пансионе.
— Вам было страшно в первый раз оставаться ночью вдалеке от своих родных?
— Страшно? Нет. — Алек ненадолго замолчал. — Мне было скорее не по себе. Мне казалось, что я провинился, и меня так наказывают, особенно когда моих соседей по комнате забирали на выходные, а меня нет.
— Должно быть, вы чувствовали себя одиноко.
— Да. — Алек покосился на нее. — Однажды, во втором классе, я порезал ножницами всю свою школьную форму. Я надеялся, что у меня будут из-за этого серьезные проблемы и родителям придется меня забрать.
Тут даже не надо было обращаться к доктору Споку. И без того понятно, что, с точки зрения ребенка, пусть лучше ругают, чем совсем не обращают внимания.
— И как? Забрали? — спросила Джулия.
— Нет. Они заплатили за новую форму. И я еще раз ее порезал. А потом еще раз. Это было нелегко сделать, поскольку у меня забрали ножницы. — На этот раз Алек подмигнул ей. — Мне помог закон о спросе и предложении. Я пообещал однокласснику, что целый месяц буду отдавать ему свой десерт, если он достанет мне новые. И он достал. После третьего нарушения правил меня исключили из школы.
— И ваши родители наконец-то появились, — предположила Джулия, пытаясь побороть в себе приступы нарастающего возмущения.
— Нет. Но они прислали водителя, который отвез меня к деду. Я пробыл там неделю, а потом меня перевели в другую школу. Борден-сандвильская академия для мальчиков. Там у нас была зеленая форма. — Алек поджал губы.
