Когда она спустилась, все стояли внизу у камина с бокалами в руках. Мистер Кохрейн, такой элегантный в своем черном костюме, одобрительно улыбнулся при виде Мэри.
— Вы выглядите прекрасно, Мэри. И я должен признать, что сейчас вы смотритесь гораздо лучше, чем когда работали в Чартфорде. Неужели я так изнурял вас?
Она отшутилась:
— Разумеется. Терапевты — не такие строгие учителя.
— Если займешься акушерством, это будет еще тяжелее, чем хирургия, — заметил отец Мэри.
— Согласен с вами, — кивнул мистер Кохрейн. — Дети почему-то имеют скверную привычку появляться на свет по ночам. Вы мне не говорили, что уже подыскали следующую работу, Мэри.
— Я только разослала письма. А вы уже получили заявки на вакантное место?
— Пока нет, но это меня не беспокоит.
— Мы боимся, что она может упустить постоянную работу из-за своего заместительства, — озабоченно вздохнула миссис Хантер.
— Не стоит этого бояться. Они легко найдут другого временного педиатра.
— Ну вот опять, — заметила Мэри. — Обсуждаете мои дела, как будто меня здесь нет.
Мистер Кохрейн засмеялся и взглянул на часы:
— Пора ехать, иначе мы опоздаем.
Концерт превзошел все ожидания Мэри. Дирижер был итальянец, солисты — мировые знаменитости, а хор просто великолепен. Когда все закончилось, Мэри еще долго сидела как завороженная, ничего не замечая вокруг.
Мистер Кохрейн дотронулся до ее руки и спросил, лукаво усмехаясь:
— Что такое? Или вам не понравилось?
Она метнула на него возмущенный взгляд.
— Я… Просто это выше моих сил… Я слышала в записи, но никогда в живом исполнении…
И, очнувшись, с энтузиазмом принялась аплодировать. Выходя из зала, оба молчали. Когда шли к машине, он вдруг взял ее за руку:
— Легко потеряться в такой толпе.
Доктор Кохрейн повез ее в маленький итальянский ресторанчик в Сохо. Его убранство было скромным, зато кухня выше всех похвал. По тому приему, который здесь оказали мистеру Кохрейну, Мэри сразу поняла, что он здесь завсегдатай. Им была оказана большая честь — хозяин сам их обслуживал.
Мистер Анжели свободно говорил по-английски, только с заметным итальянским акцентом. Он позвал жену. Из кухни выплыла громадная толстуха и с улыбкой подошла к их столику.
— Давненько вас не было видно. — Хотя она обращалась к доктору Кохрейну, ее блестящие глаза тем временем внимательно изучали Мэри.
— Это доктор Хантер, Мария, — представил мистер Кохрейн. — Она тоже работает в госпитале Святой Анны.
— Dottore? — Мария так удивилась, что перешла на родной язык.
— Слишком она хорошенькая, чтобы быть доктором, — согласился мистер Анжели. — Но может быть, — он лукавым взглядом обвел их обоих, — она скоро оставит работу?
Мэри мгновенно покраснела от прозрачного намека и опустила глаза. Но мистер Кохрейн и не подумал смутиться. С улыбкой он произнес:
— Доктор Хантер — очень серьезная девушка. Для нее работа — самое главное в жизни.
Она догадалась по веселым искоркам в его глазах, что он ее поддразнивает, но Мария ничего не поняла.
Муж разразился итальянской скороговоркой, объясняя жене смысл слов мистера Кохрейна. Мария неодобрительно покачала головой, глядя на Мэри, и что-то добавила по-итальянски.
— Что она сказала? — спросила Мэри, но, когда мистер Анжели перевел, пожалела о своем вопросе.
— Она говорит, это неправильно для женщины — заниматься мужской работой. Женщине надо выйти замуж и завести побольше детей.
Вошли новые посетители, но хозяин, прежде чем отойти от их столика, лучезарно улыбнулся и сказал с фамильярностью давнего знакомого:
— Может быть, вы еще заставите ее передумать, мистер Кохрейн?
Мистер Кохрейн рассмеялся, и, когда они снова остались вдвоем, весело посмотрел на Мэри.
— Вы не должны принимать эти разговоры всерьез. Все итальянцы — романтики. Увидят мужчину и женщину вместе — и сразу же воображают, что между ними любовная связь.
Она застенчиво улыбнулась в ответ.
— Я и не принимаю. Они очень милые.
К ее облегчению, он сменил тему, и неловкость скоро прошла. Для Мэри это был прекрасный вечер, такой же счастливый, как и тот, что они провели когда-то в Глиндеборне.
Она прекрасно себя чувствовала, согретая его вниманием, и поэтому решилась задать вопрос, который мучил ее всю неделю:
— Если вы так давно заказали билеты, почему не говорили мне об этом до последнего?
На его лице появилось выражение, которое она не смогла определить. Тогда Мэри быстро добавила:
— Я подумала, как было бы ужасно, если бы у меня оказались какие-то неотложные планы на этот вечер.
Он помолчал, глядя на нее с улыбкой, потом ответил:
— Наверное, не был уверен, что вы согласитесь.
Одна мысль, что такой мужчина, как он, может быть не уверен в себе, поразила Мэри. Она с удивлением на него взглянула:
— Но вы же знаете, как я люблю музыку!
— Я не сомневался в вашей приверженности музыке, — сказал он, усмехаясь. — Я только свой личный шарм ставил под сомнение.
Он быстро допил бренди и оглянулся, разыскивая взглядом мистера Анжели.
— Допивайте быстрее. Я хочу пройтись и подышать свежим воздухом, прежде чем садиться за руль.
Погода была холодная, но ясная. Когда они вышли из ресторана, он с сомнением поглядел на нее:
— Вы не замерзнете? Можете идти пешком в этих туфлях?
После того как она уверила его, что может ходить сколько угодно, он с улыбкой взял ее под руку.
— Вы заметили, что мы ни разу не поругались за вечер?
— Да, сегодня поставлен рекорд, мистер Кохрейн. — Она тоже пошутила, и он еще крепче сжал ее руку.
— Не кажется ли вам, что мы достаточно с вами знакомы, чтобы вы могли звать меня просто Ричард? Да, кстати, — вдруг сказал он. — О Бэйли. Он ведь ваш близкий друг?
— Дик? Да, мы хорошо знаем друг друга.
— Если вы его так хорошо знаете, то, вероятно, вам известно о его… скажем… некоторых дурных привычках?
Мэри остановилась. Свет от фонаря падал на их лица.
— Что вы имеете в виду? Дик всегда был хорошим врачом.
Доктор Кохрейн пожал плечами:
— Да, он превосходный работник. Но его подводит слабость к спиртному.
— Он ведет себя как и все остальные молодые врачи, — с возмущением отозвалась Мэри. — Раз это не отражается на его работе, то… никому не должно быть дела до его личной жизни… — Она чуть не сказала «вам», но вовремя спохватилась.
Он с подозрением взглянул на нее.
— Как вы отважно бросились его защищать! Но смею вас уверить, что такое поведение скажется в конце концов и на его работе.
