— Ты что, счастливее будешь, если похудеешь?
— Да! — Естественно. Это подтвердит любая женщина.
— Господи, да как же это связано? Что не так с твоей фигурой? Я обожаю ее. Невыносимо смотреть, как ты себя истязаешь. — Он вложил ей в руку остававшиеся у него конфетки. — Ешь и забудь о своих дурацких установках!
Слезы навернулись у нее на глаза, когда она услышала, что он обожает ее фигуру. Так, со слезами на глазах, она и доклевала шоколадные изюмины со своей ладошки.
— Все. — Николь откинулась на спинку дивана. — Если съем еще хоть одну, заболею!
И только тогда Кейд накрыл банку крышкой.
— Николь, беда-то не в весе. Беда — в твоем отношении. Пока ты не научишься ценить себя, любить свое тело — а его надо любить, потому что оно красиво! — ты и от других ничего хорошего не дождешься. Тебе не похудеть надо, а научиться жить с высоко поднятой головой.
Да, у Хиндмаршей это есть. Она всегда замечала, как держатся Верити и Ди — без грамма снобизма, очень просто, даже с толикой самоиронии. Но — с неизменным чувством собственного достоинства. Конечно, мамино воспитание не способствовало развитию высокой самооценки. Но сейчас-то она уже давным-давно выросла. Николь ведь прекрасно сознает, что она одаренный педагог. Знает, что у нее прекрасный голос. Как выяснилось, она еще и неплохая наездница (не будем про бокс). А еще она — хороший, верный друг.
— Все это простые, очевидные истины, но… — задумчиво произнесла Николь, — одно дело знать, а другое — верить. Я… я начинаю верить.
Он внимательно посмотрел ей в глаза, потом перевел взгляд ниже. Николь стало жарко. Было что-то невыносимо соблазнительное в том, как он, не отрываясь, просто смотрел потемневшими от страсти глазами на ее губы.
— Тебе пора идти спать.
Правильные слова сорвались с его языка, но при этом он так и не пошевелился и не оторвал жадного взгляда от ее губ. А она и не подумала подчиниться — сегодня ночью он сам ей доказал, что не стоит отказывать себе в маленьких слабостях. Хотя… страсть, которую он вызывал в ней, нельзя было отнести к маленьким слабостям — она совершенно точно хотела его гораздо, гораздо больше, чем изюм! А значит…
Она погладила его лицо обеими руками и, подавшись к нему, легонько прижалась губами к его губам. У нее на губах был вкус шоколада, у него — виски, и сочетание получилось восхитительное. Он не отозвался, но и не сбежал. Это ее вполне устраивало. Она придвинулась еще ближе и поцеловала его более жадно. Он, кажется, перестал дышать. Ее руки исследовали его лицо — угловатые линии челюсти, волевой подбородок, — она давно мечтала это сделать. Николь стала гладить крепкую шею, прямые плечи. Одну руку она обвила вокруг его затылка, изогнулась, прижалась к нему еще теснее. Другой начала блуждать по его груди, наслаждаясь ощущением брутальной мужественности и силы. Ее смелость разбила чары, заставлявшие его сидеть недвижимо, и Кейд наконец очнулся. С глухим стоном он сгреб ее в охапку, прижал к себе и стал целовать неожиданно властно, собственнически — она никогда бы не подумала, что именно это ей понравится!
Его рука проникла ей под футболку. Она задохнулась от восхитительно интимного ощущения его шероховатой ладони на своей коже. Теперь страсть вспыхнула, словно разошедшийся в полную силу пожар. Он наваливался на нее почти всем своим весом, вжимая в подушки. Его губы, язык дразнили ее рот, и все, что она могла, — только еще сильнее цепляться за его плечи. Его сильное бедро вклинилось между ее бедер, заставляя ее раскрыться. Николь выгнулась, охваченная единственным желанием — чтобы он наконец полностью накрыл ее своим телом.
Кейд накормил ее изюмом в шоколаде. Он сказал, что обожает ее фигуру. Он поцеловал ее именно так, как она, оказывается, всегда мечтала. Да он само совершенство!
С хриплым стоном Николь высвободила руки и стала то ли расстегивать, то ли отрывать пуговицы его рубашки. Какое наслаждение прикасаться к нему, к его коже, одновременно и грубоватой, и шелковистой, к крепким мускулам широкой груди. Николь прижала ладони к разгоряченному телу и вдыхала его аромат. Очень медленно она сдвинула руки ниже. Коснулась его живота. Кейд задрожал. Это она делает с ним такое? Николь опустила ладони еще ниже. Точно, снова задрожал! Она упивалась своим новым открытием, что может так легко управлять этой воплощенной мужественностью.
Но оказалось, у них это взаимно. Его рука, пробравшаяся к ней под одежду, накрыла ее грудь. Тонкий хлопковый бюстгальтер не смог скрыть ее бурной реакции на очень откровенную, бесстыдную ласку его пальцев. Николь вскрикнула, изогнувшись ему навстречу, и неотразимо самодовольная, ленивая улыбка появилась на его лице. Кейд не собирался останавливаться. Тогда ее пальцы сбежали ниже, перебирая грубую ткань его джинсов. Вальяжная улыбка в момент слетела с его лица.
— Поцелуй меня! — то ли взмолилась, то ли приказала она, и Кейд повиновался.
Пространство и время перестали существовать. Николь пропала…
— Папочка!
Посторонний звук достиг ее слуха, и она застыла.
— Ник!
Кейд окаменел. Только сейчас Николь поняла, что произошло. Элла! Они отпрянули друг от друга. Николь поспешно поправила одежду. И изобразила бодрую улыбку:
— Привет, солнышко!
Она взглянула на Кейда, ожидая, что он так же растерян, как и она сама, но ничего подобного! Похоже, он просто-напросто стряхнул с себя страсть, как ни в чем не бывало. Ее словно окатило холодом, живот болезненно сжался. Такое впечатление, что Кейд за доли секунды возвел между ними кирпичную стену. Она даже на миг закрыла глаза, настолько больно было видеть его таким — ледяным, отчужденным. Ей захотелось крикнуть, встряхнуть его. Ей захотелось…
Чего бы ей ни хотелось, очевидно, что это не имело ни малейшего значения.
— Что случилось, милая? — Ее собственный голос звучал на удивление безмятежно, хотя внутри у нее все дрожало. — Почему ты встала?
Элла подбежала к ней и уткнулась личиком ей в колени.
— Я хочу пить!
— Ну, это не беда! Сейчас принесу.
— Я позабочусь об этом, — произнес Кейд и без видимого усилия подхватил Эллу на руки. — Иди спать, Николь.
«Вы свободны!» — вот как это прозвучало. Он ушел и унес ребенка, а Николь все сидела на месте, оглушенная, уничтоженная, и перед ее мысленным взором мелькали картинки всего произошедшего. Его горячий требовательный рот, ее восторг и полное подчинение, а потом — внезапное отрезвление, его холодность и отчужденность. Как это пережить? Как же вообще с ним теперь общаться? Она обхватила себя руками. Боже, как стыдно! Наверное, нужно быть благодарной судьбе, что их прервали, но Николь переполняли чувства, далекие от благодарности. Обида, унижение, разочарование…
