Но мои друзья и дальние родственники начали присылать приглашения, напоминая мне, как далеко в унитаз Ромео спустил мою репутацию.
— Это правда, что ты беременна? — однажды вечером Саванна плакала мне по телефону. — Говорят, что твой папа заставил его жениться на тебе после того, как нашел в мусорке тест на беременность.
Эмили удалось быть немного более утонченной.
— Твои родители прислали мне приглашение. Спасибо тебе за это. Ты не будешь сильно возражать, если я пропущу свадьбу? Я не утверждаю, что так и будет. Мне просто нужно убедить родителей, что это не испортит мою... э-э... репутацию. Пожалуйста, не злись на меня, Дал. По крайней мере, ты выходишь замуж. И за Ромео Косту, не меньше. Я до сих пор не получила ни одного предложения и не хочу получить плохую репутацию, связавшись не с теми людьми.
В конце концов, вселенная передумала. Эмилия появилась в сопровождении своих зорких родителей. Сав тоже была здесь и даже привела с собой пару.
На самом деле, я слышала, что снаружи, в саду Оливера фон Бисмарка эпохи девятнадцатого века, смешалось более восьмисот гостей, в том числе семья Лихтов.
Мэдисон был здесь.
От этой мысли мне захотелось залезть под кровать и спрятаться.
Я чувствовала себя такой жалкой и виноватой за то, что натворила. Что вызвало эту цепную реакцию, которая вывела жизнь каждого из нас из-под контроля.
— Дал! О, Дал, торт! — мама ворвалась в номер для новобрачных, также известный как двенадцатая гостевая комната Оливера, обмахиваясь веером. Она прислонилась к двери, ее пальцы дрожали на ключице. — Это восьмиярусный торт. Все белое. Форма твоего платья со съедобными реалистичными розами и нестандартной каллиграфией.
Мама была в восторге.
Мы с Фрэнки ограждали ее от горькой правды о моем браке. Всю прошлую неделю я трепалась о Ромео.
Что еще я могла сделать?
Фрэнки сказала, что она вообще перестала есть и разговаривать с моим отцом, чтобы вернуть меня домой.
Как бы я не ненавидела папу, я все равно не могла видеть маму опустошенной.
— О боже, — я заставила себя улыбнуться. — Жаль, что я, вероятно, собираюсь разрезать его, прежде чем кто-нибудь сделает снимок.
— Время шоу, дамы, — свадебный организатор распахнула дверь ногой, и под ее дизайнерской одеждой выступили ведра пота. Она носила наушник с микрофоном, зависшим перед губами. — Жених уже ждет – и, должна добавить, при этом выглядит восхитительно. Все гости сидят. Все готово.
Фрэнки бросила на меня отчаянный взгляд.
Сейчас или никогда — сказал он.
И хотя я не могла представить, что обрету счастье с моим жестоким и красивым женихом, я также не могла вернуться в Чапел-Фолс израненной женщиной и рисковать будущим Фрэнки.
Кроме того, какое будущее меня ждало?
Меня никто больше не получит. По крайней мере, с Ромео Костой у меня была финансовая безопасность, крыша над головой и будущее с детьми.
— Пойдем, любовь моя, — мама прогнала парикмахеров и визажистов, подняв меня. Ее улыбка умерла, как только наши пальцы соприкоснулись. — У тебя ледяные руки.
Я сглотнула.
— Это просто нервы.
— Ты уверена? — она заглянула мне в лицо. — Ты бы сказала мне, если бы была несчастлива, верно, Огурчик?
Я чуть не упала в обморок, услышав свое детское прозвище. Я ничего не хотела больше, чем вернуться домой. Исправить мою ошибку месячной давности.
— Все прекрасно, мама. Я самая счастливая девочка на свете.
ГЛАВА 24
Даллас
Как и всякая ложь, моя свадьба была слишком красивой, хорошо отрепетированной, а главное – бездушной.
Мое платье олицетворяло царственность. Длинные кружевные рукава, глубокий V-образный вырез декольте, чистый атласный корпус и круглый шлейф, закрывавший всю парадную лестницу особняка фон Бисмарков.
Три модных журнала пришли сделать фотографии. Прибыль пошла на благотворительность – в армию Фридриха. Идея Ромео.
Как и во всем остальном, у меня не было права голоса.
Таблоиды и местные новости сообщали, что одна только цветочная композиция стоила более 120 тысяч.
Я не сомневалась.
Мои родители не пожалели ни копейки на роскошное мероприятие. Мама упомянула ранее, что мы давно превысили отметку в миллион долларов.
На приеме, который состоится во втором ботаническом саду Оливера, увитом плющом, были предложены фирменные коктейли R&D с нашими именами, закуски, приготовленные на месте итальянскими поварами, обладателями звезд «Мишлен», и пятизначные пакеты с вкусняшками, от которых языки развязывались.
Я сникла под тяжелой одеждой, плавая в ткани, впившейся мне в ребра.
Я не ела ничего существенного в течение нескольких недель. С тех пор, как Ромео очистил дом от всего съедобного.
Хетти подсунула мне завтрак с буррито и булочками под одежду, чтобы камеры не засняли, как она нарушает приказ Ромео.
В противном случае все, что мог предложить дом – это капуста, куриные грудки, овсянка и нищета.
Дойдя до края прохода, я остановилась. Ширма из свисающих белых орхидей заслоняла меня от глаз. Вскоре я пойду по проходу и попаду в объятия Бога Войны и стану Костой.
Папа материализовался рядом со мной, взяв меня за руку. Он попытался установить зрительный контакт, пока мы стояли на длинном белом ковре, расстеленном на заднем дворе Оливера площадью пять акров.
Я не сводила глаз с орхидей, стиснув зубы.
— Пожалуйста, Даллас, разве ты не видишь, что я опустошен?
Неужели он только что говорил о себе?
— Как и должно быть.
Я сжала свой букет белых роз. Шипы вонзились в мою плоть.
Папа открыл рот.
К счастью, музыка прервала его.
С мамой и Моникой, ответственными за большую часть планирования, я говорила о головных болях и тошноте весь месяц, я понятия не имела, какую песню они выбрали. «Ave Verum Corpus» Моцарта.
Как удачно. Я всегда ассоциировала это с жестокой бойней в кино, а-ля «Красная свадьба».
Даже та свадьба была лучше моей.
Я не знала, как мне удалось переставлять одну ногу за другой, но я это сделала. В какой-то момент мы с папой пролезли сквозь занавеску из орхидей и оказались на виду.
По проходу прокатились вздохи и приглушенный шепот. Мигающие огни камеры лизали мою кожу.
Мои подружки невесты, Фрэнки и Сав, несли шлейф моего платья, а шесть цветочниц из моей местной церкви плелись позади, забрасывая гостей лепестками белых роз.
Я смотрела вниз и избегала зрительного контакта с гостями, которые поднялись на ноги, аплодируя и хлопая.
Интересно, здесь ли Морган? Где-то в толпе. Потягивает шампанское, развлекаясь тем, как глупо я выгляжу, выходя замуж за человека, который все еще поклоняется ее алтарю.
На самом деле я задавалась вопросом, видел ли Ромео ее между балом дебютанток и сейчас.
Эта мысль вызывала у меня тошноту. Не потому, что он мне нравился, а потому, что я не хотела, чтобы меня выставили еще большей дурой, чем я уже была.
Я дошла до алтаря. Передо мной стоял человек, которого я в последний раз оставила прикованным к кровати, покрытым взбитыми сливками. Мощный, внушительный и больше, чем жизнь.
Образ вызвал у меня внезапный, неконтролируемый смешок. Я почувствовала, как краснеет моя шея.
Потом я взглянула вверх, и смех застрял у меня в горле.
Я почти забыла, каким красивым был Ромео Коста.
Почти.
На нем был строгий смокинг. Его волосы, короче, чем я помнила, идеально подстриженные, были зачесаны назад.
Его серые глаза, обычно флиртующие с голубым цветом, казались почти серебристо-металлическими. Его лицо было нейтральным и пустым, как унылая картина в приемной.
Когда папа отошел в сторону, и я встала перед ним, Ромео удивил меня, наклонившись вперед и прижавшись губами к линии моего подбородка.
Только он не целовал меня в щеку.
Это было просто шоу для наших гостей.
На самом деле Ромео прошептал мне на ухо:
