— Хорошо, — покорно кивнула она.
— Обязательно?
— Да.
По броне ее спокойствия пробежала первая трещинка, но Шарлотта успела скрыть ее за широкой улыбкой.
— Он немного перебарщивает, да? — пробормотала Милли.
— А что до тебя… — Грейсон перевел на нее суровый взгляд кофейно-черных глаз. — Если что-то произойдет с Шарлоттой, а она мне по какой-то причине не позвонит, это должна будешь сделать ты.
— Хорошо, — вздохнула Милли.
— Я не хочу оставаться в неведении.
— Этого не произойдет.
— Теперь ты. — Грей повернулся к ухмыляющемуся Дереку. — Ты должен присматривать за моей будущей женой и матерью моего ребенка и следить, чтобы она не переутомлялась. И делать ты это будешь с уважительной дистанции, ясно?
— Без проблем, — откликнулся он, и у Грея непроизвольно зачесались руки сбить эту многозначительную ухмылку с его лица. Он уважал Дерека как профессионала и отличного ученого, но в некоторых случаях он безумно раздражал его.
Грейсон не любил долгих прощаний. Как и Шарлотта. Она подошла к нему, приподнялась на цыпочки и поцеловала, стараясь запомнить вкус его губ и дать ему почву для воспоминаний долгими одинокими ночами на Галапагосе.
Сегодня на ней было очаровательное легкое платье с ярким цветочным рисунком и глубоким декольте. Шарлотта очень долго выбирала этот наряд, тщательно делала прическу и макияж, потому что сегодня она хотела выглядеть особенно привлекательно. Она не собиралась делать его отъезд легким. Пусть желание вернуться к ней как можно скорее проснется уже сейчас.
Галапагосский архипелаг дал Грею все, о чем он мог мечтать, и даже больше. Он будоражил воображение любителя приключений и обещал прекрасные материалы для исследователя и ученого. Его коллеги по проекту были профессионалами своего дела и высококлассными учеными, готовыми к работе и полными энтузиазма. Младшие из них признали его лидерство и подчинялись беспрекословно, старшие — седовласые биолог и энтомолог — передали ему бразды правления и качественно выполняли возложенные на них обязанности. А еще они не имели ничего против Джо Танка и вероятности того, что иногда он будет подменять Грея на посту руководителя экспедиции.
Главной и единственной проблемой Грейсона была связь. У них были лучшие телефоны, факс и Интернет, но связь зависела от качества сигнала, а так как они все время перемещались, сплавляясь по рекам, оно было очень нестабильным.
Грей отправлял Шарлотте письма и сообщения так часто, как это было возможно, и очень надеялся, что пока этого достаточно.
Проведя несколько дней на Галапагосе, он понял, что постоянно думает о Шарлотте, иногда в самые неподходящие для этого моменты, размышляет о том, как продвигается работа по созданию фонда.
Сиднейский университет сделал большую глупость, разорвав все контакты с Шарлоттой. Как только люди узнали о создании «Фонда Гринстоун», по всему миру открылись тысячи кошельков, и деньги потекли рекой. Вопреки прогнозам недоброжелателей старые связи Гринстоунов были в полном порядке, и множество людей хотели участвовать в этом проекте. Шарлотта светилась от радости и работала в два раза больше, стараясь доказать, что она и ее фонд стоят того, чтобы вкладывать в него деньги.
Она очень хотела, чтобы первая археологическая экспедиция, проведенная на деньги фонда, закончилась триумфом, поэтому очень тщательно выбирала место первых раскопок. Грей был уверен в ее успехе, но при этом он не мог не думать о том, насколько проще стала бы их жизнь и работа, если бы Шарлотта согласилась путешествовать.
Грей безумно скучал по ней, мечтал увидеть ее улыбку и обнимать во сне, следить за тем, как постепенно изменяется ее тело во время беременности — он не хотел ничего упустить.
Шарлотта не собиралась скучать по Грейсону. У него была своя работа, а у нее своя. До открытия фонда нужно было еще сделать массу всего, и ей некогда было тосковать по нему. Кроме того, она должна была каждый день делать упражнения для беременных и правильно питаться. Она еще никогда в жизни не ела столько полезной еды, сколько в эти месяцы.
К ее удивлению, письма и эсэмэски от Грейсона приходили регулярно. Шарлотта знала, что это не просто, когда ты находишься в экспедиции, тем более на
Галапагосе. Она ценила его усилия поддерживать связь и с радостью читала его письма и смотрела забавные фотографии, которые он отправлял ей по электронной почте. Ей было приятно узнать, что у отца ее ребенка прекрасное чувство юмора.
Четырнадцатый день с момента отъезда Грейсона был особенно тяжелым для Шарлотты. Ощущение абсолютного одиночества, нараставшее с каждым днем, сегодня стало совершенно невыносимым. Ничто не помогало ее выбросить Грейсона из головы и вернуться к работе. Он не писал уже три дня. Конечно, умом она понимала, что связь на Галапагосе совершенно отвратительная и ей не о чем беспокоиться, но ничего не могла с собой поделать.
При одной мысли о том, что с Греем случилась беда, у нее начинался приступ паники.
Прошло еще два дня, а Грейсон так и не написал ни слова, а потом еще два. Шарлотта сидела за столом и смотрела на карточку с контактом на случай экстренной ситуации. Раньше там всегда был написан номер Авроры, и сейчас нужно было вписать новый. Так как Грейсон пропадал на Галапагосе, она вписала туда не его телефон, а Оливии. Ей нужен был человек, который навсегда останется рядом и в случае, если с ней что-то произойдет, сможет решить все вопросы и позаботиться о ее ребенке. Оливия, несмотря на свое ледяное отношение к Шарлотте, производила впечатление как раз такого человека. И еще ей, наверное, следует переписать завещание. Или слишком рано думать об этом? Этот ребенок даже не родился. Может, стоит оставить деньги «Фонду Гринстоун»? Или Грейсону? Или сделать для ребенка трастовый фонд, которым до его совершеннолетия будет управлять Грейсон?
Аврора наверняка знала бы, что нужно делать. Ей бы не было так страшно. Она всегда повторяла: «Не бойся жить, Шарлотта!» Жить, а не существовать, опасливо пробираясь тропками судьбы, принимать решения, наслаждаться каждой минутой, не беспокоиться впустую.
В конце концов, она договорилась о встрече со своим адвокатом на завтрашнее утро и заварила себе какао, надеясь, что оно поможет ей выспаться лучше, чем вчера.
Возможно, именно из-за того, что Шарлотта была слишком рассеяна или наоборот слишком сосредоточена на своих мыслях, она не увидела, что другой водитель не обратил внимания на красный сигнал светофора и выехал ей навстречу.
Потом она сидела в дымящейся разбитой машине с рулем, почему-то врезающимся в ее солнечное сплетение, и смятой, выгнувшейся вовнутрь дверцей. Дыхание давалось через боль. Шарлотта где-то читала о том, что если сломанные ребра прорвут легкие, то они наполнятся кровью. Но крови пока было немного, если не считать той, которая стекала с ее лба. Наверное, порезалась, когда разлеталось вдребезги лобовое стекло.
